В конце концов они решили, что единственный выход — это начать производство своей собственной бумаги. Времени на строительство бумагоделательной фабрики у них не было, и Нэйт сказал, что купит уже готовую. Такую, где можно будет переналадить оборудование в соответствии с их потребностями. Такую, которая никогда не имела дел с табачными компаниями.

— Когда я ее найду, — заключил Нэйт, — то не стану торговаться, а сразу же куплю.

Его лицо вдруг просияло.

— Слушай, Чесс, а что если нам купить еще и целлюлозный завод? Да и собственная газета Стэндишу бы не помешала.

Чесс ощутила такой прилив любви, что ей показалось: еще немного, и у нее разорвется сердце.

Как всегда, когда Нэйт брался за какое-нибудь дело, действия его были энергичны, стремительны и обречены на успех. 1 мая 1892 года рекламные плакаты и газеты во всех городах Америки раструбили новость о «королевских» сигаретах. Причем раструбили в буквальном смысле слова. На всех объявлениях был изображен стройный юноша в костюме пажа, трубящий в длинный горн с привешенным к нему вымпелом. На вымпеле была помещена надпись, оповещающая о новинке, а также изображение новой, «королевской» пачки сигарет «Кэсл». В самых крупных городах страны на углах улиц появились музыканты в ярких старинных костюмах, играющие на настоящих медных горнах, а рядом молодые женщины в соблазнительных нарядах французских поселянок раздавали прохожим бесплатные пачки «королевских» сигарет.

Доктор Фицджеральд прислал Нэйту и Чесс поздравительную телеграмму:

НЕВЕРОЯТНЫЙ УСПЕХ ТЧК ДАЖЕ БЕЗ МЕНЯ ТЧК ОТЛИЧНАЯ РАБОТА ТЧК БРАВО ТЧК СКУЧАЮ ПО ВАС ТЧК ДОКТОР.

Чесс написала ему длинное теплое письмо и вложила в конверт первый номер новоиспеченной стэндишской газеты «Курьер».

«В ней пока всего четыре страницы, и она выходит только раз в неделю, но Вы же знаете Нэйтена: он на этом не остановится», — написала она на первой полосе над заголовком. — Возвращайтесь домой и станьте нашим Джеймсом Гордоном Беннетом[25] — только вы, разумеется, будете лучше».

ЗАКОЛИТЕ ОТКОРМЛЕННОГО ТЕЛЬЦА ДЛЯ ВСТРЕЧИ БЛУДНОГО СЫНА ТЧК ПРИЕДУ 2 ИЮНЯ ТЧК ДОКТОР

Первый номер «Курьера» под редакцией Доктора вышел в свет под заголовком: «ОДНА ЗАБАСТОВКА — И ТЫ УВОЛЕН!» На первой полосе был помещен полный текст речи, которую Нэйт произнес перед рабочими всех предприятий «Стэндиш сигарет компани», собранными по такому случаю вместе, Во время этой речи они сидели на трибуне ипподрома, а он стоял на скаковом поле, облокотившись на ограждение.

«Пять или шесть лег назад некто по фамилии Гомперс[26] возомнил, что если много людей собьется в шайку, то они смогут навязать свою волю всем остальным. Ему следовало бы зваться не Гомперсом, а Громперсом, потому что именно к этому он призывает: громи хозяев. Громить он собирается с помощью выдуманной им штуки, именуемой «профсоюз». Этот самый «профсоюз» действует следующим манером. Несколько типов, у которых нет работы, если не считать той грязной работенки, которую они выполняют для мистера Громперса, разъезжают по стране и охмуряют тех, у кого работа есть. Они говорят: ребята, объединяйтесь, а потом откажитесь работать, тогда ваш хозяин ужасно перепугается, что его фабрика не сможет выполнить заказы, и в придачу к воскресенью предоставит вам еще один выходной день — субботу, вдвое увеличит вам зарплату и вообще сделает все, что вы захотите. Это называется забастовкой.

Еще раз напомню: у мистера Громперса нет работы и у его организаторов — тоже. Знаете, на что они живут? Сейчас я вам скажу. Все, кто вступает в их профсоюзы, должны платить из своего кармана за эту великую привилегию: состоять в профсоюзе и делать то, что приказывает мистер Громперс. Нетрудно догадаться, на что тратятся эти деньги.

Я не собираюсь призывать вас облегчить свои карманы и отдать мне часть своих кровных денег, заработанных честным трудом. По мне, лучше уж просадите их на скачках, поставив на какую-нибудь тихоходную лошадь. Так я заработаю на вас еще больше, а именно это мне и надо, потому что никакая прибыль не бывает лишней. Пока что подручные мистера Громперса еще не добрались до Северной Каролины. Они уже побывали в Канзасе, в Иллинойсе, в Нью-Йорке и недавно добрались до Пенсильвании. Один из забастовщиков подстрелил мистера Фрика, тамошнего фабриканта. Правда, не до смерти, но все же вряд ли мистеру Фрику это понравилось.

Я не хочу, чтобы кто-нибудь из вас подстрелил меня, и вообще не хочу никаких забастовок. Поэтому я обращаюсь к вам еще до того, как сюда явятся прихвостни Громперса и начнут сбивать вас с толку. Профсоюз — штука паршивая, и я вам объясню почему. Во-первых, вам придется платить членские взносы вместо того, чтобы приятно проводить время на субботних вечерних скачках. Во-вторых, по закону Громперс обязан сообщить хозяину фабрики фамилии всех членов сколоченного им профсоюза. Так вот, едва только такой список поступит ко мне, как я тут же уволю всех, кто в нем значится. Нет ничего проще. На окрестных фермах полным-полно молодых парней, которые с радостью бросят свою нынешнюю работу, на которой им приходится трубить семь дней в неделю, а деньги получать только в конце сезона, да и то, если повезет. Они обеими руками ухватятся за ту работу, которая сейчас есть у вас, чтобы каждую субботу спокойно получать свой конверт с долларами и не зависеть от таких вещей, как засуха или нашествие жуков.

Я не думаю, что до этого дойдет. Вы слишком умны и понимаете, в чем ваша выгода. Но я не люблю ничего откладывать на потом, поэтому я решил заранее выложить свои карты на стол, пока между нами еще не начались недоразумения.

Вот и все, что я хотел сказать. Если кому-то что-то не ясно, пусть зайдет ко мне».

— Нэйт, вы стали таким же многоречивым, как Джул Карр, — пожаловался Доктор. — Между прочим, на первой полосе я собирался поместить другой материал — рассказ о блистательном новом главном редакторе «Курьера». Но все место заняла ваша речь.

— Бросьте, Доктор. Что такое для вас какая-то жалкая первая страница? Вам бы ее и на один зуб не хватило — да вы это и сами отлично знаете.

— Хорошо, что вы вернулись, — вступила в разговор Чесс. — Кстати, у меня для вас есть ужасная новость. Гасси решила стать журналисткой.

— Да что вы говорите? Я полагал, что она собирается стать паровозным машинистом.

— Вы отстали от жизни, Доктор. Жаль, вас тут не было, когда она желала стать жокеем. Но эта стадия уже позади. Теперь она намерена пойти по стопам Нелли Блай[27], но хочет побить ее рекорд. Гасси планирует объехать вокруг света еще быстрее — за пятьдесят дней. Или стать президентом Соединенных Штатов — она отдает предпочтение то первому, то второму в зависимости от настроения.

— Вы меня пугаете. А где сейчас обретается неустрашимая мисс Ричардсон?

— В гостях у своей подруги Элли Уилсон. У ее родителей есть в горах летний домик.

— Может статься, Гасси встретит там Джорджа Вандербильта и, устрашив его, заставит на себе жениться?

Все были наслышаны о последней и самой грандиозной причуде Вандербильтов. Джордж, тридцатилетний холостяк, купил в Северной Каролине несколько тысяч акров земли и строил там дом, который, как утверждали некоторые, должен был стать самым большим зданием в мире.

— Да поможет Бог бедному Джорджу, — сказал Нэйт.

Но в глубине души он был убежден, что даже Вандербильт недостаточно хорош для Гасси.

Когда она вернулась домой, чтобы не пропустить скачки, концерт городского оркестра и фейерверк, которыми жители Стэндиша намеревались отметить День Независимости — 4 июля, то почти сразу же заговорила о Джордже Вандербильте.