Поэтому есть основания утверждать, что оседлость и земледелие^ существовали у древних усуней еще в первых веках до нашей эры и, естественно, в III—V вв. н. э. продолжали развиваться, очевидно, в виде огородничества, садоводства, богарного земледелия.

Развитое полукочевое скотоводство и земледелие являлись экономической основой роста частной собственности на скот, ускорения процесса узурпации земель, в том числе общинных, племенных и родовых пастбищ. Накоплению богатства в частных руках способствовали все развивающиеся обмен и торговля.

Письменные источники прямо сообщают о частной собственности у усуней. Сыма Цянь в «Исторических записках» («Шиц-зи») впервые приводит сведения, что у усуней «богатые люди имеют от четырех до пяти тысяч голов» лошадей24. Другой источник— «Цяньханьшу» (I в. н. э.) —повторяет этот факт в несколько иной редакции: «богатые содержат их от 4000 до 5000 голов»25.

20 Бичурин Н. Я- Собрание сведений..., т. II, с. 196. Буквально «чэн-го» — владетель укрепленного поселения (см. Кюнер Н. Ф. Китайские известия..., с. 88).

21 Кюнер Н. В. Китайские известия..., с. 74.

22 Там же, с. 78.

23 Там же.

24 Бичурин Н. Я. Собрание сведений..., т. II, с. 160.

25 Там же, с. 190.

26 Кюнер Н. В. Китайские известия..., с. 120.

Н. В. Кюнер заново перевел главу 123 «Шицзи», в которой содержится это сведение, и восстановил по оригиналу пропущенные места. В его переводе отрывок звучит так: «В Усунь много лошадей. Их самые богатые люди имеют четыре-пять тысяч голое лошадей»26. Из этого небольшого, но ценного сообщения следуют выводы о бесспорном существовании частной собственности на скот, в том числе на лошадей. Несомненно также, что деление общества на богатых и бедных достигло развитых форм. Не случаен акцент на «самых» богатых. По-видимому, среди усуней имелись «просто богатые». И, наконец, очевидно, что основным критерием богатства являлось число имевшихся в хозяйстве лошадей.

Однако лошади были, конечно, не единственным видом домашних животных, находившихся в частной собственности у древних усуней. Они были лишь мерилом богатства. Очевидно, что и овцы, коровы, мулы, козы находились в собственности крупных и мелких владельцев.

Одним из признаков существования собственности, какую бы она форму ни носила — родовой, общинной или частной, являлась отметка ее особыми знаками. В сако-усуньское время такие знаки ставили уже на домашних животных, в частности, на верховых конях27. Широкое распространение таврение лошадей получило у тюркских и тюркоязычных племен в VI— VIII вв. н. э.28.

Появление металлических, каменных и глиняных печатей свидетельствует о более развитой форме частной собственности. Печати были распространены и в усуньском обществе. Несколько глиняных печатей найдены при раскопке захоронений в Семиречье (могильники Караша, Талгарский). По сведениям древних хроник, известно, что некоторые усуньские военачальники и чиновники обладали золотыми и медными печатями29.

Глиняные печати, обнаруженные в захоронениях представителей разных слоев населения, доказывают, что в усуньском обществе владельцами печатей был более широкий круг людей, чем одна знать. У последней печать являлась символом власти должностных лиц при дворе гуньмо30, а каменные и глиняные печати, вероятно, использовались для разграничения собственности разных владельцев.

Все это полностью соответствует известному в науке положению о том, что кочевые скотоводческие племена первые развивают у себя форму денег31, отношения собственности и обмен.

27 Руденкс С. И. Культура горного Алтая..., с. 147—148.

28 Зуев Ю. А. Тамги лошадей из вассальных княжеств. — ТИИАЭ АН КазССР, 1960, т. 8, с. 121—124.

39 Бичурин Н. Я. Собрание сведений..ч т. II, с. 198; Кюнер Н. В- Китайские известия..., с. 93.

30 Кюнер Н. В. Китайские известия..., с. 90.

31 См.: Маркс К, Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 99.

Общественное богатство состояло из движимого и недвижимого имущества, к первому из них относят скот, продукты ремесла и жилище, ко второму — землю. Движимое имущество рано стало продуктом частной собственности, ибо оно могло быть отчуждено в обмене. Кочевые племена, у которых основой хозяйства было скотоводство, в результате подвижного образа жизни вступали в постоянное соприкосновение с другими народами. Это способствовало относительно более раннему, чем у оседлых народов, возникновению обмена, тем самым, содействовало накоплению богатства и развитию имущественного неравенства. Именно такой процесс происходил у древних усуней Семиречья.

Земля как продукт природы и как недвижимое богатство, будучи объектом пользования и владения, еще оставалась неотчуждаемой. Однако поскольку у усуней существовала частная собственность на скот, то не могло быть абсолютно равного пользования землей. Есть основания полагать, что поземельные отношения здесь могли иметь формы частного и даже наследственного владения. Распространенный среди скотоводческих племен принцип: «Земля, где прах моих предков или где мое зимнее жилище,— моя земля»,— был известен с глубокой древности, со времени деления земельных площадей на сезонные пастбища, что нередко фактически означало их закрепление в наследственное владение.

Формирование частного землевладения находит подтверждение в сведениях письменных источников. Бань Гу в «Цяньхань-шу» сообщает: «В то время великий гуньмо Цылими (держал) власть и все лин-хоу (вассальные князья) из боязни подчинялись ему. Он объявил, чтобы население, пася лошадей и скот, не выходило на пастбище» 32. Комментаторы сочинения Бань Гу, в частности Янь Ши-гу (VII в.), поясняют, что «не выходило на пастбище» надо понимать как «на пастбище гуньмо»33.

Примечательно и далеко не случайно, что обнародование такого заявления произошло именно в то время, когда Цылими как гуньмо «твердо держал власть» в своих руках. По-видимому, уже в I в. до н. э. в древнеусуньском обществе начался процесс захвата лучших пастбищ.

Неписаный закон, бытовавший во всех кочевых обществах. — кто владел скотом, тот был на деле и хозяином земли — отражал реальную социальную жизнь и у усуней. Если богатые усуни имели четыре-пять тысяч лошадей (а чтобы прокормить одну голову скота в зимнее время, требуется примерно 8—10 га естественного пастбища среднего качества34), то нетрудно установить, что для содержания такого поголовья лошадей требовалось примерно 30—50 тыс. га естественных пастбищ.

По-видимому, в частной собственности находились только зимние пастбища как наиболее необходимые для сохранения и умножения основного богатства — поголовья скота. Жилые постройки и могилы предков, имевшиеся здесь, фактически закрепляли земельные участки в наследственное владение.

В дальнейшем, в первые века нашей эры, накопление движимого имущества в руках усуньской верхушки продолжалось, социальное и имущественное неравенство усиливалось. Таким образом, складывались отношения, характерные для раннеклассового общества. Оно еще не достигло законченных форм ни рабовладельческой, ни феодальной формации и носило своеобразный характер, связанный со спецификой типа хозяйства и с еще,, видимо, сильными патриархально-родовыми институтами, в частности, с существованием пастбищно-кочевых общин и кровнородственных связей.

32 Кюнер Н. В. Китайские известия..., с. 92.

33 Там же, с. 92, примечание 177.

34 Потапов Л. П. О сущности патриархально-феодальных отношений у кочевых, народов Средней Азии и Казахстана. — В кн.: Материалы научной сессии, посвященной-истории Средней Азии и Казахстана в дооктябрьский "период. Т. 1. Ташкент, 1955, с. 21.

В древнеусуньском обществе труд раба не стал основой производства, хотя рабство и существовало. Одним из источников рабства у усуней, как и у многих народов мира в то время, были военнопленные. Известен, например, такой факт, когда в I в. до н. э. усуньскнй гуньмо Вэн Гуйми (Фэй-ван), внезапно напав на хуннов, захватил 40 ООО человек в плен 35 и увел их с собой. Не исключены и другие источники, такие, как обращение должников, а в отдельных случаях —и своих сородичей в рабов. Но в обществе, где были еще сильны патриархально-родовые институты, обращение в рабство свободного мелкого производителя происходило очень редко. Как правило, рабы использовались как слуги, обслуживающие господина и членов его семьи, но были, видимо, рабы-ремесленники, рабы-скотоводы или земледельцы.