— Пётр Николаевич, я подал рапорт в штаб верховного командования с просьбой назначить меня командиром одной из казачьих дивизий.

Краснов кивнул:

   — Андрей Григорьевич, ваш рапорт побывал в Главном управлении. Одно могу сказать: немцы намерены держать в казачьих дивизиях свои командные кадры. Кстати, есть мнение, что во главе всего казачьего движения будет Хельмут фон Панвитц. И что недалеко то время, когда он получит чин бригадного генерала.

   — Вы не намерены возражать?

   — По поводу чего?

   — Немец из Силезии будет поставлен над всеми казаками?

   — Не забывайте, Андрей Григорьевич, он в фаворе у Адольфа Гитлера, из его рук в своё время получил Рыцарский крест с дубовыми листьями.

Шкуро мелкими шажками прошёлся по кабинету.

   — Значит, Пётр Николаевич, будем ждать милостей от немца из Силезии?

   — Будем, Андрей Григорьевич. Но я убеждён — без дела мы не останемся.

Хельмут фон Панвитц срочно вылетел в Крым. Времени на укрепление Феодосийского района оставалось очень мало. Необходимо было организовать строительство оборонительных линий. В помощь казакам были призваны крымские татары.

Представители татар явились к Панвитцу и пригласили его с офицерами посетить мечеть. Хельмут фон Панвитц приглашение седобородых старейшин принял.

В мечети, слушая проповедь муллы, он подумал, что немцы напрасно оттолкнули татар, которых можно было использовать в борьбе с Советской властью...

После молитвы Панвитц предложил старейшинам создать в Крыму татарские военизированные батальоны. Вскоре были организованы одиннадцать батальонов...

Советские войска наступали на Кубанский плацдарм. Не выдерживая натиска, казаки любыми путями перебирались в Крым. Переправлялись через Керченский пролив, ехали по пыльным безводным дорогам, разношёрстно одетые: кто в черкеске с башлыком, кто в немецкой форме, в кубанках или старых дедовских фуражках, с карабинами или автоматами за плечами. Всё это воинство двигалось к Феодосии. Здесь казаков ждал фон Панвитц.

Он собрал их и, построив, заявил:

— Из вас будет сформировано настоящее казачье войско. Вы получите новое обмундирование и оружие. После этого я сам поведу вас в бой.

Речь Панвитца воодушевила бездомных, потерянных казаков. Всех их погрузили в поезд и отправили в Восточную Пруссию, на Милевский полигон.

Прибывших казаков требовалось провести в соответствующий вид. По воспоминаниям очевидцев, «это было скопище людей, где только и знали, что пьянство, мордобой, песни и бахвальство».

Поручив офицерам начать формирование частей и налаживать дисциплину, Панвитц тем временем отправился по концлагерям для агитации. Завербованные пленные ехали на Миланский полигон, где их зачисляли в полки. 21 апреля 1943 года был подписан приказ о создании первой казачьей дивизии, которая стала составной частью «Кавказского войскового соединения СС»...

Сюда же, в Восточную Пруссию, прибывали эшелоны с семьями казаков, с их скарбом и даже скотом. Со временем шумный табор превратится в воинское формирование, в котором казакам прививались немецкая аккуратность и дисциплинированность.

В местечке Моково, недалеко от полигона, была создана унтер-офицерская школа для молодёжи.

В конце лета 1943 года лагерь в Милау жил в напряжении: завершалось формирование дивизии. На главные командные должности прибыли немецкие офицеры. Вместе с тем в Главном управлении казачьих войск при Министерстве восточных территорий начальник отдела генерал Краснов утверждал и казаков на офицерские должности. Особенно радовало Краснова, что значительная часть казаков ещё служила в Донской армии в бытность его войсковым атаманом.

Как-то генерал сказал Шкуро:

   — Знаете, Андрей Григорьевич, я убеждён: из казаков, коих я взращивал в те ещё годы борьбы с большевиками, получатся превосходные кадры офицеров...

Иван Шандыба в это время выносил корзину из-под письменного стола с мусором.

   — И куда же после формирования предполагается направить дивизию? — спросил Шкуро.

   — Насколько мне известно, на фронт направлять казаков пока не намерены. Уничтожать банды Тито в Югославии — вот их ближайшая задача.

   — Ну, будет где разгуляться нашим хлопцам. Кстати, Пётр Николаевич, чем быть изгоями в Восточной Пруссии, не лучше ли создать в тех местах и жилые станицы? Край-то чудный.

   — Вы правы, Андрей Григорьевич, этот вариант мы обсуждали с фон Панвитцем...

О чём ещё говорили Краснов со Шкуро, Шандыба не слышал: взяв корзину с бумагами, он вышел.

Через несколько дней Шандыба пересказал услышанный разговор незнакомцу в православном храме.

Вечер опустился на Москву, но в кабинете генерала Чернышева свет не зажигали, только над самым столом горела лампа под зелёным абажуром. Генерал внимательно слушал доклад Матвея Савостина.

   — А как вы думаете, Матвей Савельевич, догадывается ли ваш связной, кому передаёт сведения?

Савостин улыбнулся:

   — Думаю, что пока нет.

   — Ну что ж, хорошо. Эти сведения мы передадим Тито. Казаки — противник серьёзный. Особенно если их переселят на югославские земли...

Вернувшись в свой кабинет, Савостин долго сидел, глядя в одну точку. Он всё пытался вспомнить лицо Шандыбы, но кроме как затянувшейся на черепе раны на память ничего не приходило...

Хельмут фон Панвитц ожидал приезда генерала Краснова, назначенного начальником отдела Главного управления казачьих войск. С ним прибывал и генерал Шкуро. Шкуро просился на командира дивизии, но Панвитц, зная, что генерал плохой военачальник, предложил ему должность на формировочном пункте в Триесте.

В день приезда Краснова лагерь казаков волновался, многие из донцов помнили его ещё войсковым атаманом, а некоторые даже служили с ним во время Первой мировой войны. Из числа ветеранов Панвитц и велел назначить почётный караул. Оркестру, которым руководил полковник Кононов, дезертировавший из Красной Армии, было предложено сыграть гимн донского либо кубанского войска. Кононов выбрал донской.

Краснов прибыл в середине дня. На станции в Моково он пересел на коня и под гимн «Всколыхнулся, взволновался тихий Дон» объехал строй почётного караула. Генерала сопровождал Шкуро.

Остановив коня перед почётным караулом, Краснов неожиданно заплакал. Слёзы потекли по его стариковским, чуть припухшим щекам.

   — Здравствуйте, господа казаки! — справившись с волнением, произнёс он.

   — Здра... желаем, ваш... превосходительство!..

Краснов посмотрел на Шкуро.

   — Они узнали меня... И я помню их... всех...

Краснов и Шкуро в сопровождении фон Панвитца направились в лагерь, где их уже ожидала построенная в каре дивизия. Краснов объехал строй, и полк за полком приветствовали его.

Краснов повернулся в Панвитцу:

   — Господин бригадный генерал, — голос старого атамана дрожал, — вы проделали большую работу по возрождению казачества, и оно всегда будет помнить ваши славные дела.

   — Ваше превосходительство, мы призваны исполнить свой долг. У нас цель одна: разбить большевиков и уничтожить советскую власть, которая кабалит Россию...

Пригладив усы, Краснов договорил, обращаясь к казакам:

   — ...Мы должны помнить, что Германия ведёт борьбу за нашу свободу... Вместе с немецким народом мы обретём свою родину... Наш час настал!.. Наша задача — уничтожить коммунизм раз и навсегда и добиться освобождения казачьих земель...

Когда Краснов закончил свою речь, Панвитц выкрикнул:

   — Вперёд за свободу казачества!

Он повернулся к генералам: