Услышав это, ее отец и мать переглянулись и вдруг захохотали, чем привели ее в полное недоумение.

Оскорбленная, она выбежала из гостиной и бросилась по лестнице наверх, в свою комнату.

— Я пойду мириться, — сказала Чесс.

Прежде чем выйти из гостиной, она заметила выражение, появившееся на лице мужа, и улыбнулась. Гасси говорила об огромных машинах, работающих на стройке у Вандербильта, машинах, способных чуть ли не за одну ночь возвести целый город, чтобы разместить рабочих, которые будут строить пресловутый дом.

«Уверена, что Нэйтен прибудет на эту стройку в окрестностях Эшвилля уже послезавтра», — сказала себе Чесс.

Она ошиблась на сутки. Нэйт отправился в Эшвилль следующим утром.

После обеда Чесс сидела в кресле-качалке и спорила с Доктором, который, вышагивая перед нею взад и вперед, упрямо отказывался напечатать в «Курьере» еще одну статью о «шекспировской драматической труппе».

— Мама…

Возле нижней ступеньки крыльца стояла Гасси. Лицо ее было смертельно-бледно и блестело от обильного пота.

Чесс вскочила на ноги.

— Девочка моя…

Гасси вскрикнула от боли и упала на колени. Потом ее вырвало с такой силой, что кусочки непереваренной пищи и струя какой-то противной желто-зеленой жидкости пролетели три фута, прежде чем упасть на землю.

Чесс бежала вниз по лестнице, крича Доктору:

— Бегите за доктором Кэмпбеллом! Скорее, скорее!

Чесс взяла свою дочку на руки и понесла ее в спальню на второй этаж. Гасси было уже почти десять, она была тяжелая, к тому же тело ее конвульсивно дергалось, и ее то и дело рвало.

— Про-ости, — прохрипела она, потом ее снова потряс припадок рвоты.

— Успокойся, моя крошка, успокойся, все будет хорошо. Успокойся, родная, мама тебе поможет. Милая моя, любимая, ангел мой ненаглядный…

Чесс уложила Гасси на кровать и положила руку ей на лоб, думая, что у нее жар. Но кожа Гасси была холодна. Холодна как смерть.

— Мама…

Чесс подавила в себе ужас.

— Твоя мама здесь, мой ангел, здесь, рядом с тобой. Сейчас придет доктор Кэмпбелл и даст тебе лекарство.

Гасси вдруг закричала, судорожно схватилась за живот, и ее опять вырвало какой-то водянистой темной жидкостью. Чесс закусила губу. «Надо сохранять спокойствие. Надо быть сильной, чтобы придать сил Гасси и унять ее страх. О, Господи, что же мне делать? Искупать ее? Нет, она замерзла, от купания ей может стать еще хуже. Я обниму ее, чтобы согреть». Чесс прижала Гасси к груди, но та захныкала и попыталась оттолкнуть ее слабыми руками. Чесс отпустила ее.

Она торопливо подошла к умывальнику, намочила водой полотенце и выжала его. Губы Гасси были облеплены сохнущей рвотой. Надо обтереть их, уж от этого-то не может быть вреда. Из-за гадкого запаха девочка чувствует себя еще хуже.

Гасси тихонько поскуливала, пока Чесс обтирала ей лицо. Глаза у нее были испуганные, и вместе с тем Чесс читала в них благодарность, от которой у нее разрывалось сердце.

— Все будет хорошо, детка, — сказала она. — Уже скоро. Я знаю, сейчас тебе очень плохо, но скоро станет лучше.

«Господи, пожалуйста, помоги», — мысленно взмолилась Чесс.

Арчи Кэмпбелл взбежал по лестнице, перескакивая сразу через три ступеньки. Он был молод, подвижен и до смерти боялся того, что могло ждать его на втором этаже.

Доктор Фицджеральд задержался внизу лишь для того, чтобы приказать слугам вымыть крыльцо и вычистить ковровую дорожку на лестнице, потом бросился в комнату Гасси. Резкая вонь рвоты остановила его в дверях. Он увидел Чесс в запачканном, дурно пахнущем платье, бледную от ужаса, но с улыбкой на лице, ласковой и полной бесконечной любви. Доктор Кэмпбелл склонился над лежащей на кровати девочкой.

— Здесь болит, Гасси? А здесь… здесь… здесь?

Гасси опять натужилась, надсадно засипела, и скудная жидкая рвота потекла по ее подбородку. Доктор Кэмпбелл пристально всмотрелся в темную струю.

— Тебе хочется пить, Гасси?

Гасси что-то невнятно просипела.

— Дайте ей воды в ложке, — отрывисто бросил доктор стоящей рядом Чесс.

Ее правая рука так тряслась, что ей пришлось придержать ее левой, чтобы не расплескать воду в ложке. Девочка жадно всосала ее в себя, потом вторую ложку. Внезапно ее снова вырвало.

— Миссис Ричардсон, — сказал доктор Кэмпбелл, — велите, пожалуйста, принести теплой воды. Я хочу обмыть Гасси.

— Позвольте сходить мне. — Чесс обернулась и увидела Доктора, стоящего в дверях. — Я скажу слугам.

«Да простит меня Бог, — подумал Доктор, — но я рад уйти». Он видел лицо Гасси. Ее кожа посинела.

Внизу не было видно ни души. Куда подевались слуги? Что же делать? Доктор стоял, парализованный нарастающей паникой. Потом он услышал могучий бас, доносящийся откуда-то из задней части дома, и торопливый топот тяжелых сапог.

Бобби Фред Хэмилтон отодвинул его в сторону и начал подниматься на второй этаж. Доктор заметил, что старый солдат пытается ступать на носки своих грубых, поношенных рабочих сапог. Это выглядело нелепо, но по какой-то непонятной причине вывело Доктора из состояния паники. Очнувшись от оцепенения, он поспешил в кухню, чтобы передать слугам распоряжение врача.

Молодой доктор Кэмпбелл пытался успокоить Чесс, но было слишком очевидно, что он не верит в благополучный исход.

— У нее в наличии все симптомы, о которых нам говорили в университете, — сказал он. — Я почти полностью уверен, что это холера. У этой болезни внезапное острое начало, но ее течение редко бывает продолжительным. Она почти всегда длится самое большее сорок восемь часов…

Он осекся. Чесс знала, что он недоговорил. Двое суток, а потом — смерть.

— Дайте старому Солдату взглянуть на свою девочку. — Огромная долговязая фигура решительно оттерла Чесс плечом в сторону и опустилась на одно колено возле кровати.

— Здорово, кавалерист, — тихо обратился он к Гасси и взял ее маленькую ручку в свою. — Говорят, у тебя живот заболел. Генерал Нэйтен Брэдфорд Форест всегда говорил, что уж лучше он проскачет сквозь тонну картечи, чем будет мучиться от боли в животе.

Он повернулся к Чесс, игнорируя молоденького доктора.

— У малышки холера, миссис Ричардсон. У нее вот-вот начнется понос. Несите сюда побольше простыней и полотенец. Я перевидел много больных холерой. Мы с вами вытащим Гасси, вот увидите.

— Ах да, да, диарея — вторичный симптом холеры, — промямлил доктор Кэмпбелл.

Солдат так на него посмотрел, что он запнулся и замолчал.

— У вас с собой есть опий?

Кэмпбелл торопливо схватил свою кожаную сумку.

— Дайте миссис Ричардсон горсть пилюль и горсть пакетиков с порошком, — скомандовал Солдат. — А потом дуйте отсюда, чтоб духу вашего тут не было.

Отдавая распоряжения Чесс, он говорил совсем по-другому, мягко.

— Переоденьтесь в чистое платье, миссис Ричардсон. Во что-нибудь веселенькое, чтобы Гасси было приятно смотреть.

Потом он направил все свое внимание на девочку. Он подсунул согнутую руку ей под голову и плечи, приподнял ее и начал ложкой вливать воду в ее полуоткрытый рот. Рука, держащая ложку, не дрожала.

Чесс вернулась через пять минут. На ней был розовый пеньюар, которым Гасси часто восторгалась, а под ним — только домашняя кофта и нижняя юбка. Корсет она сняла для большей свободы движений.

— Простыни и полотенца я отнесла в мою спальню, Бобби Фред. Надо будет перенести Гасси туда. Моя кровать выше, чем ее, и нам будет удобнее за ней ухаживать.

Солдат кивнул в знак одобрения. Чесс выглядела спокойной и сосредоточенной, готовой к бою.

Гасси вскрикнула, тело ее конвульсивно изогнулось, и кишечник исторг из себя струю зловонной черной жидкости и комочки кала.

— Помогите мне раздеть ее, — сказал Солдат. — Потом мы перенесем ее к вам.

Чесс вдруг подумалось: «Как это я раньше не замечала, какие огромные у Бобби Фреда руки?» Мысль была нелепая, шальная, но спасительная, ведь она мешала ей целиком отдаться ужасу, который она чувствовала, глядя на своего ребенка, бледного как смерть, с гримасой страха и боли на маленьком личике.