Петербург, 15 января 1860 «Ой ты, темная дуброва…» * * * Ой ты, темная дуброва! У тебя обновы Трижды в год… Богаты, видно Сундуки отцовы. Разукрасит тебя старый Зеленым покровом, — А сам глядит, любуется Своею дубровой… Насмотревшись на милую Дочку молодую, Возьмет ее, закутает В ризу золотую И укроет дорогою Белой пеленою, — Да и ляжет, утомившись Заботой такою. 15 января 1860, СПб.
ПОДРАЖАНИЕ СЕРБСКОМУ Сваты въехали во двор, И жених — за ними. Договариваться в хату Пошли с отцом сваты. Я тогда у молодого Хлопца-чернобровца Беру коня, и ни слова! Отвожу к колодцу. Конь заезженный: копыта Стерты и побиты; А узорное седельце Ничем не покрыто. «Ты скажи, скажи мне, коник, Куда вы так мчались?» «К чернобровке мы какой-то Всю ночку скакали». «Станешь пить ли, коник, воду Нашего колодца? Чернобровке молодицей Стать нынче придется ль?» 4 мая 1860, СПб. МОЛИТВА Царям, всесветным шинкарям, Дукаты, талеры, рубли И путы лютые пошли! Рабочим головам, рукам Средь обокраденной земли Свою ты силу ниспошли. Мне ж, сыну горестной земли, Подай любовь, сердечный рай И больше благ мне не давай! 24 мая 1860, СПб. * * * Царей, кровавых шинкарей, Ты в цепи крепкие закуй, В глубоком склепе замуруй! Рабочим людям, всеблагий, Сынам ограбленной земли Свою ты силу ниспошли! А чистых сердцем — возле них Поставь ты ангелов своих, Чтоб чистоту их соблюли! Мне ж, господи, любовь подай К заветам праведным земли И друга верного пошли! 25 мая Петербург, 1860 * * * Злоначинающих сдержи, Ты их в оковы не закуй, В глубокий склеп не замуруй! А доброзиждущим рукам И укажи и помоги, Святую силу ниспошли! А чистых сердцем? Возле них Постави ангелов своих И чистоту их соблюди. А всем нам, детям сей земли, Единомыслие подай И братолюбие пошли. 27 мая Петербург, 1860 «В былые дни, во время оно…» * * * В былые дни, во время оно, Помпилий Нума, римский царь, Тишайший, кроткий государь, Уставши сочинять законы, Пошел однажды в лес гулять, Чтоб там, для отдыха поспавши, Додумать, как бы заковать Всех римлян в цепи. И, нарвавши Лозы зеленой по пути, Из прутьев петлю стал плести На чью-то шею. Вдруг нежданно Он видит, что в тени платана Спит девушка среди цветов… Дриады стройные лесов Померкли пред ее красою, Перед богинею такою! Пред ней Эгерия в тоске Повисла в петле на суке. Но на цветы взирает Нума И на девицу, мудр и тих, А в голове одна лишь дума: «Как подданных сковать своих?» 28 мая 1860, С.-Петербург «Ненасытным очам…» * * * Ненасытным очам, Тем царям-божествам Корабли и плуги, Все богатства земли, И хвалы, и псалмы — Этим мелким божкам! Работящим умам, Работящим рукам — Целину поднимать, Думать, сеять, не ждать, Что посеяно — жать Работящим рукам. Кротким сердцем простым Миролюбцам святым, — Царь небес и земли, — Долголетье живым, А усопшим твоим Рай небесный пошли. Все на свете — не нам, Все богам, все царям! Корабли и плуги, Все богатства земли, Друг мой милый… А нам… Нам любовь меж людьми. 31 мая 1860, СПб. ПЛАЧ ЯРОСЛАВНЫ В Путивле-граде утром рано Поет и плачет Ярославна, Поет кукушкою, скорбя, И скорбью мучает себя. Молвит: «Полечу зегзицею, Сизой чайкою-вдовицею Я вдоль по Дону полечу, Рукав бобровый омочу В Каяле. И на теле белом, На теле княжьем омертвелом Я кровь сухую оботру, Глубокие омою раны…» И стонет-плачет Ярославна В Путивле рано на валу: «Ты ветер, ветер мой, ветрило! Ты, господин мой легкокрылый! Зачем крылом могучим ты На войско наше с высоты, На войско князя неустанно Бросаешь злые стрелы хана? Не мало ль неба, и земли, И моря синего? На море Качай насады-корабли. А ты прелютый… Горе! Горе! Мое веселье ты украл, В степи ковыльной разбросал». Тоскует, стонет, плачет рано В Путивле-граде Ярославна И молвит: «Сильный и седой, Широкий Днепр! Своей волной Пробил еси крутые скалы, Катясь по землям половецким, Носил еси на байдаках На половцев, на Кобяка — Носил дружину Святославлю!.. О мой Славутич достославный! Мое ты ладо принеси, Чтоб я постель ему постлала И в море слез не посылала, — Слезами моря не долить». И плачет-плачет Ярославна В Путивле, на воротах града… Святое солнышко взошло. И молвит; «Солнце пресвятое На землю радость принесло Земле и людям. Надо мною Одной досель не рассвело. Ты, господин мой, сжег долины, Спалил еси траву степей, Спалил и князя и дружину, Теперь вдову его убей! Ты, солнце! Не свети, не грей, — Мой князь погиб… я тоже сгину!» |
