Впрочем, это не так уж и важно. Деньги сами по себе значили в ее жизни мало. На что их было тратить? Ведь жены прихожан всегда, как коршуны, следили за ней, супругой своего проповедника. Малейший намек на расточительство, на потворство своим прихотям был бы незамедлительно замечен. Деньги были для нее всего лишь еще одним признаком ее власти над теми глупцами, которые давали их ей, свидетельством того, что они сделают все, что она попросит.

Пожалуй, Натэниэл — особый случай. У него очень много денег, намного, намного больше, чем у тех, кто был до него, и он все еще пытается упираться, не дает ей взять над собой полную власть. Какой будет триумф, когда она заставит его открыто предать и жену, и собственного брата. И как они все будут корчиться!

Лили вынула из ящика конверт. Она вернет ему эти деньги и скажет, что только что узнала о подаренном рояле и бесплатных уроках. Он не должен думать, что достаточно нескольких долларов, чтобы удовлетворить ее. Так легко он не отделается.

Чесс постаралась, чтобы ее голос звучал бодро.

— Знаешь, Нэйтен, сегодня мистер О’Брайен сказал мне потрясающую вещь. По его словам, Джордж Вандербильт собирается установить в своем доме под Эшвиллем такое оборудование, которое будет зимой обогревать его, а летом, наоборот, охлаждать. Ты, кажется, не видел этих устройств, когда ездил в Эшвилль в последний раз. Нельзя ли как-нибудь о них разузнать? Если бы мы смогли использовать их в Хэрфилдсе, он стал бы верхом совершенства.

Чесс говорила, не поднимая глаз от своего вышивания крестиком, которое у нее, как всегда, не получалось. Она не могла смотреть на Нэйтена. Хитрить она не умела и понимала: по ее лицу он мог бы заметить, что она завела этот разговор с одной-единственной целью — пробудить в нем интерес к чему-то новому. Нэйтен всегда, сколько она его знала, был страстно увлечен каким-нибудь новым проектом. После того как этот проект осуществлялся, и недели не проходило, как он загорался следующим. Так было всегда — вплоть до последнего времени. Уже несколько месяцев, как он перестал чем-либо интересоваться.

— Не могу себе представить подобную машину, — сказал Нэйт.

В его голосе слышалось любопытство. Чесс решилась поднять взгляд и посмотреть на него.

Он слегка сдвинул брови, и в глазах у него появилось мечтательное выражение.

Чесс украдкой скрестила указательный и средний пальцы, чтобы не сглазить удачу.

— Если уж ехать, то лучше всего прямо завтра, — пробормотал Нэйт. — Скоро в горах выпадет снег, если уже не выпал.

Он надеялся, что снег уже покрыл землю. Снег такой чистый. И в горном воздухе тоже есть что-то очищающее. Он пронизывает, заставляет человека встрепенуться, ожить. А как далеко там видно — на многие мили, и кругом, на сколько хватает глаз, одни только горы и леса и огромное, необъятное небо. Этот холодный, прозрачный, чистый горный воздух дышит свободой.

Чесс вела Гасси из одной комнаты Хэрфилдса в другую. Собственно, комнат как таковых еще не было — были только деревянные каркасы будущих стен.

— …А это утренняя комната. Она так называется потому, что находится на восточной стороне и утром в нее льются солнечные лучи. Вот там будет стоять стол, за которым мы будем завтракать. Он будет небольшим, только для нас троих, намного меньше того большого стола, который мы поставим в столовой вместе со множеством стульев… Теперь иди сюда, Гасси: это оранжерея. В оранжерее моей матери росли апельсиновые и лимонные деревья, так что у нас всегда был апельсиновый и лимонный сок. И цветы тоже — всю зиму. Ты поймешь, что это такое, только когда сама сможешь вдыхать аромат цветущего жасмина, в то время как все вокруг будет сковано морозом… А за этой дверью…

— А когда сделают лестницу? Правда, я уже слишком взрослая для того, чтобы съезжать по перилам.

Чесс подняла брови.

— Так значит, ты считаешь, что взрослым это не положено? Лично я непременно съеду с ветерком, как только перила будут готовы.

— Мама, это ты серьезно?

— Провалиться мне на этом месте.

Гасси порывисто обняла мать за талию и так стиснула, что у нее занялся дух.

— Я люблю тебя, мама.

— И я люблю тебя, Гасси, — задыхаясь, вымолвила Чесс.

Она надеялась, что не сломает себе шею, упав с лестницы. Какой черт ее дернул ляпнуть такое? Наверное, это от радости и огромного облегчения. С тех пор как Нэйтен уехал в Эшвилль, прошла уже целая неделя. Значит, машины мистера Вандербильта действительно заинтересовали его.

Лили обкусывала зазубрившийся край ногтя. Она была недовольна. Сама она не раз и не два использовала этот прием: под тем или иным предлогом уклонялась от встреч, чтобы в конце концов довести своего обожателя до исступления и заставить его беспрекословно повиноваться ее воле. Но с ней еще никто так не поступал. Да, сладить с Натэниэлом будет труднее, чем она предполагала. Как приятно будет заставить его ползать у ее ног.

Лицо Нэйта покраснело от холодного горного ветра. Из-за этого его голубые глаза казались еще ярче.

— Похоже, ты хорошо провел время, — сказала Чесс.

— Великолепно. Джордж Вандербильт все время повторяет это слово: «Великолепно». Он не без странностей, но, в общем, человек неплохой. Отлично разбирается в технике. Видела бы ты его водопроводную систему!

Чесс выслушала все о водопроводе и о многом другом. Как видно, в новом Хэрфилдсе будет больше современных усовершенствований, чем планировал Ланселот О’Брайен. А у него очень богатое воображение.

Нэйтен сделал глубокий вдох и сказал:

— В горах у меня было время подумать, и мне в голову пришла одна идея…

Чесс был хорошо знаком поддразнивающий тон, которым он произнес эти слова. Он явно был доволен собой. Это читалось и по его глазам. Она напомнила себе, что надо обязательно изобразить энтузиазм, независимо от того, что он сейчас скажет. Как хорошо, что он снова стал самим собой.

— Думаю, — протянул Нэйт, нарочно медля для пущего эффекта, — что летом тебе, мне и Гасси следует отправиться в путешествие. Тебе бы хотелось съездить в Лондон?

— Лондон? — Чесс была ошеломлена. — Лондон. Нэйтен Ричардсон, ради поездки в Лондон я готова продать дьяволу свою душу, а если ему покажется мало, то и твою тоже.

Замысел Нэйта был дерзок, но основан на железной логике. Он рассуждал так: английские компании ввозят табак в основном из Виргинии и Северной Каролины, затем в Англии изготавливают из него сигареты и продают большую их часть за границу. Сотрудничая с ним, они могли бы исключить две стадии этого процесса, связанные с большими расходами. Он выращивает свой собственный табак, тогда как их представителям приходится приобретать его на аукционах, конкурируя с другими покупателями. К тому же, если у тебя есть фабрики, расположенные рядом с источником сырья, отпадает надобность в его упаковке и перевозке на далекие английские фабрики. Правда, готовые сигареты все равно придется перевозить на большие расстояния, но Тихоокеанское побережье США стало теперь легко доступным благодаря трансконтинентальным железным дорогам, а оттуда лежит прямой путь к огромным британским рынкам на Востоке.

Все это относилось не только к табачным фабрикам, но и к хлопкопрядильным, и их владельцам Нэйт тоже собирался предложить сотрудничество. Но главное — это табак и сигареты.

— С тех пор как я начал свое дело, мне все время приходилось обороняться от Бака Дьюка. Мне удалось от него отбиться, но этого мне мало. Я хочу победить. Если мы с англичанами объединимся, то «Америкэн табэко компани» будет рядом с нами просто лилипутом.

— Ты думаешь, у тебя это получится, Нэйт? Скорее всего, в Лондоне никто даже не слыхал о Северной Каролине и не знает, где она находится.

— Тогда мне придется их просветить.

Надо будет многое сделать. Надо прикупить еще земли, очень много земли для выращивания табака и хлопка. Еще надо сделать подсчеты. Во сколько обходится изготовление сигарет и хлопчатобумажного текстиля в Англии и сколько оно будет стоить, если осуществится его план. Необходимо также изучить все юридические аспекты и внимательно прочитать торговые соглашения между Англией и США… Нэйт был наэлектризован своими грандиозными замыслами.