– Эй, – женщина обращается ко мне, по-видимому, уже во второй или третий раз. – Здесь нельзя спать!

– Гр-рх, – выдавливаю я, горло у меня пересохло. Тянусь за своим «дипломатом»: усталый бизнесмен, задремавший на платформе, наверное, всю ночь трудился над презентацией. Ну, вы знаете этих типов из средств массовой информации: работают, не щадя себя.

Вот только «дипломат» исчез.

– Гр-рх, – повторяю я.

Уборщица – вполне вероятно, что ее должность носит громкое название, что-нибудь вроде «руководитель команды оперативных сотрудников по сбору мусора» – отступает на шаг и смотрит на меня с опаской.

– Мой «дипломат», – с трудом выговариваю я, – вы его Не видели? Он пропал.

– Не видела я никаких «дипломатов», – отвечает она со скучающим выражением лица, таким обычным для работников сферы обслуживания. – Я не стою на одном месте.

– Я хотел бы заявить о пропаже «дипломата», – произношу я с внезапной властностью пьяного человека.

– Кабинет начальника станции наверху, – сообщает женщина. – Хотя ваш кейс вряд ли найдут.

– Здесь установлены видеокамеры. – Я жестом указываю на конец платформы.

Уборщица презрительно фыркает:

– Не работают, – и с этими словами удаляется.

В «дипломате» не так уж много вещей, об утрате которых стоит горевать. Честно говоря, там вообще ничего нет. Дело в принципе. Какой-то мерзавец смылся с моим «дипломатом». Какой-то мудак. Гребаный трусливый ворюга.

Когда-нибудь, думаю я, польет дождь и смоет с улиц всю эту мразь.

Если уж говорить о мрази, догадайтесь, кого я встречаю по дороге домой, когда наконец мне удается сдержать всепоглощающий гнев, затащить себя в поезд и проехать одну остановку до Мэнор-Хаус, даже не задремав? Когда я уже направляюсь к своей квартире?

Того самого огрызка, юнца, который высморкался мне на плечо в ночь, когда от меня ушла Сэм. Сейчас это точно он. Никакого зрительного обмана, никакой игры воображения. На самом деле он.

Собственно говоря, мы не сталкиваемся лицом клипу, и я не спешу выяснить с ним отношения. Я обнаруживаю мерзавца в его собственном доме, на противоположной стороне дороги, когда прохожу вдоль ряда магазинов. Его хибара – среди трех домов, которые находятся уже за пределами района. По крайней мере один из них заколочен наглухо и огорожен проржавевшими железными листами с неровной надписью «Не входить!». Ублюдок живет в самом последнем, который, возможно, служит обиталищем бездомных, поселившихся там незаконно. Клочок асфальта перед домом завален мусором – матрасы, унитаз, старая кухонная мебель. Подонок сейчас в комнате, по-видимому, гостиной; у него нет ни штор, ни жалюзи, в общем, ничего такого, что вешают на окна нормальные приличные люди.

Кружу возле магазинов, у входа в винную лавку, и вижу, как он пересекает комнату, спустя секунду выскальзывает из передней двери, захлопнув ее за собой, и озирается, на лице написано: «Я замышляю что-то дурное». Затем мерзавец идет к станции метро, шагает той самой развинченной, уверенной походкой, словно сорвался с привязи и теперь хочет напугать весь мир.

Если не считать чувства омерзения, которое охватывает меня при одном только виде ублюдка, самым поразительным впечатлением можно считать звук, донесшийся до меня, когда дверь закрылась. Вспоминается мое тихое и спокойное детство на Гроуби-роуд в Лестере. Вспоминается ключ на веревочке; вытаскиваешь его из почтового ящика и отпираешь дверь.

Есть вроде такая угроза у профсоюзов: «Мы знаем, где вы живете». Ну, пусть не угроза, а просто констатация факта. Все равно. Я теперь знаю, где живет Огрызок. И, что еще лучше, знаю, как попасть в его логово.

Прежде чем отправиться домой, я выливаю в глотку еще один шкалик водки. Раз уж я все равно рядом с винным магазином, имеет смысл зайти. Хорошая новость: у них продается водка «Абсолют»…

Расс и Фай начали целоваться в час ночи.

Телевизионная церемония вручения наград практически завершилась, и за столиком для сотрудников шоу «Счастливый понедельник» они остались вдвоем. Недопитые бокалы, грязные тарелки и прочий мусор выглядели весьма непривлекательно, однако молодым людям было все равно. Когда официальная часть вечера уже подходила к концу, для Расса и Фай все только начиналось. Не последнюю роль в их сближении сыграли шампанское и кокаин.

Поцелуй был потрясающим, подумали они оба. Иногда поцелуй просто напоминает о бывшем партнере, о том, как хорошо сливались ваши губы, а иногда он дарит совершенно новые ощущения, напрочь сметая воспоминания о прошлых романах. Даже когда вокруг Расса и Фай затихли звуки музыки, они продолжали целоваться; их гормоны бурлили под воздействием алкоголя и наркотиков. Молодые люди взяли свои куртки, но не для того, чтобы просто подышать свежим воздухом. Парочка покинула холл телецентра Би-би-си. Они брели, крепко обнявшись, останавливаясь для того, чтобы обменяться страстным поцелуем. На улице остановили такси, и когда Расе произнес «Фулэм», Фай не возражала. Они продолжили целоваться в машине, и теперь их руки блуждали по телам друг друга.

Все это время Расе и Фиона молчали. Хотя нет. Иногда парочка размыкала объятия, и тогда кто-нибудь произносил: «О Господи», – это звучало как удивленное «Что же мы делаем?». Или один из них вздыхал: «Боже!», просто чтобы подчеркнуть ту страсть, которую испытывали оба – конечно, отчасти благодаря шампанскому и кокаину, – но только отчасти.

Когда молодые люди доехали до Фулэма, уже не было никаких сомнений, что им суждено быть вместе, и то, что должно было произойти, – неизбежно. Когда в такси Фай взяла руку Расса и положила между своих ног, тот понял: девушка не против. Фионе же стало ясно, что она его зацепила. Расе был нормальным мужиком, кто бы на его месте отказался?

Все же ей удалось ошеломить Расса своей раскрепощенной сексуальностью. Когда они добрались до его комнаты (молодой человек устоял перед соблазном завести Фай в гостиную, где кто-то из других жильцов еще курил марихуану), девушка вышла на середину, повернулась к нему и через голову стянула с себя топ. От изумления Расе раскрыл рот. Фиона потянулась рукой за спину, расстегнула бюстгальтер, который упал на пол, и челюсть у парня отвисла еще больше.

– Как ты меня хочешь? – спросила Фай. Расе почувствовал, что его мечты сбываются.

– Как угодно, всеми способами, – выдавил он, ощущая себя главным героем фильма. Девушка смотрела на него кокетливо, соблазняющее – ну просто ожившая фантазия онаниста.

Точно как ожившая фантазия, подумал Расе и сказал:

– Сними юбку, совсем разденься. Я хочу, чтобы ты села па подоконник и закурила сигарету.

Расе сам удивился своей смелости. Без помощи алкоголя он бы никогда не решился произнести эти слова.

Едва он их выпалил, как тотчас пожалел о сказанном и приготовился к всплеску возмущения. Такие девушки, как Фай, вряд ли потакают мужским фантазиям.

Но она всего лишь подняла брови, будто говоря: «Забавно», и выполнила его просьбу – выскользнула из юбки, стащила с себя трусики, глядя ему прямо в глаза, и Расе почувствовал, как натягивается ткань на его брюках.

– Помоги мне, – попросила Фай.

Он шагнул вперед, задыхаясь от возбуждения, обхватил ее за талию, поднял и усадил на подоконник, который был как раз достаточной ширины – но не больше, – чтобы девушка там уместилась. Она закинула одну ногу на другую и скомандовала:

– Подай мне сигарету.

Молодой человек подчинился, зажег сигарету и протянул ей. Фай оперлась локтем о колено и закурила, смотря прямо на него, совсем как в его грезах.

Ну ладно, подумал Расе, не совсем так. В его фантазиях ее грудь выглядела больше, животика не было, а ногти на ногах были покрыты лаком.

Зато в остальном все было точно так, как он себе представлял.

Девушка небрежно стряхивала пепел на ковер, и Расе слегка забеспокоился, когда увидел, что столбик пепла едва не угодил на его бесценную игровую приставку. Но только слегка. Он был слишком возбужден, он мог бы всю ночь так простоять, глядя на Фай. Вообще-то Рассу хотелось незамедлительно ее трахнуть. Но это бы все испортило. И потому парень пробормотал: