И вот теперь, ради спасения Взлетающего Орла, он отомкнул эту темницу, и, подобно бедам из ящика Пандоры, воспоминания хлынули наружу и затопили его, причинив нестерпимую боль. Но он сразу же забыл о боли. За давностью лет многое в нем омертвело.

Поначалу он решил, что Взлетающий Орел, закаленный долгими странствиями, сможет без посторонней помощи пройти неизбежный путь сквозь Измерения. (Виргилий забыл о разрушительном действии Измерения.) На мгновение глаза Взлетающего Орла заблестели осмысленно — он почти спас свой разум от самого себя. Но сил довести начатое до конца у аксона не хватило; теперь выход оставался только один.

Виргилий Джонс должен был проникнуть туда, в измерение другого разумного существа, гораздо более опасное, чем его собственное, и вывести это существо к свету. Другого способа не было. Разум Взлетающего Орла медленно перегревался и скоро мог выгореть начисто. Тогда спасать было бы некого. Змея, кусающая свой хвост, в конце концов поглощает себя.

Нелишне заметить, что миры, которые гора Каф и Эффект создавали внутри разумного существа, не были фантомами. Это были вполне нормальные, вещественные миры. Эти миры способны были причинять боль и ранить.

Целую вечность Виргилий Джонс просидел неподвижно, переживая заново муки своего прошлого, весь опыт путешествий по измерениям, которым он обогатился, прежде чем Эффект набрал силу и стал для него неуправляемым. Он по крупицам отыскивал и брал на заметку нужные знания. Он был уверен, что где-то и когда-то слышал об этом — о технике соединения накрепко с разумом иного живого существа.

Рассказывать Взлетающему Орлу о своих путешествиях по иным измерениям Виргилий Джонс не стал. В свое время эти путешествия Виргилий Джонс любил необыкновенно. Строго говоря, его путешествия представляли собой проникновения в иные реальности, физически перпендикулярные существующему пространственно-временному континууму, существующие рядом, но в то же время в бесконечной дали. Прошел он и сквозь жгущее мучительным пламенем пребывание в собственном Внутреннем Измерении, весьма похожем на тот индивидуальный ад, в котором изнывал сейчас Взлетающий Орел и который, если ему повезет и он останется в живых, всего лишь заберет у него душу, оставив на ее месте бесполезную пустоту. Таковы были два пути знакомства с Измерениями. Но был и третий.

Мостик между двумя первыми путями.

После многих проб и ошибок Виргилий Джонс обнаружил, что, обладая известным воображением, любой человек может создавать миры, совершенно новые, никак не связанные с внутренним душевным устройством и вселенными-палимпсестами.

Миры фантастические, в которых, однако, вполне мог жить человек.

В свое время Виргилий Джонс отличался весьма богатым воображением.

Собравшись с духом, он начал спускаться мимо непереносимых воспоминаний о собственной гибели, когда его сила порождала чудовищ, набрасывавшихся на него и испепелявших его разум, и наконец добрался до времен относительного мира и покоя. Мистер Джонс улыбнулся. Какие удивительные миры он посещал в то время! Какие поразительные, замечательные вещи узнал! Он вспомнил о сексуальной технике планеты Йидек, от которой захватывало дух, инстинктивную логику гениальных растений-мудрецов с Поли-5, звуковые скульптуры Аурелиона. Боль уже совсем унялась; он оставил боль далеко позади, принявшись за раскопки своего прошлого с наслаждением истинного археолога. Наконец он нашел то, что искал, — годы, в течение которых он гостил на планете Спиральных Танцоров.

Некоторые области науки порой вдохновляют поэтов; так случилось и на планете Спиральных Танцоров, где вековые традиции ученых-поэтов привели к возникновению разновидности физики, быстро превратившейся в общепризнанный религиозный культ. Исследуя строение материи, дробя ее на мельчайшие частицы, ученые этой планеты добрались до исходного уровня чистого и прекрасного танца зарождения жизни. То была первородная гармония бесконечно малого, где энергия и материя текут сообща, напоминая жидкость. Сходясь в некотором месте, энергетические потоки приводили к возникновению в этой точке щепоти, иначе говоря, материи. Щепоти объединялись между собой и приводили к возникновению других, б?льших щепотей, или же распадались, отдавая в пространство прежнюю чистую энергию, причем и одно, и другое происходило в соответствии с основополагающим нерушимым повторяющимся спиральным узором. Когда щепоти сходились, образуя предмет, их танец назывался танцем Усиления. В случае противоположном, распада, вновь образуя Ничто, щепоти испоняли танец Ослабления.

Это открытие оформилось в религию Спирального Единства. Если все есть первородная энергия, то между предметами нет никакой разницы. Мыслящее существо и стол суть единый аспект одной и той же силы. Впоследствии этот тезис получил научное подтверждение.

Главным обрядом религии Спирального Единства, подробнейшим образом разработанным благодаря последовательному совершенствованию Теории многими поколениями ученых-поэтов, стал Спиральный Танец. Танец представлял собой череду движений, основанных на первородных ритмах, и предназначался для усовершенствования любым живым существом своего исходного устройства. Исполняя Танец, можно было слиться с окружающей Единственностью.

Виргилий Джонс поднялся на ноги.

Он снял свой старый пиджак. Расстегнул ремень и спустил старые, видавшие виды черные брюки. Скинул старый жилет с золотой часовой цепочкой и рубашку.

В заключение он снял с головы котелок; всю свою одежду и белье он положил аккуратной стопкой на неподвижное тело Взлетающего Орла, там, где все это не могло ему помешать.

Игнорируя протесты ноющих ног, он начал Танец.

Горфа, уже вольно хозяйничающего в сознании Взлетающего Орла, в скором времени ожидал сюрприз.

Мистер Джонс медленно обошел вокруг тела Взлетающего Орла, выпевая одну строго установленную басовую ноту. При этом он вертелся вокруг собственной оси, через равные интервалы притопывая. Постепенно поднявшееся было в нем головокружение ушло. Через некоторое время он уже не думал о том, что делает. Тело само повело его, заставляя описывать круг за кругом. Еще через некоторое время он полностью отключился от окружающего мира — перестал чувствовать свое тело, видеть свет, слышать звуки; исчезло все, кроме ровного гула, который теперь окутывал его пеленой. Потом стихло и гудение (хотя басовую ноту он еще тянул), и на несколько мгновений Виргилий Джонс повис в абсолютной пустоте. Но уже довольно скоро вокруг него замелькали первые пограничные ряби пространства сознания Взлетающего Орла; мозг Виргилия Джонса постепенно настраивался в тон мыслям его спутника. Если бы вы в этот миг находились в измерении Острова, то, вероятно, заметили бы полупрозрачный туман, окутавший их тела.

Виргилий Джонс спешил на помощь.

Загадка, которую горф загадал Взлетающему Орлу, самому горфу нравилась чрезвычайно. Заключив, что невосприимчивость аксона к Лихорадке Перемещений происходит, по всей видимости, от временного паралича воображения, Мастер Упорядочивания решил заделать этот пробел своими силами и создал образцовую шараду: и сама шарада, и ее отгадка состояли исключительно из фрагментов воспоминаний Взлетающего Орла; по сути дела это было ложное измерение, лабиринт-обманка, вполне проходимый, в центре которого помещался взявший было свою судьбу в собственные руки Взлетающий Орел. Горф расслабился и приготовился следить за действиями Взлетающего Орла, у которого была только одна возможность выбраться наружу — решив эту шараду.

Шарада состояла из следующих элементов: было место под названием Абиссиния. Его описание горф отыскал в закоулках памяти Взлетающего Орла. Был также абрис глубокой пропасти, узкого каньона, чьи каменные стены уходили в небо. С тем чтобы придать ситуации пикантную напряженность, горф добавил в головоломку фактор времени, заставив стены каньона медленно сдвигаться. Утесы медленно ползли навстречу друг другу; подняв голову, можно было увидеть как, скрывая небо, их верхние края смыкаются, грозя довольно скоро превратиться в непроницаемую гробницу из скрежещущего камня. На песчаном дне каньона вместе с Взлетающим Орлом находились два абиссинца. Абиссинцы отдаленно напоминали Деггла, приложившего в свое время руку к созданию этого мысленного образа, оба — высокие и стройные. И тот и другой были в черных плащах, на шеях поблескивали одинаковые ожерелья из изумрудов. На этом сходство с Дегглом заканчивалось. (Но и без того картинка достигла своей цели — Взлетающий Орел был до того потрясен видом Дегглов-близнецов, что мгновенно и думать забыл о сестре Птицепес и утратил бдительность ровно настолько, чтобы позволить новому измерению прочно «схватиться» внутри него, как бетон).