Седнев, 7 марта 1847 Нижний Новгород 1858 марта 6 В КАЗЕМАТЕ «Припомним, братия моя…» * * * Припомним, братия моя… Чтоб той беде не возвратиться! Как потихоньку вы и я Глядели из окна темницы И, верно, думали: «Когда Сойдемся для беседы снова, В какие на земле суровой Мы снова встретимся года?» Нот, братья, ни в какие годы Не встанем вместе над Днепром! А разойдемся, разнесем Степям, лесам свои невзгоды, Еще недолгий срок в свободу Поверуем — и жить начнем Среди людей, как люди… А пока то будет, Друг друга вы, друзья мои, Украину любите, И за нее, несчастную, Господа молите! А его забудьте, други, И не проклинайте; И меня в неволе лютой Порой вспоминайте. Орская крепость, 1847 I Ой, одна я, одна, Как былиночка в поле, Позабыл меня бог, Не дал счастья и доли. Только дал мне красу, Дал мне карие очи, Но их слезы сожгли В одинокие ночи. Я не знала родных, Я не знала участья, Я росла средь чужих И не ведала счастья! Где же он, где дружок, К чьей груди мне прижаться? Никого… Я одна, А дружка — не дождаться! В каземате, 1847 II За оврагом овраг, А там степь да могила. И выходит казак Из могилы унылый. Он выходит в ночи, В степь идет, идучи Песню грустную тянет: «Наносили земли Да по хатам пошли, — Нас никто не помянет; Нас тут триста пришло, В поле чистом легло! Ни один и не встанет. Гетман, славный наш пан, В рабство сдал христиан. Мы их гнали, как стадо. Кровь в родимом краю Мы разлили свою И зарезали брата. Пили кровь твою, брат, И легли все подряд Здесь в могиле проклятой». Замолчал, унялся, На копье оперся, На кургане-могиле Стал и Днепр озирал; Тяжко плакал, рыдал, Волны выли, голосили. Через Днепр из села Эхо ночь донесла, Петухи закричали, Провалился казак, Задрожал весь овраг, А могила застонала. В каземате, 1847
III Мне, право, все равно, я буду На Украине жить иль нет. Забудут или не забудут Меня в далекой стороне — До этого нет дела мне. В неволе вырос, меж чужими, И, не оплаканный своими, В неволе, плача, я умру И все в могилу заберу. Не вспомнят обо мне в кручине На нашей славной Украине, На нашей — не своей земле. Родной отец не скажет сыну О том, как я в неволе жил: «Молися, сын, за Украину, Когда-то он замучен был». Мне все равно, молиться будет Тот сын иль нет… и лишь одно Мне было бы не все равно: Коль Украину злые люди, Лукавым убаюкав сном, Ограбят и в огне разбудят, Ох, это мне не все равно! В каземате, 1847 IV «Мать не бросай!» — тебе сказали — Ты бросила ее, ушла; А мать искала — не нашла, Искать с годами перестала И, плача, умерла. Давно Все стихло там, где ты играла; Собака со двора пропала, И в хате выбито окно; В заросшем садике ягнята Весь день пасутся, а в ночи Колдуют совы и сычи, Соседские тревожа хаты. И твой барвиночек крещатый Зарос крапивою, в тиши Тебя напрасно поджидает, И пруд прозрачный высыхает, Где маленькой купалась ты; А рощи грустные пусты, И пташка там не распевает — Ее с собой ты унесла. В яру криница завалилась, Засохла верба, наклонилась, Тропа, которой ты ходила, Колючим терном поросла. Куда направилась, где скрылась? На что ты дом родной сменила? В чужой семье, в чужом краю Кого ты радуешь? Кому же, Кому вручила жизнь свою? И чует сердце, что в палатах Роскошествуешь, и не жаль Тебе твоей родимой хаты… Молю я бога, чтоб печаль Тебя вовек не разбудила, Чтобы в палатах не нашла, Чтоб бога ты не осудила И матери не прокляла. В каземате, 1847 V «Зачем ты ходишь на могилу? — В тревоге мать ей говорила. — Зачем напрасно горевать? Зачем тебе ночей не спать, Моей голубке сизокрылой?» «Так, мама, так!» И вновь ходила, А мать в слезах ждала опять. Не сон-трава на могиле В ночи расцветает — То дивчина, то невеста Калину сажает. И слезами поливает, И господа просит, Чтоб послал дожди ночами И густые росы, Чтоб калина принялася, Распустила ветви. «Может, пташкою вернется Милый с того света. Совью ему я гнездышко, Прилечу и сяду Вместе с милым на калине, Защебечем рядом. Будем плакать, изнывая, Тихо напевая, Вместе утром раным-рано На тот свет летая». И калина принялася, Ветки распустила, И три года на могилу Дивчина ходила. На четвертый… Не сон-трава В ночи расцветает — То невеста с калиною Говорит-рыдает: «Широкая, высокая, Калина моя, Не водою до рассвета Поливанная! Широкие реки-слезы Тебя полили, — Их славою лукавою Люди доняли. Обижают подруженьки Подругу свою, Обижают высокую Калину мою. Обвей мою головушку, Росою умой И ветками широкими От солнца укрой! Утром найдут меня люди, Меня осмеют; Широкие твои ветви Дети оборвут». Раным-рано при долине Пташка щебетала, Под калиною дивчина Спала, не вставала; Утомилась молодая, Навек опочила… Вставало солнце над могилой, Все принимались за дела, А мать уснуть и не пыталась, Домой все дочку дожидалась И слезы тяжкие лила. |
