— Надеюсь, у меня найдется занятие поинтересней.

— Дайте ему катать тачку в Паттерн-холле, и он будет счастливее, чем на козлах самого пышного экипажа. У него сердце разбито.

— У него много чего перебито, мой дорогой Гораций!

— Ах, вы о вазе! О фарфоровой безделке! — протянул де Крей. — Ну, ничего, мы еще о нем поговорим.

— Сколько вам угодно, но только мои правила нерушимы.

— Нерушимы? Как у некоего древнего народа, который хвастал тем же, — что ж, много радостей дала им их непреклонность! Это все равно что ходить облаченным в железные доспехи. Ведь вся прелесть человеческих законов в их гибкости, в том, что их можно перекраивать применительно к новым нравам.

Полковник де Крей последовал за Уилоби, чтобы засвидетельствовать свое почтение дамам — мисс Эленор и мисс Изабел.

Сэр Уилоби прекрасно понимал, кто вдохновил его друга Горация так настойчиво и даже назойливо просить за Флитча, и эта догадка отнюдь не способствовала ни улучшению его настроения, ни изяществу его ответов. Он мучительно сознавал контраст, который его чопорность составляла с легкой, исполненной грации манерой де Крея; к тому же по Клариному лицу он видел, что контраст этот не ускользнул и от нее; а между тем какой-то рок заставлял его все сильнее растравлять свою досаду, что, в свою очередь, не помогало восстановлению душевного равновесия. Он бы понял и еще кое-что, если бы в эту минуту не отвернулся от обоих ходатаев за Флитча: он бы увидел, как, повинуясь необъяснимому инстинкту, мисс Мидлтон и де Крей обменялись взглядом. Его взгляд сказал: «Вы были правы», ее — ответил: «Я говорила!» Ее глаза были спокойны, но как бы затуманены облачком привычной усталости. В сверкающих глазах Горация де Крея сэр Уилоби прочитал бы изумление, задумчивость, восторг и, наконец, жалость. Взгляд их словно парил над внезапно разверзшейся бездной, дивясь и отказываясь верить.

Но сэр Уилоби ничего не видел. Зато этот таинственный немой разговор не ускользнул от внимания той, что владела ключом к нему. Полчаса назад мисс Дейл застала полковника де Крея с мисс Мидлтон у ворот своего дома. Они болтали и смеялись, как давние знакомцы. Де Крей выступал во всем блеске своего ирландского красноречия. В сочетании с изысканными манерами оно, как известно, неотразимо и сразу погружает собеседника в атмосферу непринуждснности — а тут еще случай помог разбить лед в самом начале. Темой разговора служил Флитч.

— А если мы, взявшись за руки, предстанем пред светлые очи Уилоби, низко ему поклонимся и будем молить о помиловании — неужели при виде таких заступников сердце его не смягчится?

Мисс Мидлтон выразила сомнение. Полковник де Крей был готов побиться об заклад: кто-кто, а уж он-то Уилоби знает!

Мисс Мидлтон взглянула на него без улыбки, как бы давая понять, что ее особое мнение есть результат печального опыта.

— Вот увидите, — сказал полковник.

Они болтали, как люди, которым неожиданно открылось, что они говорят на одном наречии среди толпы чужаков. Когда такая парочка повстречается, разговор не умолкает ни на минуту, собеседники словно боятся, что их вот-вот разведут и они не успеют выговориться; это встреча двух горных ручьев, игра в пятнашки, при которой не скажешь, кто кого стремится догнать, не поймешь, о чем идет речь, даже не различишь, кто что сказал, — так переплетаются реплики говорящих. Летиция не могла надивиться душевной легкости мисс Мидлтон — ведь после их объяснения не прошло и часу, а Клара уже купалась в безмятежном веселье, блаженствуя, словно мальчишка, дорвавшийся до речки в знойный летний день. Летиция начинала понимать, что имел в виду Уитфорд, когда превозносил остроумие мисс Мидлтон.

Когда разговор зашел об Ирландии, оказалось, что в жилах мисс Мидлтон тоже течет ирландская кровь и что у нее даже имеются там двоюродные братья и сестры.

— Я это понял по вашему смеху, — сказал де Крей.

Сейчас, однако, полковник беседовал с мисс Эленор и мисс Изабел с солидностью истого англичанина. Клара побрела куда-то с юным Кросджеем, а Летиция и Вернон прохаживались вдоль газона.

— Если бы я смела давать вам советы, — говорила Летиция, — я бы сказала: не покидайте Паттерн-холла, повремените немного.

— Следовательно, вам уже известно?..

— Да, но я не могу понять, зачем она избрала своей наперсницей меня?

— Это я ей посоветовал.

— Но я не понимаю цели.

— Ей было необходимо выговориться.

— Она так капризна, так переменчива!

— Лучше теперь, покуда не поздно.

— Достаточно попросить, и ее освободят от слова! Попросить всерьез — если она в самом деле этого хочет.

— Вы ошибаетесь.

— Почему же она не поговорит с отцом?

— Видно, придется. До сих пор она его щадила.

— Если она в самом деле намерена рвать с женихом, ей не удастся пощадить отца.

— Она рассчитывала избавить его от излишних неприятностей. Но поскольку предстоит борьба, ему придется принять в ней участие.

— А может, она просто боялась, что он не поддержит ее в этой борьбе?

— Нет, нет, она ничуть не хитрит. Вы судите о ней слишком сурово.

— По дороге туда ей удалось тронуть мое сердце. На обратном пути она вызвала у меня несколько иное чувство.

Вернон взглянул на полковника де Крея.

— Ей нужна твердая рука, — продолжала Летиция.

— В ней нет ни капли лукавства.

— Вы так думаете? Возможно, вы и правы. Но мне она представляется опрометчивой и нетерпеливой по натуре.

— В ней есть что-то необузданное… Я сужу по ее манере говорить, заставляющей верить в ее искренность. Трудно заподозрить ее в скрытности. Он, разумеется, ушам своим не поверит. Эта перемена в ней так внезапна, так своевольна, что я просто отказываюсь ее понять. Ее поведение необъяснимо, и он имел бы все основания настаивать на том, чтобы она сдержала слово.

— Не завидую ему, если он в этом преуспеет!

— Вы не находите, что в вашем замечании гораздо больше осуждения, чем во всем, что говорила я?

— А я и не собираюсь ее хвалить. Но мне кажется, что я понимаю, в чем дело. Здесь просто-напросто несоответствие темпераментов. Заранее не скажешь, подходит тебе человек или нет. Это осеняет вдруг, вот и все.

— По-вашему, вдруг? О нет, по-моему это постигается постепенно.

— Да, но когда мы накопим достаточно впечатлений или, если угодно, ощущений, возникает опасность взрыва; когда именно вспыхнет искра, зависит не от нас: она может и запоздать. Ваша мысль — аргумент в ее пользу. Это натура благородная, порывистая, она просто в конце концов не выдержала.

— Не выдержала чего?

— Да всего. Хотя бы его величия. Скажем так: он слишком высоко для нее летает.

— Сэр Уилоби — орел?

— Да, и быть может, ей неуютно в его высоком гнездовье.

Нечто в тоне Вернона разбудило дотоле смутно дремавшее в ней подозрение, что он полностью раскусил сэра Уилоби, а заодно и ее собственные робкие догадки о нем.

— Но я не понимаю, — продолжала Летиция, — чего она ждет от меня? Зачем ей понадобилось делиться своими соображениями со мной?

— Никто из нас не знает, чем все это кончится. Мы зависим от Уилоби, который, в свою очередь, зависит от каких-то нам неведомых сил. Вот мы и варимся все в одном котле.

— Итак, вы сами видите, мистер Уитфорд, что вам лучше повременить с отъездом.

— Все это должно разрешиться в течение ближайших двух-трех дней. Да, я подожду.

— Она склонна слушаться вас.

— Я бы не стал слишком полагаться на ее покорность. Пора, однако, решать с Кросджеем: если нам в самом деле собираются дать деньги на репетитора, надо их скорее брать. Если нет, я постараюсь их раздобыть взаймы. Так или иначе, мальчишку я отсюда увезу. Уилоби уже прожужжал ему все уши своими планами сделать из него джентльмена, и Кросджей начинает к ним прислушиваться. Говоря о ее «покорности», я хотел сказать, что она не только не может, но и не должна слепо следовать чьим бы то ни было советам. Она должна полагаться на одну себя. Этот узел может разрубить только она сама, и никто другой.