— Но я собиралась пойти поиграть в ножички с Солдатом. Я ему обещала.
— Это он тебе обещал, не выдержав твоих приставаний. Я ведь там была и слышала, разве ты не помнишь? Может быть, ты научишь Марту играть в ножички?
— Ха! Она заскулит и убежит со всех ног, едва я покажу ей нож. Ей нравится только одно — смирно сидеть на одном месте, как пай-девочки из книжек, и играть в какую-нибудь ерунду вроде китайских шашек. Она ужасно нудная.
В глубине души Чесс была согласна с дочерью. Она тоже находила своих новообретенных родственников скучными. Гидеон не интересовался ничем, кроме вербовки новых членов в методистскую общину Стэндиша, а Лили была такой приторной, что Чесс едва ее выносила. Определение «нудные» и впрямь подходило к ним как нельзя лучше. Ко всем, кроме пятнадцатилетней Мэри. Сказать, что она нудная, значило бы польстить ей. Она была до того тихая, что просто сливалась с мебелью, так что казалось, будто ее здесь и вовсе нет.
Тем не менее мисс Мэри была на седьмом небе от радости, что ее любимый сын снова с ней. По крайней мере она была счастлива. Что касается Нэйтена, то он вел себя странно. Казалось, он совершенно забыл, что в городе поселился его старший брат.
* * *
Нэйт страдал, как грешник в аду. Он сидел в доме пастора на жестком, крытом бархатом канапе. Рядом с ним, совсем близко, сидела Лили. В ее широко раскрытых васильковых глазах блестели непролитые слезы.
— Боюсь, ты думаешь, что я очень скверная, если послала тебе ту записку, — проговорила она. Ее голос дрожал.
— Нет. Вовсе нет. О чем ты хотела со мной поговорить?
Он не мог смотреть Лили в глаза. Она такая красивая! Ее золотые волосы были заправлены под белый кружевной чепчик, но несколько локонов свободно ниспадали, лаская виски и шею. От нее пахло розами.
— Мне больно, что ты избегаешь нас, Натэниэл. Чесс и Гасси часто ходят к нам в гости, но ты так ни разу и не пришел. Может быть, я чем-то тебя обидела?
Нэйт не выдержал и поднял взгляд на ее лицо. И, как много лет назад, вновь увидел то, что жаждал всем своим существом. Он не замечал тех едва приметных следов, которые оставило на ней время. Его ладони взмокли, так сильно ему хотелось прикоснуться к ее молочно-белой коже. Он ненавидел себя за острое, властное желание овладеть ею, осквернить ее небесную чистоту. Он ничего не мог ей ответить, не мог выдавить из себя ни единого звука.
Лили накрыла его руку своей, и его будто ударило током.
— Скажи, что не питаешь ко мне неприязни, Натэниэл. Твоя враждебность сделала бы меня еще несчастнее, а я и без того несчастна.
Из ее правого глаза выкатилась слезинка. Нэйту безумно захотелось слизнуть ее, ощутить языком ее солоноватый вкус.
— Я отношусь к тебе хорошо, — с трудом выдавил он. — Я не хочу, чтобы ты была несчастна.
Лили сдавленно всхлипнула. Кружева на ее полной груди задрожали.
— Ты не виноват в том, что я несчастна, Натэниэл. Во всем виновата я сама. Ты пытался предупредить меня, но я не желала тебя слушать. Мне не следовало выходить замуж за Гидеона, мне надо было дождаться тебя. Ты мне нравился тогда больше всех, помнишь, как я тебе это сказала?
Она повернулась к нему всем телом, заглянула в его глаза.
— Помнишь нашу встречу? Я ее никогда не забывала.
Ее пальцы коснулись его запястья, потом поползли выше, под манжету рубашки, и наконец остановились на том месте, где бешено бился его пульс.
— Я все время о тебе думаю, — прошептала она и всем телом подалась к нему. Ее теплый розовый полуоткрытый рот оказался совсем близко от его жаждущих губ.
Нэйт больше не владел собой. Его рука обвила ее, его губы слились с ее губами, впились в них в отчаянном сокрушительном поцелуе. Он с силой втянул в себя ее язык, тот коснулся его зубов, его языка и заметался в его рту, посылая волны сладострастия по всему его телу. Потом его губы жадно приникли к ее горлу, и он ощутил под ними учащенное биение ее крови. Ее руки обняли его, пальцы царапнули шею, вцепились в его волосы.
— Я хотела, хотела, — выдохнула она, — но до сих пор не знала, чего… Теперь я знаю: я хотела вот этого, хотела тебя. Я всегда… всегда… каждый день… О да, да, Натэниэл, это как раз то, чего я хочу.
Он положил ладонь на ее мягкую грудь и почувствовал, как напряжен ее сосок под тонкой тканью платья.
Лили застонала, потом ее пальцы отпустили его волосы, молнией метнулись к корсажу, расстегнули крошечные пуговицы.
— Поцелуй меня, Натэниэл. Поцелуй сюда.
Она раздвинула свой корсаж и приподняла ладонями обе белые груди, предлагая их ему. Нэйт схватил губами торчащий красный сосок.
Ее рот вплотную приблизился к его уху.
— Я еще никогда, никогда не знала такого блаженства… никогда не чувствовала… не делала этого раньше. О, как чудесно! Я горю как в огне, и хочу, чтобы ты жадно пожирал меня. Лижи мои груди, мой любимый, соси их, сделай мне больно, искусай мою плоть, оставь на ней след в знак того, что я принадлежу тебе. Потому что я твоя, всегда была твоей.
Каждый ее вдох и выдох отдавался в его ухе, как крошечный жаркий взрыв. Ладони Нэйта обхватили ее талию, потом двинулись выше, оттолкнули ее руки и принялись ласкать мягкие, нежные полушария, которые снились ему столько лет.
Лили вдруг схватила его голову, оторвала ее от своей груди, приподняла и заставила его посмотреть ей в лицо.
— Ты хочешь меня? — хрипло спросила она.
— О, Господи Боже, да! Да, я хочу тебя.
Она поцеловала его в губы, продолжая сжимать ладонями его голову; ее язык словно дразнил его. Его руки продолжали сжимать, тискать, ласкать ее обнаженные груди.
Маленькие зубки Лили впились в его нижнюю губу, слегка дернули ее, потом отпустили.
— Нам надо встретиться в каком-нибудь другом месте, Натэниэл. То, что мы делаем — безумие, ведь сюда могут войти в любую минуту. Тогда я буду обесчещена.
Она накрыла ладонями его руки и еще крепче прижала их к своей плоти.
— Мне все равно, — шепнула она. — Все равно, буду я обесчещена или нет. Я никогда не чувствовала ничего похожего. Я не в силах от этого отказаться.
Ее слова проникли сквозь красную пелену, застилавшую сознание Нэйта, и он отшатнулся, охваченный ужасом. Он должен, обязан защитить Лили вопреки властному зову своего желания. Неуклюжими, непослушными пальцами он попытался застегнуть пуговицы на ее платье. Она тяжело дышала, и края корсажа все время выскальзывали у него из рук.
Нэйт умоляюще посмотрел на нее. Веки Лили были полуопущены, припухшие губы полуоткрыты, так что виден был ее розовый язык. Она шевельнула им, облизнула губы, и они заблестели влажным блеском. От вожделения у Нэйта закружилась голова.
Он встал, пошатнулся, как пьяный, и с трудом отвел от нее глаза.
— Я должен уйти.
Он никогда еще не ставил перед собой такой трудной задачи. Но он должен уйти от нее. Ради ее же блага.
Лили проворно застегнула корсаж, встала и шагнула к нему.
— Так где мы встретимся? Я умру, если не увижу тебя снова.
Нэйт схватился за голову, пытаясь хоть немного прояснить свои мысли, заставить себя думать.
— В клубе на ипподроме, — произнес он наконец. — Он закрыт, когда нет скачек.
— Я буду ждать тебя в парке, около эстрады для оркестра.
— Да, да, это подходит. Все подумают, что я показываю тебе город.
— До завтра.
— Да.
Его раздирали противоположные, несовместимые друг с другом желания. Он чувствовал, что должен уйти, но все в нем восставало против этого. Ее близость обжигала его, словно горящая головня, и он боялся, что если еще раз взглянет на нее, то не выдержит и овладеет ею прямо сейчас.
Лили положила руки ему на плечи.
— Тебе нельзя выходить в таком виде, ты такой растрепанный.
Она одернула лацканы его пиджака, поправила галстук, застегнула на нем жилет. Ее бедро коснулось его болезненно напряженного пениса, и из него брызнула горячая струя спермы и потекла под штанами по внутренней стороне ног.