- О, - сказала я, сбитая с толку. Мне никогда не приходило в голову прийти на фильм ради чего-то, кроме просмотра фильма.

- Кроме того, мне совсем не хочется, чтобы ты чувствовала себя некомфортно, потому что я очень рада за тебя, но между нами с Джеймсом по-прежнему всё немного странно. Я до сих пор чувствую себя оскорблённой им, без обид.

- Ты имеешь в виду, из-за сериала?

- Сериала?

- Я, э, мне кажется, он сказал, что сериал затормозит твоё развитие или что-то...

- О, Боже, нет, - сказала она, закатив глаза перед своим отражением в зеркале. - Разве он не забавный? Он так серьёзно относится ко всему. Как будто я нуждаюсь в том, чтобы мне говорили, что эта нудная работа. Я никогда и не собиралась подписывать контракт надолго. Это просто быстрые деньги. Всё равно я переезжаю в Лос-Анджелес, чтобы сняться в "Бриллианты для Хизер".

- О? Это...?

- Это фильм. Я играю младшую сестру Корделии Бискейн. Ты же знаешь меня, я всегда была нахалкой! - она засмеялась, а потом покачала головой. - Нет, он меня оскорбил тем, что предложил заплатить, чтобы сделать мне грудь.

Я почувствовала, как моё лицо краснее, но Пенни продолжала, ничего не заметив, весело припудривая несуществующие недостатки.

- Но ты же... ты совершенство, - запинаясь, сказала я.

- Что? - спросила она, отворачиваясь от зеркала, ослепительно мне улыбаясь. - Едва ли, но с твоей стороны мило сказать такое. В смысле, я знаю, что многие девушки делают её, как новая Рейчел или что-то в этом духе, и мне всё равно, но я зарабатываю свои собственные деньги, больше, чем он, и если я соберусь делать что-то в этом духе, я в состоянии сама заплатить!

Мне пришло в голову, что на всех курсах Ставроса в мире, я бы не узнала столько всего об актёрском ремесле, сколько я узнала от Пенелопы Шлотски за один вечер. Стоять под углом к камере, журнал "Page Six" - хорошая штука, некоторую работу можно выполнять только лишь для того, чтобы заработать деньги и крошечные идеальные блондинки тоже могут претендовать на роль нахалок. Мне стало интересно, чему ещё она меня может научить, кроме того, что концепция Джеймса Франклина о том, что натуральность - это красиво, настоящая чушь, потому что он желает совершенства, не важно, какими методами.

Пенелопа откинула свои шёлковые волосы таким образом, что они оказались на одном плече.

- Не обращай на меня внимания! - сказала она, со щелчком закрывая пудру. - Я полностью тебя понимаю. Он красавчик, горячий парень. Я не хотела вести себя, как кайфоломщик!

- Всё в порядке, в любом случае я не уверена, что у нас что-то получится, - смело сказала я, несмотря на то, что понимание этого факта пришло ко мне всего лишь несколько секунд назад. Когда я произнесла это вслух, я почувствовала себя сильной, что подсластило пилюлю сегодняшнего дня. - Я хотела, чтобы между нами всё было хорошо, правильно, но думаю, в глубине души я всегда знала, что ничего у нас не получится. Если ты понимаешь, о чём я?

- Я понимаю, что ты имеешь в виду, - сказала она, изогнув бровь во взаимном понимании. - Это как, когда Джулия Робертс вышла замуж за Лайла Ловетта.

- Да, - сказала я. - Что-то в этом духе.

Когда я снова проходила мимо трёх девиц, всё ещё прихорашивающихся перед зеркалом, мне пришло в голову, насколько они молодые. Странно, потому что, когда я вошла в дамскую комнату, я не заметила никаких различий между нами, но теперь я чувствовала себя старше и мудрее. Теперь я знала больше, чем несколько мгновений назад, до того, как вошла в уборную. Например, я знала, что Джеймса не будет в фойе у терминала. Я знала, что он ушёл почти тут же, как я ушла мыть руки. Я знала, что он не прождал и одной минуты, не говоря уже о пяти, а сразу направился к местам в театре, и мимолётный взгляд туда, где мы стояли ранее, сказал мне, что я права.

Я так же знала, что я не останусь на фильм, и что даже не буду пытаться найти Джеймса, чтобы сказать ему, что ухожу.

Я ещё не сообщила водителю такси, медленно пробирающегося сквозь пробку по Бруклинскому мосту, что у меня нет и цента в кошельке, что на самом деле у меня нет кошелька вообще. До того как поймать такси, я подумывала перепрыгнуть турникет на станции у пересечения 47-ой и Шестой Авеню, чтобы вернуться домой, но даже если бы я примерилась с беззаконностью этого плана, я не могла себе представить, как сделаю это в таком узком платье.

По какой-то причине больше всего меня волновало не то, как отреагирует Джеймс, когда поймёт, что я не приду, а то, как я буду расплачиваться за купленное им платье. Пока я отогнала эту мысль. Я не могла думать о платье или о разговоре с ним, или о том, как увижусь с ним на курсах. Я не могла думать ни о чём, кроме того, как добраться домой.

Когда такси съехало с Бруклинского моста, я подняла глаза на огоньки, серию белых шаров, соединённых вместе, словно жемчужины, и я считала их про себя: один, два, три... пока глаза не начали слезиться, из-за того, что я не моргала. Когда я снова откинула голову, зрение ещё было затуманено, задние фонари превратились в цепочку мерцающих красных шариков. Но потом я увидела одинокий красный воздушный шарик, плывущий перед такси, чья белая верёвка приклеилась к лобовому стеклу, мгновение спустя подул ветер, и он запрыгал вверх, вниз, вверх, вниз, и исчез из вида.

- Вы видели это? - спросил водитель такси у моего отражения в зеркале заднего вида.

- Ага.

- Как он залетел так далеко и не лопнул?

- Не знаю, - сказала я, до сих пор вытягивая шею, чтобы понять, смогу ли я его увидеть ещё раз.

"Восемь дней, начиная с сегодня", - подумала я, рассеяно пробегая пальцами по потрёпанной кожаной обложке блокнота, обнаружив, что строчка по краю начала распускаться. Я не говорила это вслух, но знала, что мой срок выходит через восемь дней. И всё, что у меня есть - это календарь с бессмысленными рисунками и списки того, что я ела в этот день, фильмов, которые смотрела, лишь два дня были перечёркнуты надписью "съёмки" и ещё свадьба Кэти Финнеган, где я положила Дэну руку на плечо и была счастлива, но потом его рука оказалась в моей, и я запаниковала.

Мой срок подходит к концу, и совсем не трудно сказать, достигла ли я то, за чем пришла: нет агента, нет работы, а с сегодняшнего вечера нет парня, или как там называется человек, который говорит, что любит тебя, но игнорирует на публике. Как он залетел так далеко и не лопнул?

Когда такси подъехало к нашему зданию, я притворилась, что только сейчас поняла, что я слегка на мели.

- Я только туда и обратно, - попыталась я успокоить его, но, казалось, это его не убедило.

- Вот поэтому я ненавижу ездить в Бруклин, - вздохнул он, многозначительно ударив по рулю ладонями.

Я без обуви взлетела по скрипучей лестнице, держа туфли за каблуки в руках и зажав блокнот под мышкой. Дверь была открыта на несколько сантиметров, и там за обеденным столом с полностью закрытыми чёлкой глазами сидел Дэн перед компьютером. Не думаю, что когда-нибудь ещё увижу что-нибудь более уютное и утешающее.

- Ты пишешь!

Он вздрогнул и поднял глаза.

- О, привет. Да. Меня посетило вдохновение после того, как ты ушла.

- Я рада, что моё отсутствие стало для тебя вдохновением.

- Я не это имел в виду, - сказал он с серьёзным лицом. - На самом деле, как раз наоборот. Вообще-то, я думал...

- Что?

- Не пойми неправильно. Я не хочу тебя пугать. Но я думаю, что пишу это про тебя.

- Сколько у меня голов?

- Очень смешно. Вообще-то, я пытаюсь написать кое-что новое. В этот раз никаких существ, кроме людей.

- И почему это должно напугать меня?

- Похоже, мои действия пугают тебя.

- Только тогда, когда ты милый со мной.

- Или нежный.

- В самом деле. Кому нужна доброта и нежность?

- Точно, - сказал он с кивком. - Поэтому я надеюсь, что ты примешь это, во что бы это не вылилось, как обычный жест хладнокровного профессионального уважения. Ничего больше.