Март 1910 8. «Все, что память сберечь мне старается…» Все, что память сберечь мне старается, Пропадает в безумных годах, Но горящим зигзагом взвивается Эта повесть в ночных небесах. Жизнь давно сожжена и рассказана, Только первая снится любовь, Как бесценный ларец перевязана Накрест лентою алой, как кровь. И когда в тишине моей горницы Под лампадой томлюсь от обид, Синий призрак умершей любовницы Над кадилом мечтаний сквозит. 23 марта 1910
Утро в Москве Упоительно встать в ранний час, Легкий след на песке увидать. Упоительно вспомнить тебя, Что со мною ты, прелесть моя. Я люблю тебя, панна моя, Беззаботная юность моя, И прозрачная нежность Кремля В это утро – как прелесть твоя. Июль 1909 «Как прощались, страстно клялись…» Как прощались, страстно кля́лись В верности любви… Вместе таин приобщались, Пели соловьи… Взял гитару на прощанье И у струн исторг Все признанья, обещанья, Всей души восторг… Да тоска заполонила, Порвалась струна… Не звала б да не манила Дальня сторона! Вспоминай же, ради Бога, Вспоминай меня, Как седой туман из лога Встанет до плетня… 5 сентября 1909 «Все на земле умрет – и мать, и младость…» Все на земле умрет – и мать, и младость, Жена изменит, и покинет друг. Но ты учись вкушать иную сладость, Глядясь в холодный и полярный круг. Бери свой челн, плыви на дальний полюс В стенах из льда – и тихо забывай, Как там любили, гибли и боролись… И забывай страстей бывалый край. И к вздрагиваньям медленного хлада Усталую ты душу приучи, Чтоб было здесь ей ничего не надо, Когда оттуда ринутся лучи. 7 сентября 1909 На смерть Комиссаржевской[96] Пришла порою полуночной На крайний полюс, в мертвый край. Не верили. Не ждали. Точно Не таял снег, не веял май. Не верили. А голос юный Нам пел и плакал о весне, Как будто ветер тронул струны Там, в незнакомой вышине, Как будто отступили зимы, И буря твердь разорвала, И струнно плачут серафимы, Над миром расплескав крыла… Но было тихо в нашем склепе, И полюс – в хладном серебре. Ушла. От всех великолепий — Вот только: крылья на заре. Чтó в ней рыдало? Чтó боролось? Чего она ждала от нас? Не знаем. Умер вешний голос, Погасли звезды синих глаз. Да, слепы люди, низки тучи… И где нам ведать торжества? Залег здесь камень бел-горючий, Растет у ног плакун-трава… Так спи, измученная славой, Любовью, жизнью, клеветой… Теперь ты с нею – с величавой, С несбыточной твоей мечтой. А мы – что мы на этой тризне? Чтó можем знать, чему помочь? Пускай хоть смерть понятней жизни, Хоть погребальный факел – в ночь… Пускай хоть в небе – Вера с нами. Смотри сквозь тучи: там она — Развернутое ветром знамя, Обетовáнная весна. Февраль 1910 «Когда-то гордый и надменный…» Когда-то гордый и надменный, Теперь с цыганкой я в раю, И вот – прошу ее смиренно: «Спляши, цыганка, жизнь мою». И долго длится пляс ужасный, И жизнь проходит предо мной Безумной, сонной и прекрасной И отвратительной мечтой… То кружится, закинув руки, То поползет змеей, – и вдруг Вся замерла в истоме скуки, И бубен падает из рук… О, как я был богат когда-то, Да все – не стоит пятака: Вражда, любовь, молва и злато, А пуще – смертная тоска. 11 июля 1910 «Сегодня ты на тройке звонкой…» Сегодня ты на тройке звонкой Летишь, богач, гусар, поэт, И каждый, проходя сторонкой, Завистливо посмотрит вслед… Но жизнь – проезжая дорога, Неладно, жутко на душе: Здесь всякой праздной голи много Остаться хочет в барыше… Ямщик – будь он в поддевке темной С пером павлиньим напоказ, Будь он мечтой поэта скромной, — Не упускай его из глаз… Задремлешь – и тебя в дремоте Он острым полоснет клинком, Иль на безлюдном повороте К версте прикрутит кушаком, И в час, когда изменит воля, Тебе мигнет издалека В кусте темнеющего поля Лишь бедный светик светляка… вернуться Этому событию посвящены также две статьи поэта. |
