Нетерпимый к чужому мнению, Григорий только с Аленой был мягким и сдержанным.
Он всерьез начал задумываться о том, чтобы... как бы поточнее выразиться... жить вместе с ней. Одним домом... одной семьей... Нет, семьей — это сильно сказано... Брак — дело очень ответственное... А два свободных художника — разве это пара?
Он потянулся и сообщил ей:
— Пойду поваляюсь...
Как истинному мужчине, ему и в голову не пришло помочь ей вымыть посуду. Хватит с него и вскопанных грядок...
Алена налила в таз теплую воду и, думая о своем, принялась ополаскивать тарелки.
Что ее держит рядом с ним? Его сильное красивое тело? Необходимость в мужской помощи?
Сегодня за весь день они перебросились несколькими фразами. И все.
Он ничего ей не рассказывает, они не обсуждают ни свои планы, ни свои картины, ни даже то, что собираются написать.
— Вполне... — одобрительно бросает Григорий, если ему нравится ее картина.
А если не нравится, он просто молча отходит.
А на ее замечания вообще не реагирует, словно не слышит.
Конечно, хорошо, когда отношения ровные, без обострений... Но разве назовешь их любовью?
Его редкие появления на даче сопровождаются бурным сексом, словно он изголодался и стремится утолить свой аппетит на долгие годы вперед...
И Алена стонет в его объятиях и послушно следует за каждым его движением... И ей приятно и хорошо с ним... Но сердце не замирает от восторга, не щемит, не проваливается в сладостную бездну...
Все известно, все предсказуемо...
И страшно даже представить себе, что он может жить с ней бок о бок каждый день, а не так, как сейчас: появится раз в неделю или раз в месяц...
Тогда они, наверное, даже короткими репликами не обменивались бы... Молча вставали по утрам, молча пили кофе...
— Еще сахару?
Короткий кивок в ответ...
— У тебя много работы?
Он неопределенно пожимает плечами...
А потом — Алена в верхнюю мастерскую, а Григорий... Скорее всего, он облюбует себе дедов кабинет...
И ровно в пять Алена, как бабушка, будет стучаться в дверь с подносом, на котором стоит горячий чай в серебряном подстаканнике... Нет, для Григория — в высоком пузатом фаянсовом бокале...
И только ночью, все так же молча, он выказывал бы ей свою страсть... Телесную — не душевную...
И только тогда она вспоминала бы, что они еще очень молоды... что они еще не превратились в двух старичков, уставших за долгую жизнь друг от друга и притершихся настолько, что слова им кажутся лишними и ненужными...
Нет, она не любит его...
Но ведь уже была любовь в ее жизни... и ничего, кроме горя и незаживающей раны, она не принесла...
Пусть уж лучше так — спокойно, надежно, без потрясений...
Вот только без обязательств...
Ни к чему Алене менять свои привычки, свой жизненный ритм, ни к чему приспосабливаться к другому человеку...
Она совсем не рвется свивать свое гнездо... У нее есть все, что нужно... вот этот старый дом... участок земли... картины...
Крупная капля упала в грязную воду...
Неужели крыша протекает?.. Так ведь дождя нет...
Алена сама не заметила, что уже давно плачет, низко склонившись над тазом...
Ей хочется, хочется, хочется... любить... и быть любимой...
Ей нужны забота и внимание... и нежность... и близость...
Да есть ли на свете такой человек?!
— Гриша... Гришенька... — словно в забытьи, шептала она...
И сама себя подстегивала этим шепотом, будоражила, вызывала ответную страсть...
Он уже дремал, когда Алена осторожно прикорнула рядом...
Устал от физической работы... Непривычная работа... Конечно, лопата — не кисточка...
Стало даже обидно: не виделись почти месяц...
Она тихонько потянула на себя простыню.
Григорий заворочался, бормотнул и обнял ее. Прижал поближе, уткнулся носом в шею...
Мускулистое тело напряглось, как струна...
Алена повернулась — он уже не спал. Молча смотрел в темноте ей в лицо.
И так же молча, по-хозяйски провел ладонью по коленям, задрал вверх кружевную ночнушку...
Алене опять почему-то захотелось плакать. Она непроизвольно стиснула зубы, и как раз в тот момент, когда Григорий склонился к ней с поцелуем.
Горячие твердые губы скользнули по ее губам.
Он удивленно отстранился.
— Ты не хочешь?
— Хочу... — заверила Алена и в доказательство сама поцеловала его.
А потом спрятала лицо на его груди.
Толстокожий... он не чувствует, что оно мокрое от слез...
«Красивый мужчина... сильный... надежный... — как заклинание твердила себе Алена. —Мой мужчина... мой...»
...А тело откликалось, раскрывалось в ответ на его прикосновения... Оно существовало отдельно от ее сознания, само по себе...
В голову Алены лезли почему-то совершенно посторонние мысли... Примется рассада кабачков?.. Стоит ли подвинуть теплицу чуть южнее?..
— Гришенька... — выдохнула она. — Милый... хороший мой... Мой...
— Угу... — пробормотал он и обессиленно ткнулся в подушку. —Давай спать... Я устал...
Алена закрыла глаза. В теле еще бродили смутные желания... Оно никак не могло успокоиться...
В темноте слышалось только его сонное размеренное дыхание, к которому примешивались тонкие, приглушенные всхлипы...
Глава 8
АХ, ВЕРНИСАЖ...
— О, Алена! Сколько лет, сколько зим!
— Посмотрите, это Вяземская...
Алена шла по выставочному залу модной галереи, наслаждаясь всеобщим вниманием.
Все-таки хорошо выбираться в свет пореже — сразу же отмечают твое появление.
Прыткий журналист с диктофоном цепким взглядом выхватил ее из толпы и тут же подскочил с вопросами:
— Госпожа Вяземская, что вы можете сказать о новых работах Саранцева?
— Я их еще не видела, — бросила она на ходу.
— О всей экспозиции в целом?
— Молодой человек, вы должны были заметить, что я только что вошла...
Алена немного волновалась. Она рискнула выставить свое кожаное панно и теперь ревниво поглядывала в ту сторону, где оно висело. Около него собралась уже группка ее собратьев по искусству.
— Говорят, ты переквалифицировалась в «шкурницу»? — ехидно улыбнулась молодая «продвинутая» художница со звучным псевдонимом Ангелина.
Она действительно внешне походила на ангела: тонкое точеное личико, пышные белокурые локоны и немыслимый хитон из полупрозрачного шифона, который не столько скрывал, сколько демонстрировал ее фигуру.
Ангелина всем своим видом являла полную противоположность своим работам — нарочито грубым, жестким, излишне натуралистичным.
Она была на гребне «новой волны» и не пропускала ни одной тусовки...
Алена подозревала, что при такой бурной светской жизни Ангелина всю свою экспозицию изготавливает в последнюю ночь перед открытием. Благо техника достаточно примитивна...
— Может, ты мне сделаешь сумочку? — Ангелина по-свойски взяла Алену под локоток. —Такую всю... жатую... под этот хитон. У тебя найдется кожа лилового цвета? А кстати, где ты набрала на целое панно? Неужели с голенищ от старых сапог?
Вокруг них тут же защелкали затворы фотоаппаратов, замигали блики вспышек.
Опять подскочил корреспондент с диктофоном.
— Правда ли, что вы готовитесь к международной выставке в Венеции? Вы будете представлять там Россию?
Ангелина неуловимым движением выставила из-под накидки хитона голое плечико и жеманно улыбнулась:
— Нет... Я не люблю Венецию... Она слишком вычурна... Это не город, а большая декорация на натуре... Мне ближе наша родная, исконно русская фактура...
— Простите, — перебил ее корреспондент. — Я слышал, что госпожа Вяземская получила персональное приглашение...
— Вот как? — не сумела скрыть завистливого изумления Ангелина. — Поздравляю... Если это, конечно, правда... — поспешно добавила она. — Странно, что никто в тусовке не знает эту новость...
— Я еще не решила, — уклончиво отозвалась Алена. — Приглашение было... Но я не в курсе, кто еще получил его...
