— Что вы! — испугался он. — Не нужно! И я не голоден. И... как это — я буду один сидеть и жевать?
— Не один, вдвоем.
— С Аленой?
Она, казалось, прожгла его насквозь насмешливым проницательным взглядом и, лукаво помолчав, ответила:
— С Аленой.
Поставила второй прибор, разлила по рюмкам напиток и... чопорно села визави:
— Итак, за знакомство. Вас зовут...
— Алексей Никитин, — привстал он, пребывая в полнейшем недоумении.
«Интересно, тут, наверное, за Аленой так бдительно следят, что любого гостя мужского пола сначала «прощупывают»? — вот о чем теперь думал он. — Зря я заподозрил... насчет спальни... и насчет мальчишки-участкового. Видно, чтобы добраться до Вяземской-младшей, нужно пройти через все строгие семейные инстанции. А может, она, как маленькая, наказана за какой-то проступок, из-за которого угодила в милицию. Бедная. Я никогда не забуду, как меня заперли в чулане...»
— Значит, Алеша. — Низкое контральто хозяйки вернуло его к реальности. — Очень приятно. А я, как вы уже, надеюсь, поняли, Алена Андреевна Вяземская...
— Вы?!
Он поперхнулся. Хозяйка живо, как молоденькая, вскочила со стула и похлопала его по спине сильной балетной рукой:
— Что-то не так?
— Н-наливка... крепкая... А вы... извините, Алена Андреевна, вы тут живете одна?
— Н-да, вопрос, конечно, весьма интимный. — Вяземская говорила как будто совершенно серьезно, но из глаз так и брызгали искры смеха. Точно праздничный фейерверк. — Но нет, нет, ничего, я не обижаюсь. Да, одна. Я давно уже вдова.
— Простите, я не хотел...
Во время первой встречи с Аленой на берегу Венецианского залива он тоже постоянно что-то ляпал невпопад и потом извинялся. Странно, что сейчас, с этой статной пожилой дамой, оказавшейся, как выяснилось, тезкой его любимой девушки, происходит очень схожий диалог.
Стоящая перед ним женщина в молодости была, несомненно, ослепительно красива... Ну, конечно, не в такой степени, как настоящая Алена... То есть — как его Алена. Ведь эта — тоже самая настоящая.
— А вы, Алексей, должно быть, хотели снять у меня комнату? — прищурясь, спросила Вяземская. — Вы студент?
— Н-нет уже. Я доктор наук. То есть... я хотел сказать — нет, комната мне не нужна.
— А каких наук, если не секрет? — Ему в тарелку уже лился из серебряного половника прозрачный и ароматный диетический супчик, щедро сдобренный разномастной летней зеленью. — Не филологических случаем? Мой муж был филологом.
— Нет, я по биологии.
— Биология. Наука о жизни. А раз вы уже доктор — следовательно, хорошо знаете жизнь?
— Если бы! — горестно воскликнул Алексей и тут, осознав наконец комичность ситуации, рассмеялся. — Спасибо, Алена Андреевна, пойду, пожалуй.
— Однако, если память мне не изменяет, у вас ко мне было какое-то дело? Некий важный вопрос?
— К вам — нет. Извините за беспокойство, я просто ошибся.
— На нет и суда нет, — усмехнулась Вяземская. Ее железным правилом было не влезать непрошено в чужие дела и не отвечать на незаданные вопросы. Тем более не давать советов, когда их не спрашивают.
Алексей тем временем поднялся.
— Ну уж нет! — категорически заявила она. — только после обеда! Терпеть не могу, когда вскакивают из-за стола, не доев.
— Я тоже, — улыбнувшись, согласился он и приналег на низкокалорийную, но отменно вкусную пищу.
Как повар-любитель, он по достоинству оценил прелесть этого диетического обеда:
— Чудесный рецепт! Просто аристократический. Я бы, правда, добавил еще и базилика.
— Для запаха?
— Скорее для цвета.
— Вы абсолютно правы. Обязательно учту.
Откланиваясь, Алексей поцеловал Вяземской руку, и она приняла это как должное:
— Заглядывайте в любое время, Алеша... если вдруг надумаете что-то еще у меня спросить. Или если просто проголодаетесь. У меня не всегда разгрузочные дни. Порой позволяю себе, как знаменитый шведский философ Карлсон, и пышками побаловаться...
Проводив гостя, Алена Андреевна села на краешек вольтеровского кресла и, глядя на портрет мужа в сделанной внучкой тонкой овальной рамочке, задумчиво произнесла:
— Вполне, вполне... Ты согласен?
Помолчала секунду, словно выслушивая ответ, и добавила:
— Я думаю, если очень захочет, — найдет. И Аленка если захочет — дождется. Будет, чему быть...
...«Погружение» было таким волнующим, но не принесло ожидаемых результатов. Придется задействовать для поисков еще какие-то каналы.
Может, обратиться к частным детективам?
Нет, нехорошо. Как будто Аленушка и правда преступница, раздраконивающая свои жертвы...
Ну да ладно, авось посетит какая-то идея... Можно, к примеру, справиться в Союзе художников... Или в Дворянском собрании, ведь она княжна...
— Я больше не могу, не могу, не могу! — Алена плакала в голос, зная, что, кроме деревянных покосившихся стен, свидетелей ее истерики не было. — Все бессмысленно, все!
Не хочу, не хочу! Ничего! Почему, почему? За что, за что? Разве я такой уж дрянной человек?
Кому как, а Алене рыдания как будто прибавляли сил — только сил злобных, разрушительных. Ее, обычно добрую и благожелательную, теперь распирало желание сделать кому-нибудь больно, обидеть, унизить. Пусть помучаются так же, как она! Неважно — кто! Неважно — за что!
Или хотя бы пусть понервничают и позлятся. А она будет смотреть и радоваться.
Был бы рядом Григорий — эх, уж она бы на нем все выместила!
Или Димочка. Даже лучше, если бы Димочка. Он бы переживал заметнее. Девица, а не мужчина. Но нет, слабеньких обижать неинтересно и унизительно.
А хорошо бы, если бы Гришка ее ударил. О, уж она бы разбила что-нибудь тяжеленькое о его квадратную голову. Кирпич, к примеру. Вон их сколько на соседнем участке валяется!
Но ни Гриши, ни Димы поблизости нет. Как назло, некого сделать козлом отпущения.
Одни рабочие целый день снуют туда-сюда. Возводят вместо снесенной бетонной ограды воздушный заборчик. С завитушками, вроде хвостиков морского конька.
Вот удовольствие-то — все лето лицезреть сквозь эту затейливую вязь рожи соседей-богатеев! Уж лучше та непроницаемая стена.
А хотя... рабочие — чем не козлы? Что они, не люди? Можно с превеликим удовольствием поскандалить, к примеру, с прорабом. Вон, расхаживает, командует, руками машет! Упивается своей властью! Бонапарт! Бонапартишка.
Ну, дал он ей адрес печника, и что теперь, на задних лапках перед ним ходить? Он дерет с Алены комиссионные. За что, спрашивается, за то, что она обеспечивает его «другана» работой и куском хлеба? Вот с другана бы и брал. Хапуга.
Да еще и неизвестно, хороший печник окажется или никчемный. Может, придется с них обоих неустойку требовать. Так почему бы с ним не поругаться?
Взвинтив себя таким образом, Алена плеснула в лицо колодезной водой из рукомойника и решительно направилась воевать.
Неосторожно ступила на провалившуюся ступеньку и слетела с крыльца кубарем, ободрав колено. Но это не остудило, а, напротив, подогрело ее боевой дух.
— Эй, вы! Как вас там! — крикнула она прорабу. — Не успели дорогу заровнять, как канаву опять на пути прорыли!
— Мы, хозяюшка, проводим газ и воду, — миролюбиво отозвался тот. — Не канава это, а траншея.
Алена отодвинула незакрепленное звено новой изгороди и решительно направилась на вражескую территорию.
— Полюбуйтесь! — она показала ему свое кровоточащее колено. — Я травму получила из-за ваших траншей, спасибо еще — позвоночник не сломала! У нас дачный поселок, а не линия фронта! Устроили тут зону повышенного риска. Траншеи, окопы! И бункер вместо дома!
— Эй, Ваня! Принеси хозяюшке зеленку из нашей аптечки! — крикнул прораб одному из строителей и беззлобно усмехнулся девушке в лицо. — А откуда твоя травма, я видал. Все ступеньки пересчитала или через одну?
Алена даже задохнулась — ах, так теперь за ней еще и целыми днями подглядывать будут?! Не уединишься, не разденешься, не позагораешь! Даже с собственной лестницы не полетишь в свое удовольствие!
