Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Он поднял бокал, глядя на Фелисию, которая открыв рот ждала продолжения. Она предчувствовала сюрприз. Но Эйстейн уже повернулся к Эрлингу. Его большие глаза, как всегда, блестели, и выпитое им вино не погасило этот блеск, настроение у него было приподнятое. Эйстейн Мюре славился тем, что всегда находился как бы под хмельком, ему и не нужно было пить, но выпить он любил. Ему было трудно начать, он улыбался Биргит Этрусской и ее дочери и, может быть, думал совсем о другом, но после двух-трех бессвязных фраз наконец разошелся:

— Эрлинг, ты говорил о том, что все повторяется. Я недавно был в Швеции. В Стокгольме я останавливался в маленькой гостинице, в которой однажды ночевал во время войны, мне даже дали тот же самый номер. Пусть мой рассказ будет небольшой иллюстрацией к твоей теории о том, что все повторяется. Хотя ты имел в виду не те повторения, которые случаются в рамках одной человеческой жизни. Рано утром в 1942 году меня разбудил телефонный звонок, раздавшийся у меня в номере. Слишком рано, если учесть, что накануне был мой день рождения. Я уронил на пол несколько газет и опрокинул лампу, прежде чем мне удалось найти телефонную трубку. Портье сказал, что меня вызывает Осло. Поймите, это было в 1942 году, утром 13 октября. Я бы удивился не больше, если б мне позвонили из Токио. Чтобы норвежскому беженцу звонили из Осло! Это было совершенно исключено, но учтите, в каком я был состоянии. Я пытался стряхнуть с себя сон, голова моя лихорадочно работала. Этот звонок, безусловно, свидетельствовал о том, что немцы прекрасно осведомлены, кто из норвежцев бежал в Швецию и что я нахожусь в Стокгольме. Я ждал, слушая, как телефонистки на линии кричали время от времени «алло». То и дело возникали какие-то помехи. Ведь этот разговор должен был прослушиваться и тут, и там, и повсюду, и я вдруг подумал, какой будет скандал, когда в нашем посольстве станет известно, что мне звонили из Осло. Я весь покрылся испариной. Не забывайте о двух вещах: во-первых, накануне я бурно отпраздновал свой день рождения и, во-вторых, звонок был из Осло в 1942 году. Я не был важной шишкой и не мог считаться спасителем Норвегии; во время оккупации, пока у меня была такая возможность, я тихо и мирно выписывал людям фальшивые паспорта. И тем не менее я вдруг почувствовал себя важной персоной. Неужели шпионаж среди беженцев ведется так эффективно, что в Осло уже известно, что эту ночь я провел не дома в собственной постели, а в гостинице, так как был слишком пьян, чтобы на трамвае добираться до Нокебю? — думал я.

После новых пререканий и треска на линии меня спросили по-норвежски: Это ты, Эйстейн?

Да, это я. Хлынул торопливый поток слов о каких-то делах, и моя голова окончательно пошла кругом.

— Ты меня слышишь? — кричал время от времени тот человек, и я кричал, что слышу. Ничего другого я долгое время вставить не мог.

Он говорил что-то о рыбе, да, о рыбе, но я решительно не понимал, какое отношение я имею к рыбе, если не считать того, что иногда я мечтал о селедке.

— Что ты об этом думаешь? — спросил наконец этот болтун.

— Ну, если не считать форели и окуня… А с кем я, собственно, говорю?

В трубке охнули и смущенно спросили:

— А почему ты говоришь по-норвежски?

— А почему бы мне не говорить по-норвежски? Я живу здесь, потому что получил разрешение.

— Так ты не Эйстейн? — закричал он и назвал совершенно незнакомую мне фамилию на «Ю».

— Нет, — сказал я. — Моя фамилия Мюре. Эйстейн Мюре. Спасибо вам за интересные сведения.

Я услыхал приглушенное «Вот, черт!» и отбой.

Я так и не понял, что он такое мне сообщил, и больше этим не интересовался, но часа через два, когда я уходил из гостиницы, портье обиженно поглядел на меня. Видимо, ему тоже кое-что сообщили из Осло.

Поговорив по телефону, я встал и выпил первую из трех бутылок жидкого пива, положенных постояльцу. Потом побрился непослушными с похмелья руками. Выпил вторую бутылку пива, умылся и поднес к губам третью. В дверь постучали. Я открыл, вошла дама, которую я знал. Она обрушилась на меня с обидами, потому что не получила приглашения на мой день рождения. Ей было… Да, ей было столько же, сколько сегодня Адде, и за словом в карман она не лезла. Она не запнулась ни на одной фразе, пока я не опрокинул ее на кровать и не последовал туда за ней, уже утоливший жажду, умытый и свежевыбритый. Теперь она жаловалась только на запах пива. Она была шведка.

Я уверил ее, что на моем дне рождения вообще не было женщин, кажется, так оно и было, не помню.

Так вот, приехав в Стокгольм через пятнадцать лет и остановившись в той же гостинице, я сразу понял, что попал в тот самый номер, в котором во время войны беседовал о рыбе. Такие комнаты появляются, когда архитектор не знает, что ему делать с помещением внутри дома, и оставляет все как есть. Никогда не видел более нелепой комнаты, у нее не было вообще никакой формы. Но я говорю об этом лишь затем, чтобы объяснить вам, почему я узнал ее столько лет спустя. Я распаковал вещи, привел себя в порядок с дороги и пошел в город.

Я прожил в Стокгольме уже неделю, как вдруг утром меня разбудил телефонный звонок. Кое-что все-таки не совпадало с первым разом. Я бы не удивился, если б мне опять позвонили из Осло. Напротив, меня бы это испугало. Кроме того, у меня не было накануне дня рождения. Просто несколько шведских знакомых еще с военных времен устроили вечер в мою честь. Мы засиделись далеко за полночь. Я опять смахнул на пол газеты, пепельницу и еще что-то, пока мне удалось приставить трубку к уху нужным концом и простонать «алло». Телефонистка на коммутаторе сообщила, что меня вызывает Копенгаген. Там никто не мог знать, что я нахожусь в Стокгольме, неважно почему, но это решительно исключалось. На этот раз вряд ли кто-нибудь стал прослушивать мой разговор, и довольно скоро я услыхал мужской голос из Копенгагена. Датчанин тоже говорил страшно быстро, он наверняка помнил, во сколько ему обойдется каждая минута. Об этом он мог бы и не беспокоиться, потому что, как только он заговорил о рыбе, мой разум отключился. Правда, этот датчанин специализировался на угре, но тем не менее. Я испуганно смотрел в пространство, а потом закричал, что я еще сплю и о чем это он говорит, при чем тут угорь?

— Как при чем… Разве вы не господин Мюре из Норвегии?

У нас завязался удивительный диалог. Вспомните, в каком

состоянии была моя голова и разговор про рыбу, который я вел пятнадцать лет назад в этом же номере этой же стокгольмской гостиницы с кем-то, позвонившим мне из Осло. Должно быть, с этой комнатой было что-то нечисто, о чем я не знал.

— Вы говорите про угря? Произнесите это слово по буквам!

— Что вы хотите, чтобы я сделал?

— Я прошу вас произнести это слово по буквам!

— Произнести «угорь» по буквам?

Не знаю, сколько минут мы с ним вели эту содержательную беседу. Я весь вспотел, говорят, что после попойки это полезно. Прошло много времени, прежде чем он каким-то словом включил опять мой рассудок. Я действительно когда-то в порядке эксперимента придумал необычное и вкусное блюдо именно из угря, и датчанин хотел узнать у меня рецепт.

— Вы его получите! — заорал я. — Но как вы меня нашли?

— Я обзвонил всю Норвегию…

— О Господи!..

— И вот наконец в одной усадьбе…

— Вы звонили даже в какую-то усадьбу?

— Да, звонил.

— Но зачем вам этот рецепт?

— Я слышал, что это очень вкусное блюдо!

Я продиктовал ему рецепт и пожелал удачи. К сожалению, я не спросил его имени. Мне бы хотелось когда-нибудь встретиться с этим датским гурманом и поговорить с ним на кулинарные темы. По-моему, он хороший человек.

Эта история с двумя телефонными звонками не очень глубока, — продолжал Эйстейн, — но зато это истинная правда, а не какая-нибудь фантазия на тему о том, что все повторяется, к тому же это еще не конец. Закончив разговор об угрях, я откупорил первую из трех положенных бутылок пива. Тут тоже есть несовпадение с первым разом: пиво с тех пор стало значительно лучше. Но вообще у меня было чувство, что я совершаю какой-то ритуал. Я побрился, выпил вторую бутылку пива, умылся и откупорил третью, однако не выпил ее, а сел на кровать с бутылкой в руке и стал ждать. Я не спускал глаз с двери, но вовсе не потому, что услыхал в коридоре какие-то звуки. Нет, все было тихо. Наконец в дверь постучали.

82
{"b":"256423","o":1}