— Немного. — Она улыбнулась.

— Ну, мне пора.

— Береги себя, сынок. — Она поцеловала его в щеку.

Рано утром, лишь только посветлело небо, появился немецкий разведывательный самолет, он кружился над вершинами.

— Не дождались лазутчиков, — заметил Соколов сурово. — Ну так что, выследили нас? Поздно хватились!

— Нагрянут теперь, не задержатся, — добавил Хачури зло.

— Надо успеть переправить людей в безопасное место.

Немцы появились часа через три. Но к тому времени людей и скот удалось увести в ближайшие за перевалом села.

— А теперь главное — не дать фашистам прорваться, — предупредил Соколов своих ротных. — Ни одному гаду.

И он стал расставлять бойцов. Роту Хачури — на правый фланг. В этом месте, как рассчитал комбат, немцы нанесут главный удар. Они не пойдут по узкому дну распадка в центре, проваливаясь в глубоком снегу, и слева, на более открытом участке, рассуждал он. Не станут предпринимать каких-либо действий, разве только попытаются отвлечь их внимание. На левый фланг направил вторую роту.

Первый штурм егерей был отбит.

Ночью заморосило, а потом пошел снег. Азамат предложил остановиться на отдых в сторожевой башне. Внутри было сухо, нашли немного сена. Вначале уложили малыша. Алексей изнемогал от усталости, хотя усердно продолжал идти, ни разу не попросился у матери на руки и от услуг чужого дяди отказался. Да и взрослым требовался отдых.

Надя поджимала под себя гудящие от усталости ноги, зябко куталась в пальто, приподняв узкий воротник, будто это могло дать какое-то дополнительное тепло. Она прислонилась плечом к пропитанной дымом каменной стене башни. Азамат предлагал разжечь костер, но Надя отказалась, чтобы не привлекать ничьего внимания. Ей казалось, что немцы идут за ними по пятам.

— Может быть, тебе покажется странным, — тихо и проникновенно исповедовался Азамат, — говорю откровенно, поверь… — Он умолк ненадолго, как бы собираясь с силами. — Ради тебя я готов отдать все, даже свою жизнь. Клянусь.

— Прости. Я на самом деле не думала, что ты… — Она не договорила. — Я тебе бесконечно признательна. Сама бы я не решилась… А ты, оказывается, смелый…

— Какой я, к чертям, смелый, — возразил с досадой Азамат. — Смелость моя какая-то скособоченная. Не в ту сторону повернутая. Другой бы на моем месте… Да взять хотя бы твоего Виктора. — Он покосился на спавшего малыша. — Такая возможность… Ночь, мы одни… А я…

— Нет, нет, Азамат, — поспешила вразумить его Надя; легкая дремота, охватившая было ее, как только согрелись ноги, мгновенно улетучилась после его двусмысленных намеков. — Смелый человек именно так и поступает. На то он и смелый, чтобы быть великодушным. Кто любит по-настоящему, должен понять…

— Должен, должен, — мучительно выдавил Азамат. — Одним — само в руки идет. А другим… Скажи, что такого сделал Соколов? Что? За что ты полюбила его?

— Господи! Что же он должен был сделать? — усмехнулась она. — Разве любят за что-то конкретное. Это в шутку говорят — за красивые глазки… Просто полюбила, и все тут. Что в этом странного?

— Просто! Вот и хочу сказать: одним дается просто, а другим — семь потов… И не только в этом, во всем! Хоть бейся головой об эти безмолвные, закопченные столетиями камни! — Поняв, что его признания звучат фальшиво, проглотил остальные слова.

— Ну что ты! — попыталась было Надя его утешить. — И тебя непременно полюбит какая-нибудь красивая девушка. После такого пожарища один мужчина будет на дюжину девчонок. — Она опустила свою руку на его. — А сколько несчастных вдов…

Азамат тотчас припал горячими губами к ее холодной руке.

— Мне никто не нужен, — сказал он. — Никто. Только ты.

— Не надо. — Она убрала руку. — Прошу тебя.

Надю бросило в жар.

— Позволь погреть твою руку. — Его охватила легкая дрожь. — Я ничего не могу с собой поделать. Я люблю тебя. — Он потянулся к ней. — Люблю, как ты не понимаешь! Люблю. Очень, очень. Больше жизни.

— Прошу тебя. — Она отстранилась. — Возьми себя в руки. Ты крепкий, сильный человек.

— Я люблю тебя, — продолжал он, словно обезумевший. — Разве ты ко мне равнодушна? Тогда в коридоре… Я почувствовал… Какое это было счастье. Мне показалось — все! Ты — моя. Нет, то был не случайный порыв. Ты себя сдерживаешь. Но зачем? Поверь, это наше счастье. Мы должны быть вместе. Я люблю тебя. Люблю! Тебе этот мало?

— Азамат, прошу тебя, успокойся, пожалуйста. Сейчас Алеша проснется. — Она поправила пальтишко, которым был укрыт сын. — И разведи костер.

Что-то и ее стало знобить. Она ближе подвинулась к малышу.

— Ты не ответила! — потребовал он. — Неужели ты меня не любишь?

— Нет, Азамат. — Она посмотрела ему в глаза, как будто жалела, что так случилось, что не может приказать своему сердцу. — Просто я всегда… со дня нашего знакомства… Да и теперь, поверь, отношусь к тебе по-дружески. Ты всегда был ко мне внимательным. Я тебе благодарна, ей-богу.

— Ты любишь Виктора?

— Да, Азамат. Я тебе уже говорила. И повторяю…

— А если Соколова уже нет в живых?

— Ты жестоко шутишь… — Она отвернулась от него.

— А если я не шучу? Если нет его? Нет!

— Тебе что-то известно? — Кровь отхлынула от ее лица. — Скажи, тебе что-то известно?

— Допустим. К примеру. Как же тогда? И ты можешь оказаться в дюжине вдовушек? Или ты этого не допускаешь?

— Зачем же ты так…

Глаза Нади в один миг наполнились слезами, горько стало на душе, и она пожалела, что согласилась бежать с легковерной опрометчивостью. Не обманул ли он ее? Увел сюда, чтобы здесь, в горах, ее, беззащитную, сломить, овладеть силой…

— Прости. — Он спохватился, стал беспокойно оправдываться: — Не соображаю, что говорю про Виктора. Голова затуманилась. Я вообще, понимаешь? К примеру. Война, все может быть. Я хотел сказать… люблю тебя. И готов ждать. Только позволь надеяться. Сейчас разожгу костер. Тебе нужно согреться. Пусть что будет.

— Нет-нет! Не надо. Я передумала. Нас могут увидеть. — Надя вытерла выкатившуюся из глаз слезу.

— Не бойся. Ночь. Кто здесь может оказаться в такой час?

Отверстие входа сторожевой башни неожиданно посветлело.

— Похоже, рассветает, — удивился он. — Стой-ка, что это там? Свет? Машины? Как они здесь очутились? Неужели немцы прошли в ущелье?

Они вышли из башни.

Колонна машин подымалась вверх по серпантину.

— Господи! Нигде от них нет избавления! — бросила Надя в отчаянии. — И куда они движутся? Наверно, пробираются нашим бойцам в тыл? — ужаснулась она догадке.

— Ну конечно, — ответил он, как человек сведущий. — Немцы долгое время искали колхозные стада, теперь обнаружили. Торопятся, как только открылся путь в Баксанское ущелье. И шахту «Октябрьская» норовят прибрать к рукам, — просвещал он. — Никак прежде немцы не могли прорваться к ценным ископаемым. Понимаешь?

— Откуда тебе все это известно?

— Дядька трепался. Он у немцев свой человек. Я как узнал о том, что он с ними заодно, — ошалел. Готов был топором ему голову отрубить. Мать и Чабахан пожалел. Разве немцы оставили бы их в покое? Мне что… Я не боюсь. Мать и сестра — другое дело…

— Мне казалось, он и тебя втянет…

— Старался. Еще как старался! Золотые горы обещал. Ерунда все это, — бросил он с неприязнью.

— Это дядька помог тебе стать директором? — вдруг спросила Надя и внимательно на него посмотрела.

— Не знаю, — пожал плечами Азамат. — Вполне возможно. Почему ты решила, что он помог? Настоял! Сказал им: племянник у меня историк, образованный. Меня как будто ледяной водой облили. Запротестовало все внутри, когда вызвали и предложили. И бросился к тебе, к Маргарите Филипповне. Клянусь! Ни за что бы не дал согласия, только из-за вас уступил. Доброе дело, думал, сделаем. Будем держать, как она заметила, ребят под присмотром. А что в итоге…

— Занятия в школе можно было проводить и так, — мягко возразила Надя, продолжая смотреть на колонну автомашин.