Когда-то Эрлинг жил со своей семьей в пригороде Осло. За домом был заросший сад. Там Эрлинг укрывался, когда ему нужно было над чем-нибудь поразмыслить, но уже очень скоро этот сад стал для него Потерянным Раем. Некоторые из его соседей тоже работали дома и свободно распоряжались своим временем, но, к несчастью, они принадлежали к людям, которые, по их собственному выражению, занимались практическими делами. Они приходили к Эрлингу в сад и говорили: Я увидел, что вы не работаете, и мне захотелось поболтать с вами.

Эти невинные и честные люди нравились Эрлингу. Они понимали, что писать книгу — это работа. Но ведь он не пишет свою книгу, стоя в саду с граблями или лопатой в руках или просто лежа на спине и глядя на плывущие над ним облака. Как он мог объяснить им, что как раз в это время он и пишет? Эрлинг прекрасно понимал, почему людей искусства считают трудными и ненормальными. И помнил, в какое отчаяние приводили его такие слова. Он весь сжимался, внутренне цепенел и еле ворочал граблями или тем, что у него было в руках. Пылающий в небесах огонь безвозвратно гас, исчезали видения, мысли и само вдохновение — словом, все, что должно было вылиться на бумагу ночью, когда исписанные листы один за другим с приятным знакомым шорохом падают на пол, а часы идут, но не отмеряют времени…

Я понимаю, что иногда и голове надо дать отдых, говорил кто-нибудь из этих милых людей.

Дать отдых голове? В этом была их главная ошибка. Они считали, будто голове можно дать отдых. Знали бы они, что такое вообще иметь голову! Попробовали бы они хоть один раз испытать ужас перед тем, что голове когда-нибудь потребуется отдохнуть.

К счастью, были и такие люди, которые не могли помешать друг другу, ибо были неотъемлемой частью друг друга так же, как перемена погоды является неотъемлемой частью природы. В кругу Стейнгрима никто не мог прийти не вовремя и помешать. Это был один из тех кругов, которые еще не подверглись анализу и, наверное, вообще еще не были открыты социологами, во всяком случае, они не подходили ни под одно из известных Эрлингу определений. Такие круги не имеют ничего общего ни с кругом общения, ни с кругом друзей, это не семейный круг и уж тем более не организация. Они создаются медленно, годами, пока не становятся созвездиями, подчиняющимися своим законам, а уж тогда круг смыкается так плотно, что любая попытка со стороны проникнуть в него будет так же обречена на неудачу, как попытка разорвать Пояс Ориона. Возможно, эта нерасторжимость объясняется тем, что подобный круг всегда состоит из одиночек, которые и создают целостность и единство этой группы. Такой круг возникает без всякой цели и не преследует никакой выгоды, опять же как Плеяды или Пояс Ориона. У него не бывает собраний, это не клуб, не союз, туда нельзя быть избранным или оказаться вдруг исключенным, его не окружают темные тайны, там не найдешь скелетов под кроватью, туда не приводят гостей, потому что не так легко найти транспорт, идущий к Плеядам.

Движения человеческой души, той, которой суждено войти в круг, привлекают к себе очень немногих, причем пол здесь значения не имеет. В таком кругу редко бывает больше шести человек. Эрлинг заметил, что кругу трудно сохраниться, если один из его членов умирает, но иногда это случается. Круг Стейнгрима сохранился, однако новичок уже не мог бы попасть в него — попасть в круг нельзя, в него можно только врасти, это происходит медленно, долго и требует благоприятных обстоятельств. После смерти одного из его членов круг сохраняется только в том случае, если в нем остается живая память об ушедшем.

К кому мы обращались во время войны, когда искали совета, поддержки и соратников в своей борьбе против немцев? Постарайтесь вспомнить. К кругу друзей и единомышленников? Не исключено, что они первыми приходили нам в голову, но обращались ли мы к ним? Может, и обращались, если судьбе было угодно, чтобы кто-то из них принадлежал к другим кругам. Подумайте как следует — это важно, — не обращались ли наши мысли к тем немногим, кого мы теперь видим в ярком свете и кто принадлежал, скажем так, к вашему кругу Стейнгрима? Этот круг мог стереться, стать почти незаметным из-за браков или каких-либо других причин, но он не умер.

Круги Стейнгрима неизменно оживают, когда власть имущие преступают черту. Власть имущие смутно сознают это, они полагают, что речь идет о каких-то известных группировках, и всегда мечтают истребить их. Эти клетки, эти дремлющие дрожжи во всех слоях населения всегда представляют собой опасность для власть имущих, стоит им только свыкнуться со своей властью или поддаться гордыне.

Тогда выступает премьер-министр и делает заявление или опубликовывает послание, как это называется, когда он с помощью некой магии дает знать, что сейчас не до шуток. В своем послании он выражает сожаление по поводу методов, избранных некими безответственными элементами.

Не надо придавать слишком большого значения тем, кого он называет безответственными. Это просто его способ напомнить, что правительство — черт бы вас всех побрал! — это он. А те методы суть неподобающие выходки его подчиненных, позволивших себе использовать демократическую отдушину и обратиться к народу вместо корзины для бумаг премьер-министра.

И кто же, по мнению премьер-министра, эти безответственные люди или безответственные элементы? Это некоторые из его избирателей, которые, выбрав его, не отказались и от собственной ответственности, а это ему уже не может быть по душе. У него еще раньше возникло подозрение, что они просто из двух зол выбрали наименьшее, и он рассеянно рисует на полях книги гроб, в котором хоронит демократию.

Само собой разумеется, что в таком кольце или в круге, в круге Стейнгрима, что-то связывает отдельные части, однако непосвященные редко замечают это, ведь они, как правило, даже не подозревают о самом существовании круга. Кругу вовсе не требуется признавать себя кругом, и если это все же происходит, люди не понимают, что же мешает ему распасться. Они не могут внятно объяснить причину и время его возникновения. И потому удивляются, когда круг, о существовании которого никто не подозревал, вдруг наносит мощный удар.

Погостив у Эрлинга, Стейнгрим увез домой чемодан книг, которые ему хотелось прочесть. Это были книги по вопросам политики и путевые заметки. Полгода спустя он снова сложил книги в чемодан и приготовил их к отправке, а может, собирался взять их с собой, когда поедет к Эрлингу в другой раз. Во всяком случае, не захотев больше жить, Стейнгрим не сделал никаких распоряжений в связи с этим незначительным делом. Чемодан с книгами Эрлингу прислал один из родственников Стейнгрима, и Эрлинг больше года не открывал его. Открыл он этот чемодан однажды вечером в конце августа, когда вернулся домой из Венхауга.

Ставя книги на полку, Эрлинг раскрыл одну из них, потому что на переплете не было ничего написано. Это была бухгалтерская книга, в которой Стейнгрим писал свой дневник. Аккуратный, так и напрашивается сказать, прохладный почерк несомненно принадлежал Стейнгриму, и его подпись была по-ставлена в верхнем правом углу первой пустой страницы вместе с датой — 9 сентября 1945 года. Последняя дата в дневнике была июнь 1956-го.

Эрлинг положил дневник на письменный стол, закурил сигарету и долго смотрел на него. Это было все, что осталось ему от Стейнгрима Хагена. Почему и каким образом дневник попал в чемодан с книгами, теперь не узнает никто, но, конечно, это произошло по ошибке. Если только Стейнгрим сам не положил его в чемодан, собираясь ехать в Лиер.

Эрлингу не пришло в голову возвращать дневник. Он даже не исключал мысли, что Стейнгрим адресовал дневник ему и нарочно положил его в чемодан. Стейнгрим был человеком порядка, и он все привел в образцовый порядок, прежде чем принял таблетки: опустошил свой шкаф, сжег все бумаги, лежавшие в ящиках письменного стола, аккуратно расставил по местам книги и письмо в полицию о своем самоубийстве опустил в ящик после того, как из него в последний раз вынули почту в субботу (теперь почту забрали бы и доставили адресатам в понедельник, а Стейнгрим не хотел пугать свою уборщицу, которая должна была прийти к нему во вторник). Эрлинг знал, что Стейнгрим с его аккуратностью не мог забыть о дневнике. Не считая трех строчек, посланных в полицию, он написал на листе бумаги: «Ключи от квартиры» и положил их рядом. Никаких других сообщений, ни устных, ни письменных, он не оставил. Умер, как жил, тихо и немного мрачно. Хозяин, конечно, поинтересуется, где ключи. Пожалуйста, вот они. Незачем пугать уборщицу, вот и все, кажется, я ничего не забыл? Может, он даже похлопал себя по карманам, проверяя, взял ли он спички. Стейнгрим Хаген был достаточно проницателен, чтобы предвидеть катастрофу, которую может вызвать его поступок, не говоря уже об оставленных свидетельствах. Когда человек покидает землю, можно сказать и наоборот: земля уходит у него из-под ног. Стейнгрим вовремя обнаружил это и не стал сопротивляться.