Кардинал низко поклонился.

— Я счастлив вашему решению, святой отец! Безбожное любопытство этих мужей науки необходимо держать в определенных рамках.

— И помимо этого, — продолжал Бонифаций, — антихрист не унимается и пытается перечеркнуть мудрые планы Бога и его Святой Церкви. Уж с какой любовью и отеческой заботой мы опекали город Флоренцию! И какова благодарность за эту любовь?! Правящая там партия белых не хочет ничего слышать про обоснованные притязания Церкви, она открыто и тайно держит сторону гибеллинов. Главным подстрекателем наших противников несомненно является некий Данте Алигьери, который по любому поводу заявляет о мнимой свободе города Флоренции и изображает папский престол в образе злого волка, который угрожает свободе флорентийских ягнят.

Папа поглядывал на своего помощника в делах управления, словно ожидая от него одобрения своих замыслов. Но кардинал, государственный секретарь, только сказал:

— Я обратился к достойному брату епископу Флоренции с просьбой дать мне сведения об этом Данте Алигьери.

— И каковы же оказались результаты? — с нетерпением спросил преемник святого Петра.

— Достойный брат епископ считает этого Данте не опасным. Он — мечтатель, поэт, к которому нужно только найти правильный подход.

— Такой подход будет ему обеспечен, на это брат епископ может вполне рассчитывать! Вы знаете, что Корсо Донати бежал к нашему двору, поскольку во Флоренции его, открыто и бескорыстно выступающего за Святую Церковь, приговорили к смерти?

Первый чиновник папского государства почтительным наклоном головы подтвердил, что разделяет эту точку зрения на флорентийского беглеца.

— Безусловно, святой отец, Корсо Донати может стать для нас неплохим орудием в борьбе против белых во Флоренции. Если этим людям и впредь удастся сохранить в своих руках бразды правления, то окажется, что прекрасный город, которым Церковь всегда так гордилась, попадет под власть гибеллинов либо кого-нибудь еще.

— Вы правы, — кивнул Бонифаций, — но, к счастью, мы начеку. Французский принц должен добыть нам Сицилию, но прежде под видом поборника мира он свергнет во Флоренции нынешнюю власть. Наш план разработан, и теперь Карл Валуа может войти!

Папа Бонифаций задумчиво разглядывал молодого бледнолицего француза, который изящно склонился перед главой Католической Церкви, чтобы поцеловать протянутую ему руку.

Так этот молодой человек и был братом французского короля Филиппа[45], который осмелился противиться папскому авторитету, пренебрегать анафемой Святой Церкви! Бонифаций в сердцах вспомнил о том, что четыре года назад, из-за подрывной деятельности обоих кардиналов Колонна, ему пришлось уступить Филиппу и оставить ему на три года десятую часть доходов французской церкви. К тому же Филиппа соблазняли перспективой, что его брат Карл Валуа получит трон императора Германии.

Юноша, который теперь по знаку Папы занял место в высоком кресле, нисколько не походил на императора.

— Добро пожаловать, принц Карл Валуа! Я рад, что вы последовали моему приглашению, и надеюсь, что наши переговоры будут полезны для обеих сторон!

Принц ответил изящным поклоном:

— Я благодарю ваше святейшество за добрый прием и одновременно спешу исполнить приятный долг — передать вашему святейшеству почтительнейшее приветствие моего августейшего брата, короля Филиппа Французского!

После обмена этими дипломатическими формальностями Бонифаций перешел прямо к делу:

— Я сердечно рад, что король Филипп убедился в несомненной пользе благосклонности святого престола для блага французского народа и государства.

— А мой королевский брат в восторге от того, что нам, французам, нечего больше опасаться ущемления национальных интересов со стороны апостольского престола. Поэтому мой брат с радостью встретил стремление вашего святейшества использовать меня, французского принца, для выполнения дипломатической миссии.

Папа нахмурился, а кардинал — государственный секретарь укоризненно взглянул на посетителя.

— Похоже, вы не можете обойтись без колкостей. Разве я когда-нибудь ущемлял своими делами ваши национальные интересы? И вообще, что вы имеете в виду?

— Ну, например, у нас во Франции все мирские дела в подчинении одного только короля, и никого другого.

— Но ваш брат — мой вассал!

— Простите, ваше святейшество! Его величество король Франции — неограниченный повелитель в своей стране! Он не может быть вассалом человека, который, правда, именует себя рабом рабов Божьих, а в действительности намерен играть роль господина всех господ!

— Вы забываете, с кем говорите! — возмущенно воскликнул кардинал.

Бонифаций закусил губу. С каким бы удовольствием он приказал своему конюху спустить с лестницы этого наглого юнца, облекающего свои оскорбления в самые элегантные и невинные слова, но французский королевский дом был ему нужен для осуществления собственных планов.

Только терпение! Еще настанет время, когда этот напыщенный принц и его королевский брат-безбожник в полной мере ощутят на себе месть римского престола! Пока же этим бестиям нужно сулить пряник.

— Жаль, что в Париже придерживаются такого неблагоприятного мнения обо мне. Разве я не относился по-отечески к вашему роду? Я всегда выступал за Капетингов[46]. Вам, мой милый принц, я собирался отдать императорский трон, которого оказался не достоин этот скверный Адольф Нассауский.

— Но, к сожалению, из этого ничего не вышло.

— Это была не моя вина. И к вашим родственникам в Неаполе из рода Анжу я всегда благоволил. Вашего деда, Людовика Десятого, я нарек Святым.

Принц Валуа презрительно скривил губы:

— Вам это не стоило ни одного флорентийского гульдена. А кроме того, вы прекрасно понимали, что, так называя его, вы повышаете скорее собственный авторитет, нежели честь французского королевского дома.

Теперь терпению наместника Бога на земле пришел конец.

— Так вот какова она, благодарность французов! — вскричал он.

— Не нужно выходить из роли, святой отец! — прервал его принц Карл. — Как христианин-католик Карл Валуа я почитаю вас и как послушный сын Святой Церкви готов почтительно поцеловать вашу туфлю. Но когда я говорю с вами как брат и уполномоченный короля Франции, мы с вами просто деловые люди, которые обязаны блюсти собственную выгоду. Вы нужны нам, а мы — вам.

— Для какой же это цели вы могли бы потребоваться мне? — с презрительной миной спросил Бонифаций.

— Например, для проведения в жизнь ваших отлучений от Церкви и булл о низложении монархов, — улыбнулся гость из Парижа.

Поразившись такой проницательности принца, Папа предпочел не развивать тему дальше.

— Оставим наши споры и перейдем к делу. Я намеревался привлечь вашу светлость, как вы уже правильно выразились, для выполнения некой дипломатической, а кроме того, и военной миссии и полагаю, что не ошибусь, предположив, что вы превосходно подходите как для первой, так и для второй. Вы прославились покорением строптивой Фландрии. Теперь вам предоставляется возможность снискать себе славу апостола мира.

На лице принца снова заиграла насмешливая улыбка, но Папа сделал вид, что не заметил ее.

— Вы должны отнять Сицилию у ее нынешнего владыки! — сказал он. — Как верховный сюзерен я не могу смириться, что этот прекрасный остров лишен влияния апостольского престола. Папские наемники к вашим услугам, да еще наемники неаполитанского короля, который в ближайшие дни прибудет сюда для обстоятельных переговоров. Вы согласны с такой помощью вести войну?

— Разумеется, святой отец!

— Иного ответа я и не ожидал. Но прежде вам предстоит решить другую задачу. В Тоскане сейчас происходит полнейшая неразбериха. Там живет беспокойный народ, который истребляет друг друга в бессмысленной партийной борьбе. Одна из тамошних партий обратилась ко мне как к третейскому судье.