Кос-Арал, 1848 «Не домой бредя средь ночи…» * * * Не домой бредя средь ночи От кумы, из хаты, Не смыкая в дреме очи, Вспоминай меня ты, А как изведет кручина, Загостясь до света, — Вспомни обо мне, послушай Доброго совета! Вспомни, чтобы полегчало, Как в степи за морем Борется твой друг веселый С неотступным горем, Как, с тяжелой, тайной думой Свыкшись понемногу, Сердце скорбное смиряет Да молится богу, Вспоминает Украину И тебя, друг милый. Хоть подчас и затоскует, Да не с прежней силой, А так только. Завтра — праздник… Встречу одиноко Этот день, мой друг единый, В стороне далекой. Загудит на Украине Пред обедней ранней Благовест… Пойдут толпою В церковь прихожане Помолиться… Завтра ж утром Заревет голодный Зверь в степи, засвищет утром Ураган холодный, Занесет песком и снегом Мой курень в пустыне. Вот как доведется праздник Встретить на чужбине! Ничего. На то и лихо, Чтобы с ним бороться. Письмецо мое прочти ты, Чуть тебе взгрустнется, И поверь мне, что на свете Нету горшей доли, Как в чужом краю немилом Вековать в неволе. Но и там живут. Что ж делать! Хоть порой нет мочи, Умереть бы, да надежда Умирать не хочет. Кос-Арал, 24 декабря 1848, 1849 «Как чумаки, тащась в степях…» * * * Как чумаки, тащась в степях, Столбы минуют верстовые, Уходят годы прожитые. Мне что! На памятных листках Строчу — стихами наполняю За книжкой книжку. Разгоняю Кручину о глухой судьбе И кандалы кую себе (Коль эти господа узнают). Да хоть на крест, будь их приказ, А без стихов я жить не в силах. Два года в книжечках строчил их, Начну и третий в добрый час. Кос-Арал, 1849 [СОТНИК] Под Оглавом… Кому знаком, Скажите, Оглав белостенный? Немногим! Поясню степенно, Чтоб не напутать непутем. Недалеко от Борисполя, Почти возле него, верней, И посейчас в пустынном поле Приметна купа тополей, — Ну, впрямь из Оглава дивчата Овечек вывели когда-то И стали. Было то давно… Вот тут обычно из-за тына Фасоль вилася по тычине, И застекленное окно Порою в садик открывалось. И хата, видите, была За тыном, сотникова хата. А сотник был старик богатый, Так у него в дому росла, Воспитывалась, как родная, Подкидыш-дочка. Или так, В приемыши седой казак Сиротку взял и, надзирая За нею строго день и ночь, Растил себе чужую дочь. А сына (сотник был женатый, Да овдовел) он отослал Учиться, в Киев — вон из хаты. А сам Настусю поджидал, Сиротку ту, отроковицу, Готовый с ней соединиться: Не сына с ней соединить, А в голову ему, седому, Взбрело под старость подурить. Но, сор не вынося из дому, Не говорит ни с кем чужим, Лишь сам с собою рассуждает… А уж бабенки… бес их знает! Смеются за спиной над ним! Они поживу носом чуют. Сидит сотник возле хаты, В тиши размышляет, А Настуся по садику Пташкою порхает. То подсядет, возьмет руку, Прильнет к ней губами, То страшными, огромными Играет усами, — Ну понятно, как ребенок, Ласкает седого. А седому не до шуток — Хочется иного: Греховного наслажденья Плоть, дряхлея, просит. И пальцами старый сотник Настусины косы, Словно две змеи большие, В одну заплетает. То расплетет да вкруг шеи Трижды обмотает!.. А она, моя голубка, Ничего не знает, — Как с большим котом котенок, Резвится, играет… Отвяжись ты, баловница. Все одни проказы, Как русалка, растрепалась… А зачем ни разу Ты ленты не вплела в косицы, Тесьму, что тетка привезла?… Пустили бы на вечерницы, Тогда б и ленты я вплела, Сумела бы принарядиться, Другие башмачки взяла, Барвинком убрала бы косы… Как быть с тобой — простоволосой? Да где барвинок ты б нашла, Чтоб им украситься богато? А возле тына! Там такой Зеленый вырос, да крещатый, Да синий! Сине-голубой Зацвел… |