— Что это за Эффект, о котором вы все время толкуете? — спросил мистера Джонса Взлетающий Орел. — И почему теперь нам обязательно нужно разговаривать друг с другом?

— Разговаривать можно обо всем, за исключением самого Эффекта, — уклончиво ответил мистер Виргилий Джонс. — Сейчас нет времени объяснять. Пожалуйста, делайте так, как я велю. Тишина сейчас особенно опасна, я убеждался в этом множество раз.

Сраженный серьезностью тона своего проводника, Взлетающий Орел решил оставить вопросы и делать как просят.

— Как вы считаете, — спросил он, — Долорес поправится?

— Надеюсь, что да, — немедленно откликнулся мистер Джонс. — Надеюсь от всей души.

Наступила короткая пауза; затем мистер Джонс разразился речью:

— Вы слышали историю о том, как в вашей стране проститутка развязала гражданскую войну? Ее звали Полли Адамс…

Взлетающий Орел не мог думать об этом. Его голова была занята совсем другими мыслями. Он думал о сестре Птицепес, о мотивах мистера Джонса, о дремучей чаще, в которой они, похоже, уже заблудились, о непрекращающемся вое в ушах, который становился все громче и громче…

Виргилий Джонс уже кричал ему в ухо:

— Вот послушайте загадку, мистер Орел. Как по-вашему, почему ирландцы всегда надевают по три презерватива сразу?

Головокружение, слабость. Совершенно незнакомые Взлетающему Орлу прежде, теперь они прочно завладели им, с той самой первой минуты, когда он очнулся в прибрежной хижине. К ним добавилось другое, уже вовсе неописуемое ощущение, однажды уже испытанное им в Средиземном море, перед тем как удар волны выбросил его за борт яхты. Его ноги задрожали; продвижение вперед давалось непросто, а подъем в гору — и того хуже.

— Не беспокойтесь, — кричал ему Виргилий. — Бояться нечего, это всего лишь легкий приступ Болезни Измерений. Скоро все пройдет… — Крики могильщика постепенно совсем затихли.

Болезнь Измерений : что это такое? Взлетающий Орел разозлился — опять его держат в неведении, — туман перед глазами на несколько секунд рассеялся, и он увидел над собой озабоченное лицо Виргилия Джонса.

— Здесь под деревьями темно, — кричал Виргилий. — Нужно добраться до поляны, я помогу. Соберитесь с силами и сосредоточьтесь на моем голосе. Я буду все время что-нибудь говорить. Дневной свет помогает: он прогоняет чудовищ.

— Чудовищ… — слабо повторил Взлетающий Орел.

— Они обитают внутри вас, — объяснил Виргилий Джонс. — Внутри…

(Голос мистера Джонса снова ослаб и стал пропадать.)

У Взлетающего Орла опять закружилась голова, и глаза начала застилать пелена.

— Я не могу вам этого объяснить, — орал ему из дальнего конца длинного тоннеля Виргилий Джонс. — Чтобы понять, нужно самому испытать. Слушайте мой голос. Слушайте только мой голос.

Страх обуял Взлетающего Орла, страх здравомыслящего человека перед неведомым недугом. Он почувствовал, как уверенность оставляет его; что он делает здесь, как он здесь оказался? Что за бесовские силы обуяли его? И почему только он не убил себя, а ведь совсем уже было собрался? Хотя, возможно, он уже умер. Да, конечно умер. Упал за борт яхты, утонул и вот теперь в пекле, и Виргилий Джонс самый натуральный черт, а то, что сейчас происходит с ним, это первый круг адовых мук. Да, все сходится — он умер.

Ах да, я вспомнил, вспомнил: я был Взлетающим Орлом. Неведомое коснулось меня крылом, и я не смог этого вынести, сошел с ума. Поначалу были только галлюцинации, но постепенно видения приобрели четкие очертания абсолютной реальности, и сейчас до меня сквозь сон доносится призрачный голос так называемого Виргилия Джонса. Мир перевернулся; взбираясь на гору, я спускался в глубины преисподней, забираясь в собственную душу.

Картина, виденная мной, застыла в своих очертаниях, но претерпела мириады мгновенных превращений: в ней поменялись краски, деревья превратились в движущихся существ, твердь стала водою, а небо твердью, трава заговорила, цветы принялись наигрывать чудесную музыку. Во время одних трансформаций Виргилий Джонс бесследно исчезал, в других принимал деятельное участие в обличье огромного гноящегося монстра. В двух или трех эпизодах он был мертв. Иногда я слышал его далекий голос: он говорил со мной, произносил слова утешения и совета. О да, то было крещение огнем.

Виргилий Джонс и я; странная пара соратников. Он, выжженный человек, пустая оболочка прошлого, спокойное знание неминуемости великой катастрофы; я, человек незавершенный, увлеченный поиском гибельного знания, которое должно покончить со мной, — в глазах смерти я ищу и не нахожу свое лицо. До недавнего времени я совершенно ничего не понимал, но он любил меня как сына, как последнего из своих живых сыновей; едва я оправлюсь от этой лихорадки, от этой болезни, я тоже буду любить его, ибо я любил его раньше, хотя и недостаточно сильно. Он не бросил меня, заботился обо мне, оттащил меня, совершенно беспомощного и безвольного, к поляне, и все время говорил, говорил, говорил, силясь вырвать мой рассудок из когтей опустошающего разум Эффекта. Но мы не успели добраться до поляны, и наступила тьма, и я потерял его след. Но на поляне солнечный свет вновь придал мне сил. И так было, и я боролся до тех пор, пока не пришел он и не взял меня.

Виргилий Джонс: душа без надежды на будущее, он оставил свою подругу Долорес, свою любовь и печаль, решил помочь мне только ради меня самого, а теперь возвращается туда, откуда когда-то столь поспешно бежал. Храбрый человек.

Для того чтобы пройти через Болезнь и остаться в живых, нужно отбросить все «почему?». Я молчал, забыв о вопросах, но перед самой развязкой несколько моих мысленных, безмолвных «почему?» все-таки удостоились ответа — а сверх того и несколько «почему?», о которых я и не задумывался.

Волоча Взлетающего Орла по траве и веткам к поляне и отдуваясь, Виргилий Джонс говорил:

— Ох, дорогой мой друг. Больно видеть вас в такой беде. Жаль, что все это приключилось именно с вами. Гримус говаривал, что в этом лесу человек либо находит, либо теряет себя. Есть большая разница между мной и вами. Я могу только терять.

И ничего-то вы, дорогой мой мистер Орел, не понимаете. У вас есть цель, но серьезности ее вы не осознаете. В этом ваша сила и ваша слабость. Неведающие истины идут вперед с оптимизмом невежд. Иногда это даже спасает им жизнь. Стоит только что-то понять, как ужас знания начинает овладевать вами, вы видите себя на фоне космоса… однако лишь человек знающий несет мудрость в мир; на его плечи ложится бремя последствий и вины, что также…

Добравшись наконец до поляны, мистер Джонс без сил рухнул на траву, положил голову Взлетающего Орла себе на колени и под влиянием какого-то внезапного порыва задумчиво поведал ему ответ на свою недавнюю загадку:

— Ирландец всегда надевает три презерватива, чтобы быть уверенным, уверенным и еще раз уверенным.

Про себя мистер Джонс подумал:

Теперь, старина Джонс, пришло время узнать, какой из тебя проводник.

Полируя кость, сестра Птицепес говорила ему так:

— Смотри, братишка. Смотри внимательно. Вот у меня кость для тебя. Хорошая собачка. Это особая кость. Это кость К. Поймай ее. Потом пойди и закопай ее, спрячь.

— Птицепес? — спросил Взлетающий Орел. — Это ты?

Насмешливо взглянув на него с вершины скалы, Птицепес медленно повернулась на левой ноге кругом, мерно притоптывая правой ступней. И бросила ему кость. Та удобно упала ему прямо в руки; на кости было искусно вырезано изображение розы. Взлетающий Орел засунул кость в карман.

А сестра Птицепес уже лежала на своем скальном уступе, бесстыдно задрав юбку до пояса, широко расставив ноги и прогнув спину дугой.

— Иди же ко мне, братишка, — позвала она. — Иди, спрячь свою кость.

Взлетающий Орел покорно двинулся к сестре, и чем ближе он к ней подходил, тем больше она становилась. В сотне ярдов она стала размером с лошадь. Дыра зияла между ее ног; волосы вокруг дыры напоминали веревки. Осталось десять ярдов. Птицепес стала величиной с дом, перед ним лежала широкая красная пульсирующая пещера, завеса волос медленно раздвинулась. Откуда-то сверху донесся ее раскатистый голос.