Облаченная в мантию фигура стояла, на несколько секунд уставившись на меня. Затем раздался глубокий голос.

— Опусти посох, Дрезден. — Вокруг его посоха собрался водоворот успокаивающих цветов, и он направил его на меня словно пистолет. — Все кончено.

Дождь шел не переставая. Я рискнул взглянуть на остальных. Они все лежали неподвижно, но дышали. Голова, плечи и руки Молли вывалились за борт лодки. Ее мокрые, окрашенные в темно-синий цвет волосы казались гораздо темнее. При каждом покачивании лодки ее руки касались воды. Она могла свалиться в озеро.

Я повернулся к одетой в мантию фигуре и взглянул на него. Большие колышущиеся мантии и плащи всегда выглядят драматично, особенно если стоишь лицом к ветру, но под спокойным, проливным дождем они промокают. Одежда прилипла к телу и выглядела достаточно плачевно.

Дождь также сделал плащ темнее, чем он был. Приглядевшись, я увидел оттенки цвета в одежде, которая обычно не была черной. Она была фиолетовой настолько, что казалась черной.

— Чародей Рашид? — спросил я.

Посох Привратника не дрогнул, когда он повернулся ко мне лицом. Он поднял руку и откинул капюшон. Лицо его было вытянутым, с резкими чертами и выветренное как старая кожа. Он носил бороду с вкраплениями серебра, а его короткие серебряные волосы были как жесткая щетка. Один его глаз был темным. На месте другого было два старых серебряных шрама, протянувшихся от линии волос до челюсти. Такая травма должна было повредить его настоящий глаз. Он был заменен чем то вроде шарикоподшипника из нержавеющей стали.

— Действительно, — сказал он спокойно.

— Я должен был догадаться раньше. Не так много чародеев выше меня ростом.

— Убери свой посох, чародей Дрезден. Пока кто-нибудь еще не пострадал.

— Я не могу этого сделать, — сказал я.

— А я не могу тебе позволить открыто бросить вызов на битву Белому Совету.

— Нет? — челюсть у меня отвисла. — Почему нет?

Его глубокий, звонкий голос звучал обеспокоенно.

— Твое время еще не настало.

Мои брови взлетели вверх.

— Еще не…?

Он покачал головой.

— Участки во времени. Это не то время или место. То, что ты собираешься делать — будет стоит жизней — и среди них твоя собственная. Я не хочу тебе вреда, юный чародей. Но если ты не сдашься, пусть будет так.

Я прищурился.

— А если я этого не сделаю, умрет невиновный человек. Я не хочу сражаться с вами. Но я не собираюсь стоять и смотреть, как Черный Совет убивает Моргана и отплясывать позади сцены, когда они будут это делать снова в будущем.

Он немного склонил голову.

— Черный Совет?

— Назовите их как хотите, — сказал я. — Люди, на которых работает предатель. Тот, кто продолжает сеять беспокойства среди сил. Кто продолжает изменять положение вещей.

Трудно было сказать по его лицу о чем он думает.

— Каких вещей?

— Странности, которые мы видели. Загадочные фигуры, выдавшие агентам ФБР волчьи пояса. Красная Коллегия, вступившая в сражение с поддержкой Иных. Королевы Фэйри, ведущий себя странно и попытавшиеся нарушить природный порядок Дворов Фэйри. Унсийли, оставшиеся непричастными, после того как они допустили сильнейшую атаку вампиров, прошедших по их территории. Атака на Арктис Тор. Я могу привести еще с полдюжины других событий вместе с этими, и это только те, в которые я сам был вовлечен. — Я широко махнул рукой в сторону Чикаго. — Мир становится более странным и пугающим, а мы так заняты тем, что сражаемся друг с другом, что даже не видим этого. Кто-то стоит за этим.

Он долго смотрел на меня в молчании. Затем он сказал:

— Да.

Я нахмурился на него, и едва мои губы шевельнулись, как я понял в чем дело.

— И вы думаете — я с ними заодно.

Он помолчал, перед тем как начал говорить — но черт возьми, он почти всегда так делает.

— Может быть на это есть причины. Добавь к своему списку нарушения баланса такие события, как начало открытой войны между Красной Коллегией и Белым Советом. Передача короны Сийли от одной юной Королевы к другой посредством кровавого бунта, а не по воле Титании. Стражи, сотрудничающие с Беллой Коллегией вампиров на регулярной основе. Студенты колледжа, наученные магии настолько, чтобы превращаться в оборотней. Маленький Народец, Дикие феи, объединившиеся и организованные. Исчезновение наиболее могущественного артефакта церкви — и, как указывают некоторые признаки, то, что она хранилась у чародея, который даже на словах не признает веру, и тем более верит.

Я нахмурился.

— Ну да. Когда вы представляете их в таком свете.

Он слабо улыбнулся.

Я поднял руку ладонью наружу.

— Клянусь вам моей магией, единственное, что меня связывает с этими душевнобольными — это то, что я пытаюсь потушить все пожары, которые они продолжают устраивать. И если меня окружают сомнительные вещи, то это потому, что так происходит всегда, когда играешь вне своей лиги. Вы должны искать решение там, где можете, не там, где удобно.

Привратник задумчиво пожевал губами, размышляя о сказанном мной.

— Послушайте, может согласимся на короткое перемирие, чтобы обговорить это? — сказал я. — И чтобы я мог спасти свою ученицу от утопления?

Его взгляд прошелся от меня к Молли. Он нахмурился и опустил посох.

— Пять минут, — сказал он.

— Спасибо, — сказал я.

Я крутанулся и схватил Молли, чтобы затащить ее на борт. Она ни разу не пошевелилась. Убедившись, что она безопасно дремлет на палубе, я спустился в док и остановился перед Привратником. Он спокойно наблюдал за мной, схватившись за свой посох обеими руками и бережно опершись на него.

— Итак, — сказал я. — Где остальные члены Совета Старейшин?

— В пути, должно быть, — сказал он. — Им будет нужно найти надежный способ переправы в Чикаго и затем найти путь сюда.

— Но не тебе. Ты пришел через Небывальщину?

Он кивнул, его глаза внимательно наблюдали за мной.

— Я знаю Путь. Я был здесь раньше.

— Да? — Я встряхнул головой. — Я думал о попытке найти Путь сюда, но я не хочу искушать судьбу. Это место не совсем Мэйберри.[17] Сомневаюсь, что оно соединяется с чем-нибудь приятным в Небывальщине.

Привратник пробормотал про себя что-то на языке, которого я не понимал, и покачал головой.

— Не могу решить, — сказал он, — самый ли ты великолепный лжец, которого я когда-либо встречал в моей жизни — или ты действительно так невежествен, как выглядишь.

Я смотрел на него с минуту. Затем поправил мою смешную перевязку головы.

— Чува-ак.

Он взорвался от смеха, такого же богатого и глубокого как его голос, но… с чем то большим. Не уверен, что смогу объяснить это. Звук его смеха был наполнен таким теплом и чистотой, что почти заставлял трепетать воздух вокруг, как от нетронутого источника сосредоточенной, необузданной радости.

Я подумал, что Рашид давно не смеялся.

— Ты, — сказал он, едва проговаривая слова сквозь смех. — На дереве. В грязи.

Я обнаружил, что ухмыляюсь.

— Ага. Помню.

Он тряхнул головой и вытер слезы, выкатившиеся из его добрых глаз. Ему понадобилось секунда или две, чтобы успокоиться, но когда он заговорил, его живые глаза засверкали искорками смеха.

— Ты перенес больше, чем большинство молодых людей, — сказал он. — И также узнал вкус побед лучше большинства. Весьма ободряющий знак, что ты все еще можешь смеяться над собой.

— Боже, — сказал я. — Просто я настолько невежественный, что не знаю, что еще делать.

Он внимательно смотрел на меня.

— Ты не знаешь, что это за место.

— Это вне пути невиновных очевидцев, — сказал я. — И я знаю это лучше большинства людей на пути.

Он кивнул сморщившись.

— Полагаю — это логично.

— Итак?

— Ммм?

Я вздохнул. Чародеи.

— Итак. Что это за место?

Он секунду обдумывал слова.

— Что ты думаешь о нем, помимо очевидной физической и тактической территории?