11 июня 1902. С. Шахматово «Пробивалась певучим потоком…» Пробивалась певучим потоком, Уходила в немую лазурь, Исчезала в просторе глубоком Отдаленным мечтанием бурь. Мы, забыты в стране одичалой, Жили бедные, чуждые слез, Трепетали, молились на скалы, Не видали сгорающих роз. Вдруг примчалась на север угрюмый, В небывалой предстала красе, Назвала себя смертною думой, Солнце, месяц и звезды в косе. Отошли облака и тревоги, Все житейское – в сладостной мгле, Побежали святые дороги, Словно небо вернулось к земле. И на нашей земле одичалой Мы постигли сгорания роз. Злые думы и гордые скалы — Все растаяло в пламени слез. 1 июля 1902 «Я, отрок, зажигаю свечи…» Имеющий невесту есть жених; а друг жениха, стоящий и внимающий ему, радостью радуется, слыша голос жениха. От Иоанна, III, 29 Я, отрок, зажигаю свечи, Огонь кадильный берегу. Она без мысли и без речи На том смеется берегу. Люблю вечернее моленье У белой церкви над рекой, Передзакатное селенье И сумрак мутно-голубой. Покорный ласковому взгляду, Любуюсь тайной красоты, И за церковную ограду Бросаю белые цветы. Падет туманная завеса. Жених сойдет из алтаря. И от вершин зубчатых леса Забрезжит брачная заря. 7 июля 1902 «Я и молод, и свеж, и влюблен…»[12] Я и молод, и свеж, и влюблен, Я в тревоге, в тоске и в мольбе, Зеленею, таинственный клен, Неизменно склоненный к тебе. Теплый ветер пройдет по листам — Задрожат от молитвы стволы, На лице, обращенном к звездам, — Ароматные слезы хвалы. Ты придешь под широкий шатер В эти бледные сонные дни Заглядеться на милый убор, Размечтаться в зеленой тени. Ты одна, влюблена и со мной, Нашепчу я таинственный сон, И до ночи – с тоскою, с тобой, Я с тобой, зеленеющий клен. 31 июля 1902 «Ужасен холод вечеров…» Ужасен холод вечеров, Их ветер, бьющийся в тревоге, Несуществующих шагов Тревожный шорох на дороге. Холодная черта зари — Как память близкого недуга И верный знак, что мы внутри Неразмыкаемого круга. Июль 1902
«Свет в окошке шатался…»[13] Свет в окошке шатался, В полумраке – один — У подъезда шептался С темнотой арлекин. Был окутанный мглою Бело-красный наряд. Наверху – за стеною — Шутовской маскарад. Там лицо укрывали В разноцветную ложь. Но в руке узнавали Неизбежную дрожь. Он – мечом деревянным Начертал письмена. Восхищенная странным, Потуплялась Она. Восхищенью не веря, С темнотою – один — У задумчивой двери Хохотал арлекин. 6 августа 1902 «Без Меня б твои сны улетали…» Без Меня б твои сны улетали В безжеланно-туманную высь, Ты вспомни вечерние дали, В тихий терем, дитя, постучись. Я живу над зубчатой землею, Вечерею в Моем терему. Приходи. Я тебя успокою, Милый, милый, тебя обниму. Отошла Я в снега без возврата, Но, холодные вихри крутя, На черте огневого заката Начертала Я Имя, дитя… Август 1902 VI С.-Петербург. Осень – 7 ноября 1902 года «Я вышел в ночь – узнать, понять…» Я вышел в ночь – узнать, понять Далекий шорох, близкий ропот, Несуществующих принять, Поверить в мнимый конский топот. Дорога, под луной бела, Казалось, полнилась шагами. Там только чья-то тень брела И опустилась за холмами. И слушал я – и услыхал: Среди дрожащих лунных пятен Далёко, звонко конь скакал, И легкий посвист был понятен. Но здесь и дальше – ровный звук, И сердце медленно боролось, О, как понять, откуда стук, Откуда будет слышен голос? И вот, слышнее звон копыт, И белый конь ко мне несется… И стало ясно, кто молчит И на пустом седле смеется. Я вышел в ночь – узнать, понять Далекий шорох, близкий ропот, Несуществующих принять, Поверить в мнимый конский топот. 6 сентября 1902. С.-Петербург вернутьсяПервые строки навеяны стихами Я. Полонского «Качка в бурю»: «Снится мне: я свеж, и молод, и влюблен, мечты кипят…» вернутьсяНекоторые образы стихотворения получили развитие в пьесе «Балаганчик». |
