Поэтому, если хотите выжить, придется встречать похмелье как заклятого друга. И правда, оно часто бывает этаким двуличным гадом. Иногда развалится, задрав ноги, насвистывая песенку «Симпатия к дьяволу» из репертуара «Роллинг Стоунз» и всячески отравляя тебе жизнь. А иногда оно старается. Дарит хорошие идеи, побуждает взглянуть на мир под другим углом или в качестве компенсации за жуткое самочувствие помогает блефовать. Похмелье вынуждает тебя стать целеустремленнее, сузив день до простого теста на выживание.

Начни с ним сражаться – наверняка проиграешь. Оно поглощает воду, и бананы, и обильные жареные завтраки, и бодрящий напиток «Лукозейд», и энергетические коктейли, и витамины, и маленькие флакончики-дозаторы со «Спасительным эликсиром», а потом извергает все назад с удвоенной силой.

Нельзя бороться с похмельем, с ним надо дружить, каким бы тяжелым оно ни было; может, даже получать от него удовольствие.

Я все это прекрасно знаю в глубине души. Но как же с ним подружиться, когда оно вызывает таких демонов?

Триша сует мне микрофон, а я никак не могу решить, что делать – то ли обратить все в шутку и прикинуться дурачком вроде одного из персонажей юмористической телепередачи Дениса Нордена «Все будет хорошо», то ли, наоборот, тщательно обдумывать каждое слово.

– А теперь, Крис – я знаю, что это трудно, так что не торопитесь, – расскажите нам, как вы себя чувствуете…

– По поводу чего? – говорю я и смотрю на зрителей, которые, в свою очередь, разглядывают меня. Чуть раньше они с интересом обсуждали тему «Моя дочь одевается как шлюха», но сейчас выражение их лиц изменилось. Так обычно смотрят на репортаж о землетрясении где-нибудь в Индии: как ужасно, слава Богу, это случилось не со мной.

Зрительской аудитории меня представили следующим образом: Крис, страдает от болезни «у-него-умерли-мама-и-папа».

– Большинству из нас, к счастью, не довелось пережить того, что выпало на вашу долю. Вы осиротели в возрасте двадцати девяти лет. Скажите, как можно справиться с таким горем? Как вы себя чувствуете?

– Я ни х… не знаю, Триша. Правда ни х… не знаю. Слово х… они заглушают гудочком – «би-и-п».

– Расскажите нам о Сэм, – продолжает Триша, заходя с другой стороны. Мужчина в аудитории стряхивает что-то со своей куртки от спортивного костюма. Я вдруг понимаю, что все в зрительном зале одеты в куртки от спортивных костюмов. И когда бросаю взгляд вниз, то вижу, что на мне тоже спортивная куртка. Почему-то я знаю, что купил ее в «Джей ди спортс» в торговом центре «Блюуотер», хотя никогда там не был. Хорошая куртка, к ней еще прилагается бейсбольная кепка.

– Как по-вашему, каково ей после вчерашнего скандала, когда вы обозвали ее и такой, и разэтакой?

Мои губы шевелятся, но не слышно ни единого слова.

– Вы утверждаете, что любите Сэм. А ей вы говорите об этом?

– Вообще-то нет, – выдавливаю я.

– Ну, тогда, наверное, вы захотите сказать ей это прямо сейчас. Потому что, я полагаю, именно сейчас Сэм ощущает себя нелюбимой.

Сэм под аплодисменты выходит из зрительного зала и садится рядом со мной, но мы не смотрим друг на друга. Следует короткое молчание, Триша дает нам с женой освоиться на сцене. У меня мелькает мысль, что для того, чтобы выяснить отношения, не обязательно вытаскивать их на всеобщее обозрение в утреннем ток-шоу. Правда, эта мысль почти сразу же исчезает.

– Крис? – произносит Триша и в очередной раз тычет микрофоном в мою сторону. – Вы что-нибудь скажете Сэм?

– Да, – отвечаю я, поворачиваясь к жене, которая смотрит на меня. Мне бы взять ее за руку – я раньше видел нечто подобное по телевизору. Но я смущаюсь и бормочу: – Сэм, я тебя люблю и хочу быть хорошим мужем. Если нужно – буду меньше пить, лишь бы у нас все было хорошо.

Раздаются аплодисменты, Триша ждет, пока они смолкнут, затем обращается к Сэм и подносит ей микрофон.

– Сэм? А вы что на это скажете?

Сэм смотрит на меня и берет мою руку. Наконец-то крепко ее сжимает. Затем, глядя мне прямо в глаза, произносит:

– Осторожно, двери закрываются…

Черт. Я просыпаюсь и вижу, как за окном исчезают последние буквы в названии станции. В этот миг я понимаю, что заснул и пропустил свою остановку. Значит, опоздаю еще больше.

Ну спасибо тебе, похмелье! Хорошим же ты оказалось другом…

Когда я вхожу в офис на Бродвик-стрит, опоздав на полчаса, в приемной мне подмигивает красивая женщина.

Перед ней стоит одетый в форму охранник, который слегка мне кивает. Киваю в ответ, попутно удивляясь, почему это другие люди в здании с ним на короткой ноге, называют его по имени, мило с ним беседуют, я же удостаиваюсь только легкого кивка. А ведь мы встречаемся каждый день – не считая выходных и праздников – все три года, что я здесь работаю. Уже не первый раз обращаю внимание, что он смотрит сквозь меня. Знает ли он, что я считаю его никчемным охранником? Неким пережитком прошлого, который годен только на то, чтобы выключать случайно сработавшую пожарную сигнализацию? Мое похмелье подсказывает, что я угадал: знает. И терпеть меня не может.

Неожиданно вспоминаю, что мой отец мертв. Эта мысль отзывается пронзительной болью и жжет, жжет, жжет, ЖЖЕТ, и тогда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на прекрасную подмигивающую девушку.

Она не только подмигивает красивым глазом, обрамленным длинными ресницами, но и показывает кончик языка – задорно и насмешливо. Ее взгляд говорит о том, что она не прочь поразвлечься. Нет, она не потаскушка, просто любит прошвырнуться вечерком, дать себе волю.

В ней чувствуется какое-то легкомыслие. Не пугающая распущенность, а веселое озорство.

И все же в этой красавице есть нечто серьезное. Ясно, что она хозяйка своей судьбы и, без сомнения, добивается успехов на выбранном поприще. Такая девушка уверенно держится с противоположным полом, довольна своим внешним видом и жизненным выбором. Если у нее кто-то есть, она счастлива, хотя и не считает зазорным обращать внимание на других мужчин, А если она свободна, то завязывает отношения, хотя и не стремится их форсировать.

Это Бриджит Джонс, но без заходов; Элли Мак Бил из одноименного сериала, минус психоанализ, героиня «Секса в большом городе», только не помешанная на сексе. Она – это то, что я продаю, то, с чем хотят ассоциироваться рекламодатели. Она – моя, я люблю ее и каждый день выступаю в роли ее сутенера. Или она в роли моего? Мисс «Дорогое воплощение торговой марки» смотрит на всех нас, работников и посетителей, подмигивая из-под названия. Она – журнал «Дерзость».

Взбудораженные репортеры, те, которые спрашивали у офицера полиции, ответственного за связь с прессой: «Предъявили ли ему обвинение?», интересовались неспроста. Они часто задавали этот вопрос почти автоматически – так полагалось. Однако в самом вопросе таился глубинный смысл, придаваемый ему одним из парламентских актов, а конкретно – «Законом об уважении к суду» от 1981 года. «Журналист подпадает под действие закона о неуважении к суду в нескольких случаях. Чаще всего к этому приводит публикация материалов, способных нарушить объективность судебного процесса. К подобным материалам относится, например, поступившая извне информация, которая может повлиять на решение членов коллегии присяжных».*

* Из книги Л. С. Макнэя «Законы, которые необходимо знать журналистам», выпущенной издательством «Баттеруэрт», шестнадцатое издание.

Основной принцип правосудия при любом демократическом режиме заключается в том, что человек считается невиновным до тех пор, пока не доказана его вина. Даже если кого-нибудь обнаружат на месте преступления с окровавленным ножом, только что вытащенным из тела жертвы, то человек все равно будет считаться невиновным в совершении преступления до тех пор, пока коллегия присяжных решит, что это не так.

Именно для того, чтобы принять справедливое решение, виновен подсудимый или нет, присяжным необходимы факты, имеющие отношение к конкретному делу. Подсудимый может иметь двадцать отсидок, а в перерывах между ними грабить банки – присяжные в суде не узнают об этом. Ведь информация о том, что перед ними профессиональный грабитель, способна повлиять на решение суда, способна «нарушить объективность судебного процесса».