Другое, более радикальное крыло польского национально-освободительного движения требовало немедленной независимости для Польши и возвращения ей восточных территорий в Литве и Белоруссии, утраченных в XVIII в.

В течение года на улицах польских городов проходили демонстрации с национальными лозунгами. Своей кульминации этот процесс достиг летом 1862 г., когда польские радикалы попытались убить Велопольского и русского наместника в Польше великого князя Константина.

Чтобы уменьшить число сторонников радикального крыла в польском освободительном движении, Велопольский объявил призыв польской молодежи в российскую армию. Но потенциальные рекруты не спешили являться на призывные пункты. Они уходили в леса и формировали партизанские отряды.

Восстание началось в январе 1863 г. и длилось более года. В отличие от восстания 1831 г. здесь не было крупных сражений. На этот раз война была партизанской, и многое в ней зависело от позиции крестьян, которая оказалась неоднозначной. Некоторые крестьяне поддерживали восставших, помогали им продовольствием и информацией, но большинство все-таки держалось в стороне. Крепостные крестьяне не ощущали личной заинтересованности в польском национальном вопросе. Многие были уверены, что русское правительство освободит их от крепостничества на более выгодных условиях, чем их собственные помещики⁴⁷.

Возможно, именно по причине нейтрального поведения большинства крестьян русской армии удалось восстановить контроль над ситуацией и подавить восстание. Лидеры восстания были схвачены и казнены. Однако сам факт восстания поставил под сомнение основные направления правительственной программы реформ — расширение местного самоуправления, поддержку образования, ослабление цензуры и т. д.

На повестке дня опять встал вопрос об усмирении Польши. Советники Александра II высказывали по этому поводу самые разные мнения Министр внутренних дел Валуев и министр иностранных дел Горчаков выступали за продолжение сотрудничества с польской аристократией. Это означало, что польские землевладельцы остаются господствовать в регионе. Российское правительство имело право преследовать только явных бунтовщиков.

Военный министр Милютин считал, что польские помещики доказали свою оппозиционность по отношению к России, поэтому они должны быть безжалостно экспроприированы и лишены власти. Польскими имениями должны управлять русские помещики, а сама Польша должна быть русифицирована.

Это был новый подход к польской проблеме. Он обходил национальную аристократию и стремился к превращению империи в единое национальное государство, ответственное за благосостояние населения в целом. Такие перемены в политике Российской империи имели далеко идущие цели. Один из оппонентов этой политики, Александр Кошелев, заметил: «Невозможно действовать в одной части страны в духе радикальной демократии, а в остальных ее частях придерживаться других, более здоровых принципов»⁴⁸.

В конце концов была принята программа, предложенная Милютиным. Сотни польских аристократов были сосланы в Сибирь. Их земельные владения передали русским помещикам. Царское правительство освободило польских, а заодно белорусских и украинских крепостных крестьян на более выгодных условиях, чем русских. Польские крестьяне получили в свободное пользование участки земли. Помещикам была выплачена компенсация.

Польские сельские окружные советы, гмины, включали в себя все слои населения. Гмин не был исключительно крестьянским институтом, как, например, община в России. В конечном итоге все эти мероприятия заложили основу для межклассового гражданского сознания поляков, в то время как в самой России межклассового гражданского сознания еще не было⁴⁹.

Непосредственные результаты подавления польского восстания 1863 г. отрицательно сказались на польской нации. Остатки статуса независимости Польши были ликвидированы. Бывшее Великое княжество теперь официально именовалось Вислинским краем России. Польские чиновники были заменены русскими. Официальным языком стал русский. Польской католической церкви было запрещено поддерживать переписку с Ватиканом, а епископы, не подчинявшиеся этому запрету, смещались со своих постов. В Литве и Белоруссии шло насильственное обращение униатов в православную религию⁵⁰.

Русская интеллигенция искала научно обоснованную доктрину, которая смогла бы помочь ей служить народу. Наиболее подходящим оказался социализм. В Европе он уже существовал в самых разнообразных формах. В России они приобретали новые черты.

Русский вариант социализма воспринял долго подавляемый национальный миф о «святой Руси» — носительнице истинного христианства, который придал социализму в России мессианскую направленность.

Русский социализм также вобрал в себя традиции круговой поруки (общей ответственности). Эти традиции были усилены и расширены в послепетровском государстве. Идеалом русских социалистов были самостоятельная, уравнительная для всех участников крестьянская община и рабочая артель.

Первым мыслителем, сумевшим сформулировать своеобразие русского подхода к социалистической революции, был Михаил Бакунин. Он происходил из семьи богатого тверского помещика. Однако Бакунин мало общался с крестьянами в своем поместье. К социализму его, как и многих его современников, привела немецкая философия. Особое впечатление на молодого Бакунина произвела философия Гегеля, придававшая вселенское значение идеологической и политической борьбе. Политическая борьба, по Гегелю, была тем средством, благодаря которому человечество вместе с Абсолютным Духом, или Богом, придет к полному самопознанию и примирится с собой. Бакунин верил в то, что революция неизбежна в России. Она должна наступить тогда, когда диалектические противоречия, накопленные человечеством, достигнут своей кульминации и в конце концов разрешатся в великом очистительном социальном конфликте. Сам Бакунин выразил это емкой, ставшей крылатой фразой: «Страсть к разрушению есть вместе с тем и творческая страсть!»⁵¹

Михаил Бакунин верил в то, что на русский народ возложена божественная миссия свершения революции, так как отчуждение народных масс от государства в России чрезвычайно велико. Во взглядах Бакунина был силен элемент русского и славянского национализма. Он утверждал, что славяне, сохранившие крестьянскую общину, способны на истинную солидарность, которую разрушает современное бюрократическое государство немецкого образца.

«Славяне, — писал Бакунин, — были по преимуществу племенем мирным и земледельческим… Живя отдельно и независимо в своих общинах, управляемых по патриархальному обычаю стариками, впрочем, на основании выборного начала и пользуясь все одинаково общинною землею, они… были все равны между собою, осуществляя, правда, еще только в патриархальном и, следовательно, в самом несовершенном виде, идею человеческого братства»⁵².

Михаил Бакунин был неглубоким и непоследовательным мыслителем. Он мало что мог сказать о том, когда может произойти восстание, и о практических политических его целях. Но его идеи были очень важны в тот период, потому что он определил крестьянскую общину как силу, которая сможет совершить тысячелетний переворот, смести безликую рациональную бюрократию по всей Европе и восстановить первозданную человеческую солидарность. «Русская демократия, — заявлял он, — своим пламенем поглотит мощь государства и осветит всю Европу кровавым заревом!»⁵³. Учение Бакунина получило широкое распространение во всем мире, но в России оно стало особенно популярным.

Михаил Бакунин был пламенным пророком революционного социализма. Александр Герцен был скорее сомневающимся мудрецом. События 1848 г. во Франции и Италии, свидетелем которых ему довелось стать, развеяли его иллюзии о спасительной роли Запада. Теперь Герцен возлагал надежды на традиции русской крестьянской общины, которая сможет защитить свободу без высоких каменных стен, без полицейских и судей в огромных белых париках.