(Матери.) «А вы с того, должно быть, света, Марину обвенчать пришли? Уже мне косу расплели, Да пан приехал… Гуси это! Совсем не гуси, а паны Летят в края, где стужи нету, — Их в пекле ждут у сатаны. Гей, тега-тега! Слышишь? Слышишь? Все церкви в Киеве звонят. Смотри, а там огонь горит, А пан лежит себе, читает И просит пить… А ты не знаешь, Ведь я зарезала его?… А он, хоть обгорел, хохочет… Смотри, — вон, на трубе!.. Чего, Чего глядит, как будто хочет Сожрать тебя! Мать, берегись! На, выкуси, на, подавись!» (Показывает кукиш и ноет.) «Я москалика люблю, — Даже сердце веселю! Москали, москали Юбок нам навезли, Барчуки — Денежки, А сыночки поповы — Ожерелья, обновы!.. В колокол бей! Тучи развей, Неси яром К злым татарам, А солнышко — к христианам! В колокол бей!» Пора домой, ведь завтра рано Мне надо в церковь: глянь, поганый Вновь лезет, тянется за мной, На… выкуси!.. (К людям.) Ой, люди добрые, спасите! Берите же меня, вяжите, Скорее в дом ведите к пану! А ты не хочешь разве глянуть, Какою панною Марина В палатах под замком сидит? Как гибнет, гибнет неповинно, Как вянет, сохнет беспричинно Твоя Мариночка… (Поет.) «Ой, тега-тега, серые гуси, Тега, на Дунай! Повязала головоньку, — Теперь думай да гадай». И пташкам воля в чистом поле, И пташкам весело летать, А я завяла в злой неволе. (Плачет.) Мне ожерелье бы достать, Да и повеситься… Иначе Теперь беда… хоть утопись! Чего же ты, голубка, плачешь? Не плачь, родимая, вглядись, Здесь я, Мариночка твоя! Взгляни-ка: черная змея Ползет по снегу… Захочу, На юг, как пташка, полечу, Ведь я уже кукушкой стала… А на побывке он и не был? Убили, может, на войне? А знаешь, что приснилось мне? Что в небе днем луна сияет, А мы над морем с ним гуляем. И вдруг гляжу — не понимаю: Все звезды покатились в воду, Лишь одинешенька-одна Осталась на небе, а я-то, Как бы рассудка лишена, Бреду, ищу в Дунае броду, В лохмотьях с байстрюком бреду: Смеются люди надо мною, Зовут покрыткой и чудною… И ты смеешься, а я плачу, Да нет, не плачу, хохочу… Взгляни: сейчас я полечу, Ведь я сова… — И замахала, Как будто крыльями, руками И тотчас убежала прочь, Завыв, как волк в глухую ночь. Заковыляла мать за нею, За дочкой бедною своею. Все баре смерть в огне нашли, Изжарились, как поросята. Сгорели белые палаты, А люди тихо разошлись. Марины с матерью не стало. Уже весной, когда пахали, Два трупа на поле нашли И на кургане закопали. Кос-Арал, 1848
ПРОРОК Как будто праведных детей, Господь, любя своих людей, Послал на землю им пророка — Свою любовь благовещать! Святую правду возвещать! И, как Днепра поток широкий, Слова его лились, текли, И в сердце падали глубоко, И души хладные зажгли Огнем незримым. Полюбили Пророка люди и ходили За ним, и слезы их лились, Но люди злобны и лукавы! Они святую божью славу Растлили… и чужим богам Воздали жертву! Осквернились! И мужа свята… Горе вам! На стогнах камнями побили. И праведно господь великий, Как на зверей свирепых, диких, Оковы повелел ковать, И тюрьмы темные копать, И — род лукавый и жестокий! — Взамен смиренного пророка… Он повелел царя вам дать! Кос-Арал, 1848 Петербург 1859 года, декабря 18 [СЫЧИ] На рожь несжатую в ночи По придорожным пожням Слетались осторожно Сычи. И пошутить И рассудить, Как бедных пташек отстоять, Гнездо орла огню предать, С землей сровнять, Орла ж повесить на осине И навсегда отныне Республику создать! И всё бы, кажется? Ан нет! Чтобы пресечь потравы вред (И было бы не диво, Когда бы кто иной), на ниве Силки поставил, а то, вишь: Мужик голешенький-голыш Поставил тихо и пошел Под стог вздремнуть. И, рано Продрав глаза, зашел Гостей проведать. А в капканы Набились сплошь одни сычи! Изволь — вари, пеки в печи! Чтобы домой улова Не приносить, одних убил, Других на смех воронам сбыл, Все рассудив толково, И никому ни слова. |
