Русское вторжение на Кавказ и строительство крепости на Тереке сильно повлияло на традиционный образ жизни коренных жителей и ускорило распространение ислама, который стал идеологией сопротивления. Идейной основой для формирующегося демократического исламского сопротивления стали суфийские братства.

Первоначально суфизм носил созерцательный характер, но на Кавказе в периоды иноземных вторжений тесные отношения между наставником (шейхом или муршидом) и посвященным использовались для разжигания коллективных военных действий.

Исконно кавказская иерархия и подчинение племенному бегу заменялись равенством, готовностью пожертвовать своей жизнью и преданностью Пророку. Суфисты не признавали племенную элиту и се компромиссы с царскими властями, поэтому традиционная русская политика заигрывания с местной знатью теперь только провоцировала широко распространенное сопротивление⁵⁵.

В 1785 г. первый лидер мусульманских повстанцев шейх Мансур объявил священную войну (газават) против неверных. Он обратился к северокавказским кланам с призывом оставить мелкие ссоры и во имя Аллаха объединиться для борьбы с захватчиками. Мансуру удалось собрать двадцатитысячную армию, которая осадила русскую крепость Кизляр, но не смогла захватить ее.

Несмотря на неудачу, действия Мансура сильно затруднили российскому правительству осуществление стратегических задач на Кавказе. Царские власти смогли обезвредить его только через шесть лет. Если бы Османская империя поддержала восстание Мансура, русское проникновение на Кавказе можно было бы предотвратить. Однако Мансур возглавлял Накшбандийское братство, а этому направлению суфизма турецкие власти не доверяли⁵⁶.

Решительное сопротивление кавказских народностей породило неуверенность и разногласия в русских правительственных и военных кругах. Одни считали, что следует продолжать вести проверенную тактику налаживания контактов с отдельными представителями аристократии и военными лидерами, задаривая их и постепенно подчиняя своей воле. Другие же считали, что единственный путь подавить сопротивление восставших кавказцев — решительные военные действия, а заигрывание со знатью только усиливает народную оппозицию.

Очевидно было одно: вряд ли можно было усмирить воинственных горцев в одночасье. Каждое действие, направленное на подавление сопротивления, должно было быть решительным, рассчитанным на длительную перспективу и требовало большого терпения⁵⁷.

Дела России на Кавказе шли очень неровно. Наиболее последовательным сторонником решительных мер был генерал Ермолов, губернатор Кавказа с 1816 по 1827 г. Ермолов пытался подчинить себе местных жителей, лишив их привычной среды обитания. По его приказу уничтожались леса и сжигались целые деревни. «Я хочу, — заявил он, — чтобы моим именем террор защищал наши границы надежнее крепостных стен». В периоды карательных экспедиций, которые посылал Ермолов, русские солдаты безнаказанно чинили насилия и мародерствовали.

Когда русский император упрекнул Ермолова в жестокости, генерал ответил ему: «…снисходительность в глазах азиатов — признак слабости, поэтому я непреклонно беспощаден и действую за рамками привычного представления о гуманности. Одна казнь спасает сотни русских от уничтожения и тысячи мусульман от измены»⁵⁸.

Казнили, разумеется, не только тех, кто был виновен, поэтому политика Ермолова на Кавказе разжигала пламя сопротивления. В 1834 г. выдающийся северокавказский вождь имам Шамиль поднял знамя хорошо подготовленного восстания. Шамиль был дагестанцем по происхождению, но обосновался среди чеченцев, славившихся среди горцев своей непокорностью. Шамиль объявил новый исламский закон и начал безжалостно претворять его в жизнь, пересмотрев наследственную иерархию, принятую у многих кавказских племен.

Он также использовал суфийские братства и их последователей для формирования вооруженных отрядов, в любой момент готовых напасть на русский сторожевой пост или конвой. Такие отряды приносили много вреда русским войскам. Они были очень мобильны, нападали неожиданно, а затем бесследно исчезали в горах и лесах.

Шамиль был неуловим. Несколько раз он был близок к уничтожению и захвату, но продолжал демонстрировать невероятную способность к возрождению. Он поднимал новые войска и снова и снова преследовал русских солдат.

Обращение Шамиля с вождями традиционных кланов было настолько грубым, что не все чеченцы безоговорочно поддерживали его лидерство. Еще в большей степени это касалось других кавказских народностей.

Репутация Шамиля начала меняться после того, как Османская империя не смогла поддержать его во время Крымской войны. Многие восставшие деревни сдавались русским войскам. В 1859 г. русским удалось взять штурмом цитадель Шамиля в горном ауле Гуниб, которую защищали теперь уже малочисленные, но все еще преданные ему отряды. Шамиль был захвачен в плен.

Его передали наместнику Кавказа князю А.И. Барятинскому со всеми военными почестями. Шамиля содержали под стражей в официальной резиденции, а затем ему было позволено совершить паломничество в Мекку. Так в многонациональных империях традиционно относились к уважаемому противнику.

После подавления восстания Шамиля дорога для русской армии была открыта. Она опять начала проводить систематические кампании по вырубке лесов, сжиганию посевов, разрушению деревень и строительству дорог. Особенно жестокими были действия русских войск в западной части Кавказа. Эти земли населяли черкесы, многочисленный народ, родственно связанный с Османской империей. Черкесы также, как чеченцы, оказали вооруженное сопротивление русской армии, но никто не пришел к ним на помощь. В 1864 г. сопротивление черкесов было полностью подавлено. Русские власти переселили черкесов на равнины, но по крайней мере 300 тысяч из них, а это половина всего населения, предпочли переселению ссылку и уехали в Турцию. По некоторым данным, около миллиона кавказцев предпочли ссылку⁵⁹.

На протяжении столетий русские власти пользовались методами, которые провоцировали свирепое сопротивление горских народностей Кавказа, что, в свою очередь, заставляло Россию проводить политику геноцида по отношению к горцам. Победа русских войск на Кавказе связана с первой массовой депортацией в современной истории, посеявшей в душах людей ненависть и постоянную жажду мести. Кавказский вопрос до сих пор остается незаживающей раной на теле русской политики⁶⁰.

Во второй половине XVIII — первой половине XIX в. движущей силой русского государства все еще оставалась личная зависимость. Сельские общины имели самоуправление и сами распределяли налоги, а также решали, кого отправлять на военную службу. Связующим звеном между государством и крестьянами были дворяне-землевладельцы, а там, где их не было, — полиция и войска. Государство получало доходы либо через управляющих имениями, либо через полицию и армию, либо через откупщиков, управлявших государственными питейными заведениями.

В каждом из этих случаев трудно было проверить, сколько именно приходилось на долю сборщиков налогов. Их жадность сдерживало только одно: боязнь потерять источник дохода. Придерживаясь этого ограничения, землевладельцы и государственные чиновники имели практически все, чего им хотелось, — и продукты, и рабочую силу — и в городах, и в деревнях. Отношения между Российским государством и его подданными мало чем отличались от тех, что существовали в кочевых империях и ханствах древности.

Будучи великой державой, Россия, возможно, не имела других средств для развития, кроме эксплуатации собственного населения и природных ресурсов. Однако к середине XIX столетия эти средства оказались недостаточными и непродуктивными, что поставило под угрозу существование России в качестве великой державы⁶¹.

Уже полстолетия многие государственные деятели предвидели такую опасность, понимая что критический момент не за горами. Настала пора найти более эффективные способы подчинения населения государственным институтам, которые будут управляться законом и финансироваться более справедливой системой налогообложения, открывая реальные источники обогащения государства.