Каким-то невероятным образом «Путешествие из Петербурга в Москву» проскользнуло мимо рук цензора и было анонимно опубликовано. Это произведение стало светочем в среде образованных людей России того времени.

Екатерина была очень встревожена и приказала разыскать автора. Радищев был арестован, лишен всех чинов и званий, обвинен в мятеже и приговорен к смерти. Позднее Екатерина заменила этот приговор десятью годами ссылки в Сибирь.

«Путешествие из Петербурга в Москву» Александра Радищева дало начало особенности русской литературной традиции XIX в., сочетавшей в себе реализм, совестливость и критику существующего общественного устройства⁶⁷.

К концу XVIII в. в сознании русских дворян пустили корни новые общественные веяния и связанная с ними культура. Другие сословия российского общества продолжали жить по-старому. Чтобы уничтожить брешь, образовавшуюся между дворянами и другими общественными классами, монарх мог избрать два альтернативных пути: он мог и дальше утверждать и укреплять права дворян в надежде на то, что постепенно они станут законодательной нормой для всех граждан общества, или же, наоборот, используя свою единоличную власть, он мог ограничить привилегии дворян и установить в обществе такой порядок, при котором возможны были бы равенство и справедливость.

Первый подход, вполне вероятно, оказался бы более эффективен, но усилил бы существующее неравенство и несправедливость, а второй был бы значительно труднее — он потребовал бы отмены крепостного права и сокращения тех свобод, которые до тех пор были доступны только дворянству. Он подразумевал также замену системы протекций, поддерживаемой древнейшими дворянскими фамилиями.

И тем не менее Павел начал наступление на права дворян. Он отменил дворянские собрания, лишив их права выбирать местных чиновников, которых теперь должен был назначать он сам. Помещичьи земельные владения облагались налогами так же, как и любой клочок крестьянской земли. Освобождение дворян от государственной службы тоже было отменено. Отныне их можно было подвергать телесным наказаниям.

Дворяне, по замыслу Павла, должны были стать вровень с другими общественными сословиями России. Для контроля за осуществлением этой программы и предотвращения антиправительственных дворянских заговоров Павел создал свою разведывательную службу, которая тогда называлась «тайная экспедиция».

Было также восстановлено право крестьян подавать монарху петиции о плохом с ними обращении. Павел был первым правителем, наложившим законодательные ограничения на обязанности крестьян. Он запретил помещикам принуждать крестьян работать по воскресеньям.

В то же время Павел попытался изолировать Россию от влияния Французской революции. Был запрещен ввоз иностранных книг и журналов и наложен запрет на зарубежные поездки, ставшие привычными для молодых аристократов, получавших образование за границей.

Если бы такая политика просуществовала длительное время, она могла бы уничтожить уникальную русскую аристократическую культуру и лишила бы Россию возможности принимать полноценное участие в европейской дипломатической жизни.

Павел был непоследователен в проведении политики социального равенства. Он подобно своей матери щедро одаривал фаворитов землей и крестьянами. Не вызывает сомнений, что нрав у Павла был неуравновешенным, он был подвержен сильным вспышкам гнева. Его душевное расстройство, если оно действительно существовало, отражало ситуацию, сложившуюся в правящем лагере Российской империи. Непомерные требования властвующих персон противоречили их ограниченным возможностям.

Дворяне, и особенно гвардейские офицеры, были оскорблены наложенными на них ограничениями. В 1801 г. генерал-губернатор Санкт-Петербурга граф Петр Пален организовал против Павла заговор гвардейцев. Монарх был убит.

Деятельность Павла убедительно доказала тот факт, что в России политика, направленная на отмену существующих привилегий, разрушение системы отношений, основанных на покровительстве, и способствующая установлению равенства, обречена на провал¹.

Александр I, наследовавший престол после Павла, также пытался бороться со всемогуществом системы покровительства, но абсолютно другим способом: не путем деспотизма, а путем введения соответствующих законодательных норм. Его правление было не менее важной вехой в истории России, чем эпоха Петра I. Настало время, когда «регулярное» государство начало обретать свои черты, когда высшие правительственные чиновники начали понимать необходимость установления нового, более справедливого и законодательно гарантированного общественного порядка.

Сенатское управление оказалось громоздким и неэффективным во многих отношениях, но оно породило ожидание законности и вызвало чувство, что широко распространенная система личного покровительства и личной прихоти является незаконной. Большое количество прошений, скопившихся в сенатских папках, свидетельствовало о том, что люди всех сословий считали Сенат верховным арбитром в решении своих проблем².

Время, в которое правил Александр I, бросило ему серьезнейший вызов — наполеоновское вторжение 1812 г., но также и предоставило прекрасную возможность для реализации своих идей, так как российское общество переживало небывалый патриотический подъем, которого не переживало в течение двух столетий. Это было время, когда правительство, общество и массы могли бы более тесно объединиться на основе правовых норм. Этого так долго ожидали и желали многие образованные люди России. И, когда ничего подобного не произошло, они испытали горечь и разочарование. В такой ситуации вопрос «Кто виноват?» казался самым назревшим.

В начале правления обстоятельства благоприятствовали Александру. Он совсем не был похож на своего предшественника Павла. Учтивый, очаровательный человек, любимец своей великой бабки и последователь философии Просвещения, Александр был обласкан элитой русского общества. Его учителем был швейцарский республиканец Фредерик Цезарь Лагарп. Екатерина II сама выбирала внуку учителя, и республиканец Лагарп, сторонник гражданского общества, основанного на правовых нормах, был отнюдь не случайной персоной.

Александр находился под большим впечатлением от учения Лагарпа, но привнес в свою преданность этому учению известную долю разочарованности, говорившую о некоторой двойственности личности монарха. Он чередовал жесткую властность с уступчивостью и готовностью пожертвовать своей властью в пользу представительных государственных учреждений.

Александр I говорил своему учителю, что надеется создать конституцию и представительное собрание, которые заменят его единоличную власть. А сам он намеревался «удалиться в какое-нибудь тихое место, где жил бы счастливо, с чувством удовлетворения наблюдая растущее благосостояние своей страны». Столь необычные для русского монарха рассуждения впоследствии заставили Николая Бердяева назвать Александра I «русским интеллигентом на троне»³.

Александр был одним из самых чутких и образованных людей своего поколения, но не мягкотелым эстетом. Деликатность и чувствительность в его характере сочетались с готовностью к жестким, иногда даже жестоким действиям, когда он считал это нужным. Необходимость сочетать в себе такие противоположные черты характера держала его психику в постоянном напряжении и заставляла быть скрытным. С разными людьми он обращался по-разному, в зависимости от их индивидуальности, никогда не открывая им себя до конца.

Но настала пора оправдать ожидания, возникшие при его восшествии на престол, и перед Александром I встала та же проблема, что и перед Екатериной II и Павлом. Он мог продолжать расширять и укреплять привилегии дворянства, уже обладавшего политической независимостью, в широком смысле пойти по пути английских вигов, или он мог пойти по пути французских якобинцев, распространив гражданские права на все слои населения. Нужно было также решить, каким способом реформы будут приведены в действие. Реформы, подразумевающие ограничение привилегий дворянства, вряд ли могли бы быть им же и выполнены. В этом случае неограниченная власть самодержца была особенно необходима. Но тогда мало бы что осталось от правовых норм и представительных учреждений.