Преданная Вам Мария Ландова».

–  Ну, как вам нравится, зятек?

– Очень хорошо. Только, пожалуйста, отошлите письмо сегодня же.

– Одну минутку, конверт я сделаю сама, а вы дайте мне адрес.

– Адрес? Послушай, жена, дядя оставил тебе свой адрес?

– Нет.

– Ну и дела! – рассердилась пани Марьянка.- И о чем только вы, деревенские, думаете! Что же теперь делать?

Не сердитесь, невестушка. Помнится, когда я провожала дядю, он сказал, что живет в доме номер двадцать. После этого я поставила на один билет двадцать крейцеров…

Ну, слава богу! Теперь все в порядке. Как только получу ответ, напишу вам, а когда мы переедем, сразу сообщу новый адрес.

– Пойдем, жена, пойдем, а то наши уедут.

Родственники распрощались.

Едва деревенские гости ушли, пани Марьянка побежала в соседнюю лавочку попросить купца сделать ей конверт и написать адрес. Оттуда она направилась в другую лавку, купила девяти-крейцеровую марку – и письмо пошло в Вену.

Пани Марьянка осталась дома одна. Нельзя сказать, что она была слишком легкомысленной: легкомыслия в ней было не больше, чем вообще отпущено на долю каждой женщины, а если женщины бывают более или менее тщеславны, то почему бы и пани Марьянке не быть тщеславной?

Богатство венского дядюшки вскружило ей голову. Сладостные мечты о близком счастье захватили ее целиком: она видела себя то в роскошных покоях, ухаживающей за богатым дядюшкой, то на прогулке в общественных местах – вот она едет в дорогой, хоть и небольшой карете и при этом развлекает старого дядю занимательными разговорами; представляла себе блестящее общество, в которое она вводит свою дочь, и ее называют уже не Маринкой, а каким-нибудь благородным именем. Пани Марьянка совершенно уверовала в это и нисколько не сомневалась, что венский дядюшка уделит им, по крайней море, большую часть своего состояния. К чести пани Марьянки следует заметить, что все ее мечты и надежды неизменно сплетались с заботами о судьбе дочери: материнская любовь победила врожденное тщеславие, и никаких сомнений о будущем счастье у нее пе возникало.

Погруженная в думы, пани Марьянка сидела за столом, левой рукой она подпирала голову, а правой машинально играла дукатом. И, даже поправляя случайно упавшую прядь волос, она лишь на мгновенье отвлекалась от своих мыслей,- вид дуката вновь возвращал ее к ним.

Вдруг пани Марьянка вскочила и, накинув па голову платок, закрыла дверь на ключ и снова отправилась в лавку.

– Вы опять к нам? Чем могу служить? – обратился к ней самый старший и самый пригожий приказчик, молодой человек лет двадцати трех, причесанный по моде и, несмотря на работу в лавке, опрятно одетый.

– Покажите мне сахар лучшего сорта.

– В какую цену прикажете? Есть хороший за один гульден.

– Покажите!

Приказчик проворно достал сахар ценою в гульден и обратил внимание пани на его превосходное качество. Пани Марьянка взглянула и высокомерно потребовала:

– Покажите что-нибудь получше!

– Пани учительша обычно берет этот сорт. Он только на четыре гроша дороже, а выглядит вдвое лучше.

– А подороже у вас нет?

– Есть по полтора гульдена,- усмехнулся приказчик.

– Тогда наколите мне три фунта. Взяла бы целую голову, да мы скоро переезжаем, не стоит зря таскать, запасы сделаю позднее.

– Как? Вы надумали переезжать? – удивился приказчик.- Уж не собираетесь ли вы со своей милой дочерью в деревню?

– Бет, нет, мы ждем богатого дядюшку из Вены, он хочет жить с нами, а квартирка наша маловата. Так лучше подыскать заранее.

Пани Марьянка давно заметила, что ее дочь нравится приказчику, и на всякий случай все про пето разузнала. Он был сыном зажиточного торговца из провинциального городка и наверняка уделял бы Маринке больше внимания, не будь она так бедна. Пани Марьянка сразу смекнула, что если дядюшка даст в приданое всего несколько тысяч, то нет смысла пренебрегать таким женихом. А он тем временем колол и вешал сахар, бросая на пани Марьянку недоверчивые взгляды. Но та, казалось, этого не замечала.

– Видно, это тот самый дядя, которому я надписывал адрес на конверте? – поинтересовался приказчик.

– Да.

Пани Марьянка попросила взвесить ей также несколько фунтов кофе, потом вынула дукат и сказала:

– Разменяйте мне дукат. Дядюшка послал дукаты, чтобы Маринка могла купить себе красивое платье, их целая горсть, и мне интересно, сколько стоит эта мелочь.

При этом она небрежно бросила дукат на прилавок, и он скатился на пол. Приказчик быстро нагнулся и, держа дукат в руке, полностью уверовал в богатство Маринки.-Теперь он Мог посвататься к девушке, уже не опасаясь, что ее бедность вызовет возражения со стороны родителей.

– Я очень рад за Маринку. Такая красивая и хорошая девушка вполне этого заслуживает. Вы знаете, мне Маринка всегда нравилась, и если сударыня разрешит…

– Пожалуйста, навестите нас как-нибудь. Но принуждать Маринку я ни к чему не буду.

Провожаемая поклонами приказчика, пани Марьянка покинула лавку.

«Пусть зайдет,-рассуждала она, вернувшись домой.- Если дядя переедет сюда и оставит нам все свое состояние, то Маринка сама скажет купчику, что не хочет идти за него; а если дядя даст небольшое приданое, он будет хорошей партией. А с этим голо-дранцем-слесарем Маринка должна сегодня же все порвать! Я ее уговорю! Не дело заходить так далеко! Теперь надо скорее купить ей па платье. Только где взять денег? Что же я, глупая, не послала дяде телеграмму? Завтра получила бы перевод! Ну, не беда, пока заложу, что можно».

Пани Марьянка принялась поспешно пересматривать свои вещи. Первое, что она взяла в руки и отложила для ломбарда, были большие серебряные часы покойного мужа. Предложи ей кто-нибудь раньше расстаться с ними хоть ненадолго, он получил бы резкую отповедь, а теперь она не колебалась ни минуты. Но, кроме часов, несмотря на все старания, пани Марьянка ничего подходящего для залога не находила.

После смерти мужа пани Марьянка успела распродать все ценные вещи и теперь, хорошо понимая, что за часы дадут немного, не знала, что предпринять. Вдруг ее взгляд остановился на большом узле, лежавшем на стуле возле постели.

«А что, если заложить полотно пани учительши? Нет, пожалуй, это нечестно. А что тут нечестного? Она знает, что рубашки я сошью не скоро. Заложу полотно завтра, а не позднее, чем послезавтра, придет письмо с деньгами, я все выкуплю и сразу же верну ей полотно. Зачем мне теперь шить на чужих людей!

Не следует слишком осуждать пани Марьянку. Заманчивые картины будущего благополучия так захватили ее, что она не в состоянии была рассуждать здраво, и ни капельки не сомневалась, что послезавтра сможет выкупить все вещи, даже будь их во сто раз больше. Пани Марьянка завязала полотно в чистую скатерть, нашла коробочку для серебряных часов, написала на бумажке свое настоящее имя, хотя знала, что в ломбарде принимают вещи от людей, которые, стесняясь своей бедности, приходят туда под чужим именем. Словом, она все приготовила для завтрашнего утра. Потом опять уселась и погрузилась в радужные мечты.

Так она просидела около часа. Правда, у нее уже было кое-что раскроено для заказчиков, но зачем богачу заниматься мелочами и отбивать хлеб у бедняков? Все, что раскроено, придется отдать назад, пусть дошивают другие.

Между тем уже стемнело. В это время дочь обычно возвращалась из мастерской. И действительно, скоро в коридоре послышались шаги и голоса, один – Маринкин и другой – пани Марьянка нахмурилась, узнав голос слесаря. Весь разговор был ясно слышен.

– Ты зайдешь к нам, Антонин?

– Сегодня не могу, дорогая Маринка, у меня много дел, да и мать твоя сразу поймет, что я взволнован.

– Ну что ты в самом деле! Тебе-то что до этого приказчика?

– Никто не смеет на тебя так смотреть, да еще с презрением насмехаться надо мной.

– Прошу тебя, Антонин, не огорчай меня!

– Я уже успокоился, Маринка, знаю, ты здесь ни при чем, и в доказательство, что не собираюсь затевать ссоры, я пойду по другой улице.