— Смейтесь, смейтесь, негодяи чертовы! Вот когда мы все околеем…

Дальнейшего Бизонтен не расслышал. Дружная парочка отправилась к повозке Мане.

Когда хохот утих, подмастерье заговорил:

— Мы и впрямь свернули на дорогу, где дальше пути нету. Вы сами в этом могли убедиться. В темноте господин Этернос спутал развалины Миньовилара с какой-нибудь другой деревней. Но поди найди дорогу в этом чертовом краю. В чем же вина эшевена, раз саксонско-веймарская солдатня разорила и разграбила Франш-Конте? Вы тоже, как и я сам, видели все эти развалины, укутанные снегом, а развалины, они друг с дружкой схожи. Ну так что будем дальше делать?

Он обвел присутствующих вопросительным взглядом, и первым ему ответил дядюшка Фавр:

— Если поворачивать назад, на такой узенькой тропке придется все деревья кругом повырубать.

— Я об этом тоже думал, — признался Бизонтен, — давайте все вместе пойдем посмотрим.

Он повел их к тому месту, где разыгралась катастрофа. При утреннем свете был виден поток, где яростно бурлила между скал тоненькая струйка воды. Снег и соседние камни перед разбитой вдребезги повозкой были окрашены лошадиной кровью. И кругом расходились звездообразно тоже красно-коричневые следы человеческих ног. На той стороне лес расступался, открывая просторную долину, а за ней, на противоположном склоне, лежал еще ночной мрак. Но чувствовалось, там, за горой, уже разливается живое золото встающего утра.

Подмастерье не прерывал молчания своих спутников, оглядывавшихся вокруг, но потом начал спокойным голосом:

— Если повернуть обратно, другими словами, вернуться назад, чтобы поискать нового пути, он все равно приведет нас сюда.

И он протянул свою длинную ручищу в направлении долины. Потом, повернувшись спиной к восходящему солнцу, показал на сосняк и добавил:

— Если мы станем валить лес не на ровном месте, где можно будет повернуть повозки, а вот здесь, на этой стороне, куда упадут деревья, а?

Все взоры обратились к обрыву.

— Именно сюда и упадут, — подтвердил Бизонтен, — лягут поперек, а так как они достаточно длинные, то упрутся верхушкой в тот берег. Что говорить, не такай уж складная работка получится, зато мы все-таки сможем на ту сторону перебраться.

Раздались восторженные возгласы одобрения, и, воспользовавшись этим, подмастерье сделал вид, что оглядывается кругом, как бы ища кого-то глазами, потом доверительно обратился к собравшимся:

— Только не нужно им об этом твердить, так как люди скромные, как известно, не любят вперед вылезать, но эту мысль мне дылда Сора и толстяк Мане на ушко шепнули.

Раздался дружный хохот, и Бизонтен почувствовал, что все они на его стороне, по крайней мере сейчас на его стороне.

Почти целый день понадобился, чтобы подготовить переход. Для начала они прилегли на часок-другой, нужно же было набраться сил после событий этой ночи, а проснувшись, все, слова не сказав против, взялись за дело. Одолевала усталость, деревенели ноги, ломило поясницу. Бизонтен ощущал это по себе, знал, что и другим не легче, но поднявшееся в безбрежной лазури солнце разгоняло грусть.

Работали они попарно, валили дерево, обрубали сучья, и Бизонтен был счастлив, взяв себе в напарники юного возчика из Лявьейлуа. Малый этот говорил мало и старался не выставлять себя напоказ, зато в работе он был чистый зверь. Он привострился валить лес еще в долине, и ему нипочем были и гигантские сосны, и крутой склон, хотя иной раз приходилось страховать себя с помощью веревки, чтобы свалить дерево под корень. Когда ствол следовало уложить на нужное место, тогда запрягали Бовара, и Бизонтен заметил, что эти крестьяне, все, в сущности, немало поработавшие в лесах, любовались верным глазомером Пьера и тем, как они с конем понимали друг друга и, видимо, жили в добром согласии.

Тут подмастерье обратился к эшевену:

— Смотрите-ка, какие этот малый со своим конягой кружева плетет, ну чем не каретник.

— Верно, — подтвердил эшевен, — скажу прямо, редко мне доводилось видеть такого крепкого коня. Но тут важна также человеческая рука. Да и ласковый голос к тому же немало значит.

Мучительный выпал на их долю труд, но, быть может, потому, что они так долго оставались без дела, на что у них привычки-то не было, они чуть ли не с яростью радостно набросились на работу, и в живительном горном воздухе звонко застучали топоры и завизжали кривые ножи. Постройкой моста руководил Бизонтен, скупой на жесты и слова, четко и ясно дававший советы, и дававший их без нажима.

Когда стволы были уложены в ряд, вбиты с обеих сторон сваи, чтобы, чего доброго, не сползла вниз какая повозка, они присыпали стволы снегом — так и лошадям было удобнее, и полозьям легче скользить по снежному покрову.

Наконец работа была закончена, и люди разошлись по своим повозкам убрать инструмент. Их ждала похлебка, где вместе с репой сварили добрую четверть конской туши. Женщины и дети собрались вокруг костра. И когда все принялись за еду, в недвижном воздухе поплыл парок, он вился над мисками с горячей похлебкой, смешивался с человеческим дыханием. Куски репы обжигали пальцы, но после злого ожога снега это был добрый ожог. Воспользовавшись минутой молчания, эшевен начал:

— Когда мы переправимся через ущелье, нам еще целый час добираться до дороги на Мут. Так как никому не известно, что нас там ждет, а придется ведь ехать до самого ущелья Сив, предлагаю дождаться темноты. И сил за это время успеете набраться. Если у кого-нибудь есть иное предложение, пусть выскажется.

Бизонтен обвел глазами обедающих и задержался взглядом на Сора и Мане, сидевших рядышком. Рыжий верзила работал на повале как бешеный, и Бизонтен не раз слышал, как он честит толстяка Мане и упрекает его за то, что тот еле движется. А сейчас Сора с равнодушной, казалось бы, миной смотрел на огонь. Зато Мане, размалывая челюстями кусок конины и широко разевая рот, поглядел сначала на Бизонтена, потом злобно на эшевена и спросил:

— А потом куда мы двинемся?

Произнесено это было ядовито-насмешливым тоном, но старик эшевен невозмутимо ответил ему:

— Вброд перейдем через Ду. Потом возьмем на Бельфонтен через ущелье Сив.

— Там что, дорога? — спросил краснорожий Мане.

— Нет. Тропа. Но раз там много снега, наши сани пройдут. И потом, там меньше вероятности наткнуться на солдат. Особенно ночью.

Мане смачно захохотал, так что даже заколыхалось его жирное брюхо, и повернулся к Сора:

— И снова заплутаемся. И все через этого старика…

Фразы он не успел закончить. Даже не оглянувшись в его сторону, Сора с силой двинул Мане локтем в грудь. Толстяк выронил миску, взмахнул руками и повалился с бревна, он упал прямо на спину и заболтал ногами. Ответом был громовой хохот, и под этот хохот он поднялся, физиономия его налилась кровью, даже пена на губах выступила. Подняв миску с земли и ни на кого не глядя, он направился было к своей повозке, но Ортанс остановила его, резко бросив ему вслед:

— Мане, давайте-ка сюда вашу миску!

Он подошел к девушке, глядя на нее исподлобья. Налив ему новую порцию супа, Ортанс добавила:

— У нас здесь всех лошадей одинаково кормят, и хороших и плохих.

Бизонтен заметил, как в зрачках толстяка вспыхнула ненависть, однако он не моргнув глазом взял миску с похлебкой, отошел и привалился к задку своей новенькой крепкой повозки.

После трапезы мужчины отправились к повозкам — пора было запрягать лошадей, а женщины и дети тем временем пешком перешли по настилу. Бизонтен с улыбкой смотрел им вслед, потом обратился к эшевену:

— Ни в жизнь я вам слова упрека не скажу, что вы у нас больно осторожный, но смело можете загнать на такой вот настил все наши повозки и всех наших коней, мостки даже не прогнутся.

— Правильно ты говоришь, — подтвердил старик, — но чего ты от меня хочешь, в мои годы человек не меняется.

— А знаете, — продолжал шутить подмастерье, — по-моему, мостки такие прочные получились, что, вот когда остановимся мы в ближайшей деревне, я непременно с тамошних жителей деньги востребую. Не захотят платить, нарочно возвращусь сюда и все мостки самолично разнесу.