Нгуама же снимал с шеи длинное ожерелье из разноцветных зерен, крупных перламутровых ракушек и зубов неизвестного зверя. Он протянул его Алене:

— Сэ пур ву!

— Он тебе это дарит.

— Спасибо, Алеша, я поняла и так. — Она приняла подношение. — Мерси, мсье Нгуама! Какая прелесть!

Все женщины, рожденные под созвездием Тельца, обожают носить украшения, а на шее — в особенности.

Ленка Петрова не была исключением. Еще с тех времен, когда она нанизывала на нитку ягоды крыжовника, Алена любила и создавать сама, и покупать, и получать в подарок всевозможные колье, бусы и кулоны.

Она уже приготовилась надеть ожерелье, как Алексей язвительно предупредил:

— Ты бы не торопилась так. Сначала не мешает осведомиться, может, у них такие предметы используются вместо обручальных колец? У нас цивилизованно, по-скромному, окольцовывают пальчик, а у них — сразу за горло хватают.

— Ну вот что, господин Никитин! — рассердилась она. — Хватит! Ну, чмокнула я его в щечку, и что? Ты все неправильно понял!

— Возможно, что и неправильно. Вполне допускаю. Только твой гений, по-моему, понял так же, как я.

— Значит, оба дураки! — Она даже своей маленькой ножкой топнула от возмущения.

Нгуама напряженно вертел головой, следя за тем, как они перебраниваются.

Слов чужого языка африканец, конечно, понять не мог, однако понял, что бледнолицый мужчина возражает синьоре Вяземской и что это ее злит.

Окончательно же чаша терпения у черного джентльмена переполнилась после того, как наглый россиянин обеими руками взял у девушки ожерелье, точно имел на это какое-то право, и, совершив безошибочно точный бросок, накинул его, как петлю лассо, на голову прежнего владельца.

Тут уж Нгуама решил вступиться за даму, а заодно и за себя.

Издав раскатистый воинственный крик, он угрожающе двинулся на наглеца, время от времени тыча пальцем в красный кружок на своей черной щеке, как будто священный «безе» должен был придать ему в бою сил.

Оживились, обрадовались, заработали фотографы! Международная драка на международной выставке, да еще из-за женщины! Замечательно!

Настоящая дуэль! Первоклассная сенсация! Она сулит неплохие гонорары! Тираж разойдется моментально!

Алена попыталась вклиниться между соперниками, но ее оттеснили в сторону, ткнув в лицо микрофон:

— Коммент, плиз.

— Какой еще вам коммент! — огрызнулась она. — Помогите же! Разведите их!

Став «яблоком раздора», она отлично видела, что Алексея даже радует возможность кулачной разборки.

Он и в самом деле встал на изготовку, азартно прищурившись.

Опять вспомнил детство — все выпускники Озерковского детдома понимали толк в драке. И не потому, что там процветало хулиганство или детское подобие дедовщины, скорее даже наоборот.

Дабы направить буйные порывы воспитанников в более или менее организованное русло, директор, десантник в прошлом, лично преподавал и мальчикам, и девочкам самбо.

При этом, однако же, учил:

— Руки-ноги в ход пускать только в крайнем случае. Первый удар наносится головой.

— Лбом, что ли?

— Нет, мозгами. Тогда есть вероятность, что и руки, и ноги останутся целыми. Понятно, надеюсь?

— Не очень.

— Объясняю. Сначала воздействуете на психику противника. Пытаетесь либо найти мирный путь путем переговоров, что лучше всего. Либо, если не выйдет, запугать. А самое лучшее средство — не страх, а смех. Но со смехом не пережимать, слышите? Рассмешить — продуктивнее, чем высмеять. А уж если у него с чувством юмора плоховато окажется, тогда можно и высмеивать начать, чтоб не он хохотал, а над ним. Это ему будет больнее всего, и он, скорее всего, полезет «в бутылку». Ну а драться, сами понимаете, легче с тем, кто сидит «в бутылке», а не стоит на твердой земле...

Нгуама в своей африканской школе изучил, видимо, подобную же науку.

Но он начал с запугивания. Гортанно крича и совершая резкие, отточенные ритуально-воинственные жесты, старался заставить недруга сдаться.

Получалось это, следует признать, красиво — то была настоящая удача для фоторепортеров!

Что касалось рук, ног и прочей мускулатуры, то все это у представителя черной расы было куда мощнее, чем у высокого и астеничного Алексея Никитина.

Но у Алеши тоже имелось свое преимущество — скорость передвижения.

Он легко, стремительным прыжком хищника, вскочил на подиум и занял более выгодную позицию сверху.

И, воспользовавшись тем, что его всем хорошо видно и слышно, решил, как учил директор, вначале все-таки пустить в ход не самбистские приемчики, а голову:

— Да здравствует великая Венеция! — сказал он по-итальянски и тут же по-русски, специально для Алены: — Ваш город воспет поэтами многих стран, в том числе великим британцем Уильямом Шекспиром...

Овация.

Публика переменчива и продажна. Теперь ее симпатии были уже не на стороне африканца, ведь тот говорил лишь о себе, второй же иностранец польстил патриотическому чувству горожан.

— Шекспир выбрал Венецию местом действия для одной из лучших своих трагедий...

И зал послушно отозвался, как античный хор:

— О-тел-ло! О-тел-ло!

И тут же, естественно, все вспомнили, что героем шекспировской пьесы был чернокожий.

А Дездемона была белокурой.

Да-да, белокурая итальянка: во времена Возрождения знатные красавицы проводили целые дни на крышах своих палаццо, надев специальные широкополые шляпы, лишенные тульи. Они добивались эффекта белизны: пусть лицо останется не тронутым загаром, волосы же выцветут на солнце.

Все взгляды мгновенно уперлись в Алену и Нгуаму.

Лишь несколько присутствующих были свидетелями зарождения конфликта. Для прочих картина была устрашающей: черный великан размахивал ручищами, и казалось, что он готов задушить миниатюрную беленькую девушку.

А она, слабенькая, казалась такой отважной! Не спасалась бегством и не умоляла, как шекспировская героиня:

О нет! Она, храбрая малютка, над которой, по всеобщему убеждению, нависла опасность быть задушенной, упорно пыталась вклиниться между двумя вояками, белым и черным.

На мецената, лишь недавно осыпанного почестями, теперь смотрели с явной враждебностью.

А тому, бедняге, никто не удосужился перевести вышесказанное на французский. Но чутье подсказало ему, что все бледнолицые против него, а тому, кто на сцене, они явно симпатизируют.

Алексей по-своему использовал один из преподанных в детдоме уроков: пусть не при помощи смеха, но все же заставил соперника залезть «в бутылку».

Нгуама, дрожа от гнева, сделал шаг, другой...

...«Сейчас начнется! — с ужасом думала Алена. — И из-за чего? из-за кого? из-за меня! И как они все не понимают, что сейчас потерявший голову Отелло — это Алексей, а вовсе не чернокожий! Это Алеша вспылил из-за своих же необоснованных подозрений! О Господи, что я такого сделала? Какой повод подала? По-моему, никакого. Отчего же он вдруг так разозлился? Я должна его успокоить!»

Она, не без чувства стыда, поймала себя на том, что хочет помириться с ревнивцем, когда должна была бы, напротив, немедленно прервать с ним всякие отношения.

После нескольких часов знакомства он заявлял на нее свои права, как на... жену! Дездемона была замужней дамой!

Это было возмутительно. Но и упоительно.

Ей вспомнилось, как Григорий ревновал ее к успеху, к признанию, и гораздо сильнее, чем к женственному Димочке. А этот человек совсем другой, он просто хочет, чтоб вокруг нее не теснились мужчины, он отстаивает свое право быть для нее единственным! Он хочет один владеть ее любовью, и разве в этом желании есть что-то зазорное?