Мод глубоко вздохнула и собралась с силами.

— Позволь мне объяснить, зачем я приехала, — начала она.

При этих словах лицо Стефана словно захлопнулось, взгляд стал холодным.

— Я прекрасно знаю, зачем ты явилась, — с нетерпеливым жестом перебил он. — Ты надеешься убедить меня подписать договор, придуманный моим братом. Тебя прислал герцог Генрих? Странный, с моей точки зрения, выбор посланника!

— Генрих не имеет понятия о том, что я нахожусь в Англии, тем более — в твоем лагере. Я уехала из Нормандии втайне.

Стефан недоверчиво рассмеялся.

— Если не Генрих, то Брайан Фитцкаунт. Я слышал, что Брайан уехал из Уоллингфорда. Это он подбил тебя на такое бесплодное предприятие?

— Ему не потребовалось ни на что подбивать меня. Узнав об условиях договора и о том, что ни ты, ни Генрих не хотите его подписывать, я сразу же поняла, что делать.

Стефан отхлебнул глоток вина.

— И ты решила, что я окажусь более податливым, чем твой упрямый сынок?

Мод вспыхнула, ибо Стефан оказался недалеко от истины.

— Это — здравый договор, он положит конец ужасной войне.

Стефан почувствовал, как все его тело невольно сжимается в комок.

— Естественно, ты одобряешь его! Ведь твой сын становится наследником, а не мой!

— Ты сможешь оставаться королем до конца своих дней, и здесь нет ничего постыдного. Бароны хотят мира, Стефан, они признают, что будущее — за Генрихом. Ну, рассуди же здраво!

— Меня больше не интересует, чего хотят бароны, — жестко возразил Стефан. — И конец моих дней не так уж далек, как когда-то. — Его голос дрогнул, он сморщился, словно от боли, и прижал ладонь к боку.

— Что это значит? — насторожилась Мод. — Ты нездоров?

— Съел что-то не то. Пустяки, — ответил Стефан, предпочтя не заметить ее встревоженного взгляда. — Да и годы войны не прошли даром. Я до смерти устал от всего этого безобразия.

— И я. Война коснулась всех нас, Стефан. Она убила Роберта.

Стефан вздохнул.

— Да, мне было горько узнать о его смерти. Когда-то Роберт Глостерский был моим лучшим другом. — Голос его смягчился. Стефан протянул руку и приподнял подбородок Мод. — Время пощадило тебя, кузина. Ты и в зрелости так же прекрасна, как в юные годы. Как я мечтал снова увидеть тебя! Рядом с тобой мое сердце отогревается. — Внезапно он отдернул руку. — Но это ни в коей мере не подвигнет меня подписать договор, который лишит моего сына наследства. Я уже принял решение и не намерен его менять.

В его голосе звучала непреклонная решимость. Внезапно Мод захотелось оставить все как есть и вернуться в Нормандию. Продолжать разговор означало подвергнуться страшному риску: ведь однажды она уже доверилась Стефану, а он ее предал. С чего она взяла, что кузен изменился? Рассудок советовал ей уехать, но сердце подсказывало поступить по-другому.

— Я должна сказать тебе кое-что, чего ты не знаешь, — сдавленным голосом произнесла Мод.

— Если это связано с договором…

— Прошу тебя, выслушай до конца, — перебила она.

— Споры ни к чему не приведут. Я ни за что не лишу наследства своего сына.

— Тебе не придется этого делать, — прошептала Мод.

Стефан, озадаченный, сел на стул напротив нее.

— Что ты имеешь в виду?

Мод вскочила на ноги и принялась расхаживать по шатру, в волнении то стискивая, то расплетая пальцы.

— Вопреки здравому смыслу, вопреки всему прошлому опыту, я решила довериться тебе. То, что я собираюсь сообщить, можно использовать против меня, чтобы уничтожить все мои труды… — начала она и внезапно умолкла.

— Не надо мне доверяться, я не могу ничего обещать. — Зеленые глаза Стефана странно блеснули. — Знай, что если ты сообщишь мне о том, что может быть полезно моему делу, я без колебаний воспользуюсь твоей тайной. Мне будет больно причинить тебе вред, но все же я ею воспользуюсь. — Он осенил себя крестным знамением. — Да простит меня Господь, но такова уж моя природа.

— Да, — медленно произнесла Мод, сознавая, что он говорит правду, и принимая ее. — Теперь я это знаю. — Она снова села на стул. — Я прошу у тебя не обещаний, Стефан, а только понимания.

— Что же это за могущественная тайна, которая может стать оружием в моих руках?

Мод твердо взглянула ему в глаза.

— Ты хочешь, чтобы твой сын стал наследником трона. Подпиши договор, и твой сын станет королем после твоей смерти. Он будет править куда лучше, чем ты, и даже лучше, чем смогла бы править я… если бы получила такую возможность. Твой сын, Стефан… и мой.

Озадаченное выражение лица Стефана постепенно уступало место недоверию — по мере того как он вдумывался в откровение Мод.

— Ты хочешь сказать, что Генрих — мой сын? — выдохнул он. — Нет, это невозможно! Ты хитришь, чтобы заставить меня подписать договор, который возведет Генриха на трон. — В глазах его сверкнула враждебность. — Я и представить себе не мог, что ты способна на такую явную ложь! — Стефан вскочил на ноги так резко, что опрокинул стул. — Если эта невероятная история правдива, то как ты могла столько лет таить ее от меня? Нет, нет, это чересчур! Ты думаешь, я настолько глуп, чтобы проглотить такую откровенную выдумку?

Мод тоже поднялась, сердце ее бешено колотилось. Она пыталась предвидеть реакцию Стефана на ее слова, но ей и в голову не приходило, что он может усомниться в них. Как же его убедить?

— Послушай меня, — проговорила она, сжимая его руки. — Для чего мне лгать? Только представь себе, чего ты добьешься, обладая такой скандальной тайной! Ты сможешь обвинить меня в супружеской измене, заявить, что Генрих Плантагенет — бастард, а не сын Жоффруа Анжуйского. Бастард не может быть наследником. Ты получаешь возможность вылить на меня столько грязи, что люди усомнятся в праве моего сына на наследство.

— Кто мне поверит? — Стефан вырвал руки из ее ладоней.

— Найдутся люди, которые вспомнят, как поспешно я уехала из Англии, без всяких объяснений, без решения совета. Они вспомнят, как я спешила вернуться к мужу, с которым прежде не собиралась жить. А другие могут вспомнить, что мой сын родился на месяц раньше срока, но оказался вполне здоровым и крепким.

— Господи Иисусе! Я это помню, — сдавленным голосом произнес Стефан. — Ходили слухи, что мальчик слишком крупный для недоношенного, и в то время я даже подозревал, что являюсь его отцом… Но люди утверждали, что он — копия Жоффруа Анжуйского, и я выбросил из головы мысли о возможности своего отцовства.

— Копия… кто тебе это сказал?

— Дай подумать… — Стефан начал расхаживать взад-вперед по шатру, ероша руками волосы. — Кажется… король Генрих. Да, точно, именно он.

— Отец помогал мне в этом деле, — призналась Мод. — Я не говорила ему, что ношу твоего ребенка, но он наверняка догадался. Он никогда не сказал бы ничего, что могло навести тебя на подозрения.

Расширенными от потрясения глазами Стефан вглядывался в лицо Мод, пытаясь убедиться в правдивости ее слов.

— Все же я не могу поверить, что ты оказалась способна на такой обман.

— И ты обвиняешь меня в обмане? Разве ты сам только что не предупредил меня, что тебе нельзя доверять? Что ты используешь в своих целях все, что я тебе скажу? Можешь ли ты поклясться мне здесь и сейчас, что если бы я сказала тебе правду раньше, ты не использовал бы ее, чтобы приблизиться к трону? С таким оружием тебе едва ли понадобилось бы лжесвидетельство!

Стефан побагровел и опустил глаза.

— Откуда я могу знать сейчас, что я сделал бы тогда? Впрочем, нет, не могу я дать тебе такой клятвы. — Он глубоко вздохнул. — Разве Жоффруа Анжуйский допустил бы, чтобы его наследником стал сын другого мужчины? Наверняка этот гордец ославил бы тебя на всю Европу.

Мод старалась говорить спокойно и уверенно, хотя кровь бешено стучала у нее в висках.

— Когда честолюбие и гордость вступают в борьбу, кто может предсказать победителя? Жоффруа мог кое о чем подозревать, но он хотел прибрать к рукам Нормандию и Англию, поэтому не мог на весь мир выставить себя рогоносцем. Мы уже никогда не узнаем, что думал Жоффруа, но он был для Генриха настоящим отцом.