На соседнем дворе что-то стукнуло и протяжно заскрипело, словно отворяют ворота. Самих ворот я не вижу, но мне удается разглядеть, как мелькает по двору тень их створок. На дворе опять что-то грохочет, и я отчетливо различаю тень дышла, тень мужчины, тянущего оглобли, и, наконец, тень кареты,- все невероятно уменьшено и как будто обрезано снизу. Мужчина -• вернее, его тень – то исчезает, то вновь появляется. Судя по гибкости движений, это молодой, сильный усач высокого роста, с засученными рукавами. Он что-то чистит щеткой и тряпкой. Занятно наблюдать за работающей тенью человека, когда его самого ты не видишь. Раз десять я повторяю про себя французскую шутку:

A l’ombre d’un rocher – je vis l’ombre d’un cocher-^ qui, avec l’ombre d’une brosse – frottait l’ombre d’une carosse[9]

Вот oh принялся начищать задние колеса, но что-то остановило его, тень головы повернулась. Он уже не один – рядом возникла тень молодой и весьма элегантной женщины. У нее – длинное платье, пышные локоны, па маленькой, надвинутой на лоб, шляпке – два пера. Женская тень неожиданно становится выше, кладет руки на плечи мужчины; большие мужские руки обнимают женщину за талию. Уста их сливаются; мне даже кажется, будто и звук поцелуя обретает тень. Роскошный силуэт.

Но мгновенье – и тень женщины ускользает, вслед за ней исчезает и тень мужчины.

Неужто эта дама с перьями – могла быть возлюбленной кучера?

– Послушайте, сударь! – восклицаю я.

Иду.- Мой гид вздрагивает и тянет руку под кресло.

– Сидите, пожалуйста,- говорю я ему,- я хотел только вас спросить, хорошо ли одеваются в Бухаресте женщины из простонародья, ну, к примеру, служанки или жены рабочих?

– Да, сударь, да! Здесь все франтят. В Бухаресте богатые дамы нарядней, чем парижанки, ну, а бедные тянутся за ними.

У нас любая сгорит от стыда, если не сможет купить себе хоть раз в месяц красивое платье. А потому – бери где хочешь, зарабатывай как хочешь, а вынь да положь ей новое платье… Сущее разоренье, сударь!

Старик со вздохом покрутил головой.

Во дворе раздался цокот конских копыт, игра теней продолжается. Я вижу, как кучер, уже в парадном костюме и цилиндре, запрягает лошадей, как они нетерпеливо вскидывают головами, бьют копытами землю, грызут удила, машут хвостами. Кучер взобрался на козлы и застывает в ожидании. Но долго ждать ему не приходится. Возле экипажа появляются новые тени, они суетятся возле коляски, сливаясь в одно пятно. Кто-то с трудом взбирается в экипаж – скорее всего, это старик, а за ним легко вспархивает молодая дама,- тень от знакомых мне двух перьев колышется на земле,- за дамой поднимается мужчина, очень стройный и молодой, карета трогается, грохочет и скрывается из глаз.

– Банкир – о, очень богатый человек. Завтра у его дочери свадьба. Жених – не знаю, откуда он,- со вчерашнего дня поселился здесь. Говорят, у жениха не велики достатки, зато барышня влюблена в него по уши. Да, молодому человеку привалило счастье!.

IМРROVISALORE [10]

Если бы кто спросил меня, что такое гармония, я привел бы такой наглядный пример. Предвечернее небо – сплошная лазурь. Мы в одном из благословеннейших уголков дивного Неаполитанского залива; перед нами – изумрудный цветущий берег; горы и сады, словно подернутые дымкой сновидений; синее море, недвижное, как бы погруженное в задумчивость. Перед нами – разнообразные острова, озаренные невыразимо прекрасными лучами заходящего солнца: вот фиолетовый, вот карминовый, вот золотисто-зеленый. Мы сидим в саду под высокими лавровыми деревьями, воздух полон нежнейших ароматов и благоуханий. А в двадцати шагах от нас идет свадебный пир: щеки пылают, глаза блестят, разговор льется, как песня, то и дело прерываемый звонким смехом. Сами мы преисполнены сладостнейшего покоя, безмятежны, счастливы. Всюду и во всем согласие: все чувства наши в равной мере упоены небом и морем, природой и людьми. Вот огромная чудесная радуга: в ней налицо все краски… Вы поняли, что такое гармония?…

Невеста и подружка отдалились от пирующих и пошли садом к морю. Они поминутно обнимаются.

– Какая ты хорошая, Катарина!

– А ты какая счастливая, Мария!

– Ты тоже будешь счастливой!

Катарина задумчиво опускает голову.

– Скажи мне, Сальваторе еще не признавался тебе в любви? Он тебя любит, страшно любит.

– Любит-то любит…- Катарина глубоко вздохнула.- Да ничего не говорит! Все время сидит у нас, попадается мне на каждом шагу. Смотрит на меня горящим взглядом… Кажется, вот-вот признается – только начнет, как сейчас же и замолчит. Да так печально, горестно!

В воздухе зазвенели звуки мандолины.

– Инноченте!  – вскрикнули девушки и побежали назад, к пирующим.

– Так долго не показывался,-с упреком промолвила невеста, подавая Инноченте руку.- Споешь нам что-нибудь, да?

– Какую-нибудь славную импровизацию! – закричали все.

– А про что? – спросил Инноченте.

– Про любовь… про что же еще? – воскликнул радостно жених, у которого вся грудь была в цветах.

– О чем хочешь, только не серди девушек. Понял? – попросила Мария.

– Ладно! – ответил молодой импровизатор с улыбкой.

Он тронул струны, взял несколько аккордов и красивым низким голосом запел:

Песня немного фривольная, но в Италии нужно знать такие песни, если хочешь понравиться веселой компании. Мужчины аплодировали, женщины смеялись, больше всех хохотал пухлый священник. После каждого куплета он наливал себе стакан исхитинского. Только Сальваторе, юноша стройный, как молодая пиния, был по-прежнему неподвижен. Он сидел напротив Катарины и не спускал с нее глаз.

– Все-таки ты рассердил нас!-пошутила Мария.-Я думала, ты споешь о том, что бывает на самом деле… Какую-нибудь балладу!

– Трудно придумать такое, что бывает на самом деле. Вот ты свадьбу свою справляешь – это на самом деле. Спеть о ней?

– А когда ваша свадьба, синьор Инноченте? – спросил священник.

– У меня невесты нету… Жениться – такое трудное дело.

– Не трудней, чем импровизировать!

– Да, правда,- вдруг согласился Инноченте и быстро окинул взглядом присутствующих.- Красавица Катарина в вашем приходе живет?

– Вы же знаете. Я еще капелланом сам крестил ее.

– Жених Дженнаро и мои друг Сальваторе, прошу вас в свидетели.

– Свидетели чего? – спросил Сальваторе, словно очнувшись.

– Бракосочетания, которое совершится сейчас же, здесь же!

Инноченте встал и поднял с места Катарину. Девушка уступила ему, смеясь.

– Заявляю перед вами, святой отец, и перед свидетелями, что беру за себя искренне любимую мною Катарину, которой буду верным и любящим мужем до самой смерти! – Лицо его дышало искренностью, голос слегка дрожал от волнения.-Добровольно ли вы идете за меня, Катарина?

– Добровольно! – отвечала девушка с притворной серьезностью.

– Моя милая, ненаглядная Катарина, теперь ты – моя жена перед людьми и перед богом! – ликуя, воскликнул Инноченте. Глаза его горели, голос на этот раз уже явно дрожал от волненья.- Ты моя, Катарина. Обними меня!