— Что такое «ДженКона»? — спросил Томас Бернет, настороженно переводя взгляд с дочери на Лукаса.

— Это съезд любителей игр, — пояснил Лукас, — который проходит на Женевском озере. Почему ты не сказала об этом полицейскому?

— Он меня почти не слушал, — сказала девочка. — А этот козел Гедлер…

— Мерседес!

— Да, он не давал мне говорить. По-моему, он почти ничего не видел. Он спрятался в коридоре.

— Хорошо, — похвалил ее Лукас. — А что насчет машины? В ней было что-то необычное?

Она кивнула:

— Да, и я сказала об этом другому полицейскому. На микроавтобусе была закрашена какая-то надпись. Не знаю, какая именно, но на двери я видела закрашенные буквы.

— Какие?

Она пожала плечами.

— Не знаю. Я заметила это, когда подошла ближе к окну. Он уже отъезжал. Надпись была закрашена плохо, на скорую руку.

От Бернетов Лукас позвонил в офис и передал информацию о футболке и микроавтобусе Андерсону.

— Едете домой? — спросил Андерсон.

— Сегодня больше нет дел, если только не будет звонка. Обход домов продолжается?

— Да, теперь уже в окрестностях дома Манет. Наши люди спрашивают, не было ли там чего-нибудь подозрительного. Пока мне не сообщили результат.

— Свяжитесь со мной, если что-то услышите.

— Хорошо. Я все зафиксирую… Вы уже сделали предложение Уивер?

— Господи… — Лукас улыбнулся.

— Это главная сплетня.

— Я вам сообщу, — пообещал Лукас.

Он нащупал кольцо в кармане брюк. Возможно, он все же сделает ей предложение.

— У меня есть какое-то предчувствие, — сказал Андерсон.

— Насчет Уивер?

— Нет, насчет Манетов. Тут что-то происходит. Значит, они еще живы и ждут нас.

Уивер Каркиннен лежала возле приоткрытого окна, ощущая свежий прохладный воздух.

— Что-то плохое? — спросила она сонным голосом.

— Да.

Он лег рядом, прижался к ней, поцеловал в шею за ухом.

— Расскажи.

Она перевернулась на спину.

— Уже поздно, — отозвался он.

Уивер была хирургом и делала операции почти ежедневно, работая с семи часов утра.

— Не беспокойся, завтра я начинаю поздно.

— Похищены дочь Тауэра Манета и две ее дочери.

Лукас кратко рассказал о происшедшем днем, упомянув о крови на туфле.

— Невыносимо, когда страдают дети, — сказала она.

— Да.

Уивер не отличалась красотой, но вызывала у Лукаса такие глубокие чувства, каких он никогда еще не испытывал. Иногда он даже пугался, что его так тянет к ней. Ночью, глядя на спящую Уивер, Лукас представлял себе страшные сцены, в которых она покидала его.

Они познакомились в Северном Висконсине, где Уивер работала хирургом, а Лукас преследовал банду, эксплуатировавшую детский секс и возглавляемую убийцей. Во время погони в лесу его ранили в шею. Уивер спасла Лукасу жизнь, вскрыв рану складным ножом.

Не самое приятное начало знакомства…

Лукас обнял ее.

— Когда тебе вставать? — прошептал он.

— Все мужчины — животные, — усмехнулась Уивер.

Когда она начала засыпать, Лукас прижался к ней. Уивер, зарывшись головой в подушку, уперлась в него своими ягодицами. «Самый подходящий момент, чтобы сделать предложение», — подумал он. Но она уже спала как ребенок. Лукас улыбнулся, погладил ее по бедру и уронил голову на подушку.

Кольцо лежало на дне ящика для носков, дожидаясь своего часа. Лукас спрашивал себя, сверкает ли оно в темноте черными искрами.

Комната напоминала бетонный бункер, и в ней пахло гнилым картофелем. В верхней части стены было четыре отверстия размером с кулак, но заглянуть в них никто не мог. Они напоминали Энди отверстия, которые ребенок проделывает в коробке с насекомыми, чтобы они не задохнулись.

В углу лежал двуспальный матрас с пятнами, на нем спали девочки. Джон Мэйл отсутствовал уже три часа. Когда он ушел, хлопнув стальной дверью, девочки заползли на матрас и в страхе ждали его возвращения.

В конце концов они свернулись калачиком и заснули. Грейс стонала и всхлипывала во сне; Женевьев забылась тяжелым сном и время от времени похрапывала.

Энди сидела на холодном полу, прижавшись спиной к стене. В который раз она осматривала помещение, думая, как выбраться отсюда.

Над ее головой висел светильник с шестидесятиваттной лампочкой и выключателем, но Энди боялась потянуть за шнурок. В углу стоял пластмассовый переносной туалет, предназначенный для небольших яхт и кемпингов; от него слегка пахло хлоркой. Она подумала, нельзя ли использовать его как оружие. Возле двери находился контейнер с тающим льдом и клубничной содовой. Рядом с Энди на низком пластмассовом столике стояли монитор и устройство для компьютерных игр. От них шли провода к удлинителю с четырьмя розетками, подключенному к электрической сети над светильником.

Оружие? Можно воспользоваться консервной банкой… Задушить его проводом?..

Нет. Это невозможно. Мэйл слишком силен.

Нельзя ли подвести напряжение к двери? Вырвать провод питания из игрового компьютера и подсоединить его к дверной ручке?

Энди не разбиралась в электричестве. Если Мэйла ударит током… что произойдет тогда?

Она не понимала, что ему нужно? Что он собирается сделать?

Мэйл явно подготовил эту акцию.

Помещение, где они были заперты, когда-то служило погребом сельского дома и уходило в землю значительно ниже уровня промерзания почвы. Его стены были сделаны из бетона с вкраплением гранитных камней. Мэйл, разрушив одну внутреннюю стену, установил там бетонную плиту со стальной несгораемой дверью. Новая электрическая проводка состояла из одного двужильного провода, который шел снаружи.

Все стены, кроме одной, перестроенной Мэйлом, были старыми, но прочными. Энди проверила каждый камень и стык, но не нашла уязвимых мест.

Между балками потолок был обшит деревянными досками. Энди могла дотянуться до него, встав на переносной туалет. Постучав по доскам, она услышала глухой звук. Энди испугалась: вдруг, оторвав доску, она обнаружит, что они погребены под слоем земли?

Открыть стальную дверь, запертую снаружи засовом, не представлялось возможным. Даже если бы Энди умела открывать замки отмычкой, ей не удалось бы сделать этого.

Она снова осмотрела помещение. Химикалии из туалета? Если они достаточно едкие, она могла бы бросить их ему в глаза, ослепить его и проскочить к лестнице.

Он убьет их…

Энди закрыла глаза и воспроизвела в памяти отъезд из города.

Они тряслись в задней части микроавтобуса. Салон представлял собой стальной ящик без ручек и обивки. Очевидно, Мэйл перед похищением укрепил металлическую перегородку и убрал дверные ручки.

Отъехав от школы, Мэйл несколько раз повернул, потом выбрался на шоссе номер 35, ведущее на юг. Так показалось Энди. Еще через несколько минут микроавтобус свернул на незнакомую двухполосную дорогу, проехал мимо щитов с рекламой виски и блеклых южных окраин. Девочки кричали, били кулаками в стены микроавтобуса, потом стали рыдать.

У Энди кровоточила губа, которую она прокусила. Ее тошнило от вкуса крови и запаха выхлопных газов. Пока Мэйл кружил по боковым улицам, она пыталась встать на четвереньки, но в конце концов отползла в угол, где ее вырвало. Женевьев затошнило от запаха рвоты, Грейс сотрясалась от дрожи. Энди страдала за дочерей, но не могла ни успокоить их, ни сориентироваться в происходящем. Наконец она просто обняла плачущих девочек и прижала к себе.

Мэйл не обращал на них никакого внимания.

Через некоторое время они все поднялись на колени и посмотрели в окна; городские окраины удалялись, микроавтобус двигался среди огромного зеленого моря фасоли, кукурузы и люцерны.

Мэйл бесцельно нажимал кнопки радиоприемника: звуки «Аэросмит» сменились музыкой Гайдна, затем Энди услышала Джорджа Стрейта и дневную радиобеседу.

«Послушайте, все эти преступники — слабаки; силу им дает только оружие. Отнимите у них оружие, и они уползут в трущобы, из которых пришли…»