Конечно, это моя вина. Моя ошибка. Mea maxima. Извини, говорил я. Прости, вздымал я руки. Забудем обо всем, молча стоял я. Прости меня. Я на коленях. Прости меня, Лив. Я виноват. Хочешь стихами. Или буду молчать. Лииив. Дай мне облегчение. Живи для меня, давай забудем обо всем и будем мужем и женой. Ох, гроза ее титек и филейных частей. Восхитительные и белые. Я попытался взобраться на них и сорвался. Сильные не дают спуску слабым. Так-то. Ничего не осталось. Вдвоем мы могли затмить своим блеском любую звезду, сияли все ярче и ярче, мой мотылек летел к ее свечке, я попытался взобраться — и упал. Теплые не знают жалости к холоднокровным. Жаба, говорила она, и я квакал для нее. Иди, говорила она, и я шел. Грозил титькам и филейным частям. Да, я. Так-то. Когда-то мог. Раньше бывало. Дочь Взрастающего Сына, я думал, ты любишь меня. В доме терпимости и наслаждений я платил нежностью. Ты так нежен, говорила она, так добр, и мне казалось, что она любит меня. Любовь безграничная поглотила мою любовь, переварила и выплюнула. Желудочный сок ее любви оставил ожоги на моей душе. Прости меня, Лив. Из дома восходящего солнца да прямо в черную дыру, в черно-дырявый дом, ты взошла и закатилась. Горечь оказалась лучше твоей гордости, прости. Она ласково ерошила мои волосы, а однажды вырвала клок прямо с корнями. Темная женщина с чистой светлой кожей, со светлыми волосами и светлыми глазами, такими темными и в то же время светлыми, светлыми. В ней огонь, сжигающий мужчин, но и лед, чтобы излечить их. Я не был мужчиной. Только не для нее. Лив, ледяной пик совершенства, как ты столкнула меня вниз, прости, что я… мea… maxima… эх, жизнь. Да, мог. Так-то. Когда-то мог. Раньше бывало. Сильные не прощают. Им не хватает для этого слабости.

— Лив, жена моя, — повторял Виргилий Джонс.

Он сидел на краю поляны, прислоненный спиной к дереву.

— Тебе был нужен другой мужчина. Сильный.

Взлетающий Орел решил не задавать лишних вопросов — с него хватит и того, что Виргилий захочет рассказать о себе сам. Лишние вопросы могут причинить боль. Поэтому он ничего не спросил о Лив.

— Я долго жил в К., — медленно продолжал Джонс. — Я жил там задолго до того, как там появились они. Они строили жилье, женились, развратничали. А один или двое… пошли еще дальше.

— Как Гримус? — быстро спросил Взлетающий Орел.

— Что сказать, — задумчиво протянул Виргилий Джонс, с сомнением кривя губы. — Может, и так. Хотя насчет себя я не уверен.

— В чем?

— Есть ли в моем случае какое-нибудь сходство с Гримусом.

Несмотря на растерянность, Взлетающий Орел не мог удержаться от смеха.

— Уж если вы начали шутить, значит, дела ваши идут на лад, — сказал он.

— Мой дорогой друг, — отозвался Виргилий. — Это не была шутка.

— Я знаю, — ответил Взлетающий Орел, все еще не отсмеявшись. — Приятного мало.

Виргилий пожал плечами.

— Виргилий, — снова спросил Взлетающий Орел, — что такое или кто такой Гримус?

— Да, — ответил Виргилий. — Вы все узнаете.

— Печальный факт, — снова заговорил Виргилий, когда они наконец продолжили свое восхождение. — Разным людям уготована разная судьба, богатая событиями или наоборот. Знаменательными обычно бывают события; люди же, как правило, обычные атомы в коловращении. Нормальные люди как правило избегают известности. Я уже говорил вам о причинах возникновения своего суеверия — здесь у нас, на острове, всего можно ждать; уверен, что теперь вы меня отлично понимаете. Однако так веду себя только я; есть и другая манера поведения, а именно: уж если здесь может случиться все что угодно, давайте сделаем так, чтобы ничего не случалось.

— Вы имеете в виду Долорес? — спросил Взлетающий Орел.

Виргилий Джонс промолчал.

— Вот черт, — проговорил Николас Деггл.

Деггл стоял на берегу острова Каф. Он появился здесь только что, пройдя сквозь те же врата, через которые две недели назад отправил сюда Взлетающего Орла; Деггл был зол на себя и на всю вселенную заодно. Он совершил ошибку, элементарную и непростительную: неправильно рассчитав свое прохождение через врата, он оказался не на той стороне острова. Делать нечего, придется идти через Лес.

Он должен был догадаться — Врата располагались как раз над уровнем моря, следовательно, логической точкой выхода являлся именно берег. И это несмотря на все длительные и сложные приготовления, которые он проделал при помощи своего магического жезла, Стебля Розы, использовав его как веху и наметив свое появление в окрестностях К.; кроме того, это означало, что в том же положении должен был оказаться и Взлетающий Орел, так и не вернувшийся к причалу, из чего стало ясно, что Врата исправно действуют. Экий дурень ты, Орел, невесело добавил Деггл, и здесь тебе не повезло, да и я не лучше; но времени мало, пора думать о деле. Костерить себя можно и потом.

Вернуться через Врата обратно в Х., чтобы оттуда заново просчитать проход, нечего было и думать; было ясно, что для таких серьезных и точных предприятий Стебель недостаточно надежен, на него нельзя полагаться как на веху. Кроме того, Врата позволяли пройти только в одну сторону: здесь тоже все упиралось в необратимость течения времени. Не стоило также пытаться переправиться при помощи Стебля на вершину горы: из-за ненадежности жезла Деггл мог оказаться в положении еще хуже теперешнего. Делать нечего — оставалось надеяться только на свои ноги.

— Вот черт, — повторил он.

Глядя на Деггла, смуглого, стройного и изящного, невозможно было представить его переносящим тяготы долгого пути. Даже сама мысль о бесконечном восхождении заставляла его изрыгать все новые проклятия.

Представив, какой будет реакция Гримуса — а также, конечно, и Джонса, — когда весть о его возвращении разнесется, он язвительно поздравил себя. Я вернулся, рявкнул он на весь берег. Вернулся закончить наконец то, что следовало закончить давно, сделать то, что ему не позволяли сделать.

Неожиданно Деггл заметил, что на берегу он не один. Неподалеку прямо на песке, рядом с пустым креслом-качалкой, сидела и смотрела пустыми глазами на утес женщина. Деггл немедленно узнал кресло, он был знаком с его хозяином; кресло принадлежало Виргилию Джонсу. Женщину Деггл тоже узнал: дочери Евы уродливей миссис О'Тулл на всем острове не было. Откуда она здесь? — неплохо бы узнать. Деггл не спеша направился в сторону Долорес. Не обращая на него внимания, та пела свои унылые песни.

— Миссис О'Тулл, если не ошибаюсь? — спросил ее Деггл.

Долорес перестала петь и медленно повернула голову к Дегглу.

— А, дорогой, это ты, — негромко проговорила она. — Устраивайся поудобней.

«Дорогой?» — удивленно подумал Деггл; но он изрядно устал и, воспользовавшись приглашением, с удовольствием опустился в кресло Джонса.

Виргилий, подумала Долорес. Милый голос, пухлое лицо. Опаленное сердце в дряхлом теле. Виргилий, который оторвал ее от бездушия церковных свечей и одарил плотью. Она счастлива — у нее есть он.

— Виргилий, — проговорила она, наслаждаясь звуками имени. — Виргилий Джонс.

Деггл внимательно следил за лицом Долорес.

— Виргилий? Он что, где-нибудь поблизости? — спросил он, пронзая миссис О'Тулл взглядом.

— Конечно, — отозвалась она, хватая его за руку. — Он всегда здесь. Со мной.

Деликатно поморщившись, Деггл высвободил руку.

— Так вы… живете с ним? — спросил он.

Долорес О'Тулл с обожанием уставилась на него и жутким голосом запела:

– Любовь со мной, пока моря не высохнут до дна.