— Ты, как всегда, говоришь очень убедительно. Если я все же решусь появиться на церемонии… — Стефан вздохнул и откинулся на подушки, понимая, что уже решился. «Лови момент», — сказал Анри, и сердце его забилось быстрее, окрыленное новыми надеждами. — Но дом Блуа никогда никому не уступал первенства, — продолжал он. — Я не стану присягать после Роберта.
— Никто и не предлагает тебе этого! — Аббат снова бросил взгляд на плотно закрытую дверь. — А теперь слушай внимательно, и я научу тебя, что нужно делать.
* * *
Две недели спустя утро на рассвете дня церемонии выдалось ясным и безоблачным. Когда колокола аббатства зазвонили к сексте, все лорды короля собрались в большом зале Вестминстера.
Роберт Глостерский в великолепной темно-синей мантии и тунике цвета индиго решительно направился сквозь толпу к Стефану. Тот хотел было сделать вид, что не замечает его, но Роберт схватил его за руку.
— Почему ты избегаешь меня, Стефан? Неужели ты затаил на меня обиду из-за того, что я должен принести присягу раньше тебя?
— Осторожнее, у меня рука повреждена. С чего бы мне затаить на тебя обиду?
— Не мне судить. Но порядок принесения присяги придумал не я, поверь мне.
Стефан знал, что Роберт не лжет, но не мог относиться к нему с прежней теплотой.
— Я все понимаю и ничего против тебя не имею. — Он чопорно поклонился, понимая, что причиняет Роберту боль, и направился к Анри, только что вошедшему в зал.
Аббат нахмурился.
— Что от тебя хотел Глостер?
— Ничего. Всего лишь дружеский жест, чтобы удостовериться, что я еще не задрал нос выше неба.
Аббат искоса взглянул на Роберта.
— После того как мы осуществим свой план, он не будет так дружелюбен. Надеюсь, ты не передумал?
— Уже десять раз успел передумать. Это огромный риск.
— Естественно, но… вот и герольды. Будь благословен, брат. — Он слегка коснулся плеча Стефана пальцами, унизанными богатыми перстнями, и присоединился к процессии священников.
Герольды, в торжественных, алых с золотом одеяниях, дунули в серебряные трубы. Пэры церкви выстроились в очередь для принесения присяги; за ними встали светские лорды в величественных придворных одеждах, подбитых мехом, и в сверкающих драгоценных украшениях. Во главе их, возвышаясь над всеми, стоял король Шотландии. Роберт встал у него за спиной, за ним — Стефан; за Стефаном подошли граф Честер, близнецы де Бомон и прочие знатнейшие лорды. Менее знатные, вроде Брайана Фитцкаунта, толпились в конце очереди.
Мод с царственной осанкой сидела на великолепном резном троне, плечи ее покрывала пурпурная, расшитая золотом мантия. Наследница престола готовилась принять присягу на верность от лордов Англии и Нормандии. Драгоценности сверкали на ее груди и пальцах, золотой венец на голове придерживал пурпурную прозрачную вуаль. Рядом с ней стоял король в торжественном церемониальном одеянии.
Стефан не мог оторвать от нее глаз. Никогда прежде Мод не была так красива; никогда не была для него столь желанна. Но она занимала королевский трон — место, предназначенное для него!
После утреннего разговора с братом, последовавшего за речью короля, к Стефану вернулась почти вся его прежняя самоуверенность. Перспектива деятельности — какой угодно деятельности! — всегда оживляла его и вдыхала в него новые силы; сегодня же он намеревался совершить поступок, который послужит его утверждению в качестве возможного главы государства. Воодушевленный неослабевающей поддержкой брата, Стефан почти поверил в то, что корона вовсе не утрачена для него безвозвратно. И, заново обретя веру в свои силы, не позволял, чтобы им овладели только зависть и жалость к себе. Хотя Мод по-прежнему оставалась его соперницей, теперь она представляла собой куда меньшую опасность для его гордости, и в душе начали оживать прежние чувства к ней. Само собой, противоречия были далеки от разрешения: Стефан желал получить и Мод, и корону. Вот она нерешительно улыбнулась ему, и Стефан ответил ей улыбкой. В награду он получил просветленный взор прекрасных глаз принцессы, преобразивший все ее лицо; теплота, внезапно проснувшаяся в этих сияющих серых глазах, растопила его сердце. Быть может, ему удастся осуществить оба своих желания.
Взгляд Стефана упал на украшенную драгоценными камнями шкатулку из слоновой кости, стоящую рядом с Мод. В шкатулке хранились чудотворные мощи святых, на которых он должен будет принести присягу на верность будущей королеве. Ладони его покрылись бисеринками пота. Нарушить данную клятву было бы нелегко, и при одной мысли об этом по всему телу Стефана пробежала волна страха. Он отбросил прочь ужасную мысль об отлучении от церкви. Брат пообещал уладить все неприятности с Римом, а если не доверять Анри, то кому же тогда можно довериться?
Церемония началась. Архиепископ Кентерберийский первым принес присягу, затем — епископы и аббаты. Стефан увидел, как его брат преклонил колени перед Мод и без всяких признаков страха произнес клятву на святых мощах. Сердце Стефана забилось быстрее. Король Шотландии первым из светских лордов склонился перед троном и поклялся почитать свою племянницу как королеву Англии и герцогиню Нормандии после смерти короля в случае, если у того не будет наследника мужского пола.
Внезапно Стефана начали одолевать сомнения, и его решимость пошатнулась. Черт побери, он замахнулся на рискованное дело! А что, если у него ничего не выйдет, вопреки словам брата? Стоило ли затевать… но вот уже шотландский король поднялся с колен, и Роберт сделал шаг вперед. Пора решиться… и немедленно!
Одним мощным рывком Стефан обогнал Роберта и оттолкнул его так грубо, что тот едва не упал. Он услышал, как Роберт отрывисто хватает ртом воздух, как удивленно перешептываются лорды у него за спиной. Глаза Мод расширились от изумления. Король, с лицом чернее тучи, подошел ближе к дочери и стал сверлить Стефана ужасным взглядом. Он поднял руку, указывая пальцем на племянника. Толпа стражников бросилась к Стефану, держа пики наготове. Стефан почувствовал, как Роберт пытается отодвинуть его с дороги; на мгновение оба они встали рядом. Равные друг другу по силе, соперники не собирались уступать первенство.
Стражники уже были в нескольких шагах от них. Высвободившись из мощной хватки Роберта, Стефан с молитвой на устах упал на колени перед королем.
— Сир! Сир! Выслушайте меня, умоляю!
Король заколебался, но все же поднял руку. Стражники отступили.
— Сир, я полагаю, что для дома Блуа, равно как и для дома Нормандии будет бесчестьем, если я не принесу присягу верности сразу же после короля Давида. Господь тому свидетель, и да подтвердят мои слова святые отцы, что я служил вам верой и правдой с первого же дня, как появился при вашем дворе. Я не забыл о великой любви, богатстве и почестях, которыми вы одарили меня. Но даже моя мать, ваша возлюбленная сестра Адель, дочь великого Завоевателя, согласилась бы, что дому Блуа таким образом будет нанесено бесчестье. Позвольте мне занять место, подобающее моему положению, дабы я смог первым среди ваших подданных почтить вашу дочь как мою будущую госпожу.
Стефан тщательно избегал любого упоминания о том, что Роберт — незаконнорожденный сын. Брат предостерег его насчет этого, резонно пояснив, что таким образом он немедленно настроит короля против себя. Стефан услышал за спиной шепот одобрения, прокатившийся в толпе лордов. Все они высоко ценили и уважали Роберта Глостерского, но Стефан, отпрыск великого дома, лишался подобающей ему чести, и лорды понимали это. Замешательство на лице короля свидетельствовало о том, что он попал в затруднительное положение. Король знал, что племянник прав, но сердце его было на стороне сына. Он взглянул на Роберта, затем — снова на Стефана. Тень сомнения появилась на его лице. Он продолжал хранить молчание.
Роберт Глостерский, бледный как смерть, но собранный и решительный, подошел к отцу.
— Сир, я высоко ценю ту честь, которую вы хотели оказать мне, но Стефан из Блуа имеет преимущество передо мной в порядке принесения присяги. Я займу подобающее мне место.