После ужина они сыграли партию в шахматы, и она снова переиграла его. Лорд Рэндал Стэндиш был раздосадован. Если в воскресенье все пойдет так же, как сейчас, он перестанет волочиться за этой провинциальной кузиной и переключится на женщину из своего собственного класса, играющую в любовные игры по тем правилам, которые он понимает.

После того, как Стэндиш ушел, Чесс еще долго сидела в гостиной. Почти во всем она была еще более наивной, чем казалась. Она перечитала горы книг, но мало сталкивалась с каверзами реальной жизни.

Однако она была вовсе не глупа. Когда Стэндиш изъявил желание увидеться с нею еще раз, она насторожилась. Утром он нанес ей визит из вежливости; это она понимала. Потом Нэйтен ловко вынудил его сопровождать ее в театр. Здесь тоже все понятно. Но почему он пригласил ее на ленч? Этого правила учтивости отнюдь не требовали, даже если речь шла о близкой родственнице, не говоря уже о какой-то дальней кузине, седьмой воде на киселе. И уж тем более не было надобности приглашать ее вторично после того, как первое приглашение было ею отклонено.

Неужели он с ней флиртует? Да нет, это просто нелепо, сказала себе Чесс. Ведь ей уже сорок три года. К тому же ни один мужчина никогда с нею не флиртовал. Она не из тех женщин, которые привлекают мужчин, и никогда такой не была.

Тогда почему же он так настойчиво приглашал ее? Быть может, его потешает ее провинциальная простоватость? Но он ни разу не дал ей повода почувствовать себя глупой или невежественной. Совсем напротив — с ним ей было спокойно и уютно. Вот только под самый конец вечера стало как-то не по себе, появилось странное ощущение, волнующее и непривычное. Ей начало казаться, что английский кузен любуется ею.

«Нет, Чесс, будь честна сама с собой. Дело не в любовании — тебе показалось, что он желает тебя. Вот что так тебя взволновало. Но зачем я ему — такому мужчине, как он?»

Чем больше она думала, чем больше вспоминала их разговор, выражение, мелькавшее на его лице, тем сильнее становилось ее смятение.

И тем сильнее ей хотелось поиграть с огнем. Рэндал Стэндиш был самым светским человеком, какого она когда-либо знала. И, безусловно, самым красивым. Удивительно, что при его худощавости он кажется таким мускулистым. Он немолод; его виски уже тронула седина, а от краев глаз веером расходятся морщинки.

Эти тигриные, топазовые глаза…

Чесс почувствовала, как по ее жилам разливается какой-то странный жар, опасная непонятная истома. Она постаралась подавить это чувство.

Друзья прозвали его Мефистофелем. Уже одно это говорит, что от него надо держаться подальше.

А что если — хотя это, конечно, немыслимо — что если он в самом деле находит ее привлекательной?

Как приятно было бы знать, что есть мужчина, который любуется ею и хочет завоевать ее. Она всегда была этого лишена, и теперь… Да, теперь ей этого хочется — ну и что такого? Что страшного, если она хоть один раз в жизни, ненадолго, поверит в то, что она желанна?

«Я знаю, что это неправда, но мне бы так хотелось почувствовать себя такой, даже зная, что это неправда…

Да, я хочу этого, очень хочу. В конце концов, в этом нет ничего дурного: ведь ничего не случится».

В субботу мисс Фернклиф в своем обычном энергичном темпе провела Чесс по Вестминстерскому дворцу, где размещался британский парламент, а потом, после легкого, изысканного обеда — по Вестминстерскому аббатству[41]. Под конец этой экскурсии Чесс захотелось лечь на надгробие Джеффри Чосера[42] и взмолиться о пощаде. Она совершенно выдохлась, так как ночью почти совсем не спала. Когда Чесс добралась до гостиницы, она уже еле передвигала ноги, и ее ответом на бодрое «Добро пожаловать» Нэйтена был жалобный стон. Впервые после того, как она вышла из детского возраста, Чесс легла спать днем и проспала целый час.

За ужином Нэйт рассказал ей о разговоре со своим банкиром.

— Завтра я еду в Манчестер. Все уже подготовлено: в начале следующей недели я встречаюсь с четырьмя из самых крупных хлопкопрядильных фабрикантов Англии.

Чесс уронила свой бокал. Пока три официанта проворно убирали осколки, Нэйт уверил ее, что ей совершенно не о чем беспокоиться. Ей и мисс Фернклиф осталось посетить еще множество музеев, к тому же нынче днем он заходил к ее кузену, и Стэндиш сказал, что с удовольствием присмотрит за ней.

— Так что ты по-прежнему сможешь ходить в оперу и на все пьесы, которые тебе захочется посмотреть. Ты даже не заметишь, что меня здесь нет. И потом, меня не будет в Лондоне всего несколько недель.

Когда в воскресенье они поехали на прогулку, Стэндиш сам правил экипажем. Это была небольшая коляска, выкрашенная в ярко-зеленый цвет, с красным кожаным сиденьем, на котором могли поместиться только два человека. Чесс пришлось поставить ноги на большую корзину с едой, которую он взял с собой.

— Погода солнечная, приятная, — заметил Стэндиш. — Мы устроим пикник прямо на пустоши.

Когда он открыл корзину, Чесс рассмеялась.

— Рэндал, да еды здесь хватило бы на целую армию… Но что это с вами?

— Абсолютно ничего.

Воздух был свежий, бодрящий и благоухал вереском.

— Я твердо решила наесться до отвала, — сказала Чесс. — Что вы порекомендуете мне из этого царского угощения?

Рэндал улыбнулся.

— Попробуйте все. Это наилучший подход к жизни.

Чесс последовала его совету. Большинство кушаний в корзине были ей незнакомы. Маленькие яички, которые, по словам Стэндиша, снесла птичка, называемая ржанкой. Черная икра рыбы, называемой осетром, холодный фазан, клешни омара, пироги с хрустящей корочкой и начинкой из различных сортов мяса и душистых трав.

— У вас в углу рта прилипла крошка, — прошептал Стэндиш. — Я сниму ее.

Прежде чем Чесс успела что-либо сообразить, его губы легко коснулись ее губ.

Губы у него были мягкие и теплые. И усы тоже были мягкие. Это удивило Чесс. Подстриженные волоски должны были бы быть колючими.

Все произошло так быстро, и поцелуй был так легок — а может быть, все это только плод ее воображения?

Но ее губы горели, словно их коснулся огонь. От жара их даже пощипывало. Чесс невольно дотронулась до них пальцами.

— Неужели вас никогда не целовал усатый мужчина? — спросил Стэндиш. Тон у него был поддразнивающий.

Чесс поглядела на него и почувствовала легкое головокружение. Солнечный свет, казалось, отражался от глянцевитой листвы ближайших деревьев, образуя сияющий ореол вокруг головы Стэндиша.

— Меня никогда не целовал ни один мужчина, — ответила она. — До этой минуты.

Лорд Рэндал хотел было засмеяться, но от выражения на ее лице у него вдруг сжалось горло. То, что она сказала, не могло быть правдой. Но он знал: это правда.

— Моя дорогая Чесс, — хрипло прошептал он.

Впервые в жизни он не знал, что сказать.

И тут она рассмеялась. Негромко. Весело.

— Лучше поздно, чем никогда, — сказала она. — Намного, намного лучше. Пожалуйста, поцелуйте меня еще, Рэндал. Мне это очень понравилось.

Он встал рядом с ней на колени и, нежно взяв в ладони ее лицо, наклонил голову, чтобы поцеловать ее. Осторожно, не раскрывая губ. Лорд Рэндал предполагал, что в романе с этой поразительной американкой найдет очаровательную новизну. Но то, что происходило сейчас, было не просто более или менее ново — нет, это было что-то абсолютно неизведанное. На какое-то мгновение ему даже показалось, что он испугался.

— Благодарю вас, — сказала Чесс.

Стэндиш провел указательными пальцами по ее скулам, потом по щекам, очертил подбородок, контуры губ. Ее дыхание сделалось чаще, глаза затуманились, веки наполовину опустились. Она ждала его поцелуя.

Он отвел руки и сел на корточки. Он мог бы овладеть ею прямо сейчас; он знал, как это сделать. Но он не знал, как это подействует на нее. Да и на него самого.