Итак, в один из праздничных дней герцог велел созвать в миланском замке глав всех орденов и захотел, чтобы вопрос разбирался в Зеленом зале. На нашего умнейшего Джана Андреа Каньюоло, доктора права, человека, как вы знаете, ученого и весьма справедливого, была возложена обязанность опросить стороны и узнать их доводы. Едва все собрались, он, обратившись к приору кармелитов, спросил, когда образовался его орден. Тот отвечал, что при пророке Илье на горе Кармел.

— Значит, — сказал Каньюоло, — уже во времена апостолов?

— Вы же хорошо знаете, что это так, — ответил приор, — мы были монахами в то время, когда еще не было святых отцов — Василия, Бенедикта, Доминика, Франциска и других основателей орденов.

— А как вы сможете доказать свою древность, столь древнюю, — спросил Каньюоло, — если ее будут оспаривать?

У герцога был шут, очень острый на язык и бесцеремонный, который, выслушав небылицы, сказанные приором кармелитов, выскочил на середину зала и промолвил:

— Domine doctor[214], падре говорит правду, что во времена апостолов не было других братьев, кроме них; ведь это их подразумевает апостол Павел, когда пишет: «Periculum in falsis fratribus»[215]. Вот от этих-то лживых братьев и пошли они.

Некоторые при остроумных словах шута стали смеяться, а герцог, услышав это забавное суждение, приказал не поднимать больше никаких споров, а сохранить старые обычаи. Все это одобрили, и кармелиты удалились осмеянные.

Некий доктор меняется одеждой с мужем своей возлюбленной и с полудня забавляется с ней

Не так давно жил в Милане молодой доктор права, не менее преданный женщинам, чем кодексу Юстиниана. Влюбившись в одну молодую женщину, которая удачно вышла замуж, он часто встречался с ней для взаимных любовных утех. Муж этой дамы, человек знатный и богатый, был в то же время весьма чудаковат, и хитрая жена без особых усилий могла внушить ему все, что хотела. Так как у него была тяжба с соседом по поводу границ его усадьбы, ему постоянно приходилось встречаться с доктором права, поэтому любовники, не внушая никому подозрений, могли беседовать и великолепно устраивать свои делишки без всяких посредников. В доме никто об этом не знал, кроме одной служанки. Случилось однажды, что наш доктор, сев спокойно на мула, отправился на свидание со своей милой. По дороге ему попался муж дамы, который совершал прогулку верхом на лошади; увидев доктора, он подъехал к нему и завязал беседу по поводу своей тяжбы. Мессер доктор, которому было не до разговоров о тяжбе, ответив ему несколько слов по этому делу, сказал:

— Вы очень кстати повстречались мне, потому что я собирался на свидание к своей возлюбленной и все раздумывал, как бы мне раздобыть плащ, а ваш как раз подойдет, если вы пожелаете одолжить мне его. Мы могли бы войти в церковь Сан-Назаро, я вам отдал бы свою тогу, а вы мне плащ, и вы подождали бы с полчасика, пока я вернусь., А в это время вы можете прогуляться по церкви, где, как вы знаете, полумрак и прохлада.

— С удовольствием, — отвечал добряк, — я готов услужить вам и чем-нибудь большим, не то что плащом.

Оба спешились и вошли в церковь, которая, как вы знаете, находится на пути к Порта Романа. Здесь мессер доктор снял свою длинную тогу из дамасской ткани и отдал ее простаку, от которого получил саблю и испанский плащ. Когда доктор увидел своего приятеля, у которого тога волочилась по земле, он, смеясь, сказал:

— Вы можете преспокойно прогуливаться по церкви до моего возвращения, я уверен, что ни один человек вас не узнает.

Доктор был одним из самых высоких в Милане, а муж дамы немного меньше меня[216]; представляете себе, как он выглядел в такой длинной одежде. Так они поменялись платьем, муж дамы остался в церкви, а доктор в коротеньком плаще взял с собой одного из своих слуг, а другого оставил стеречь мула. Поспешно пустившись в путь, он явился к жене оставленного в церкви простака и рассказал ей, как они поменялись одеждой, чему она очень смеялась. Потом они пошли в комнату и стали там предаваться любовным утехам, загоняя дьявола в ад, и не заметили, как бегут часы, ибо в удовольствиях время протекло для них быстро, хотя они были вместе уже около двух часов.

Муж дамы, разгуливавший по церкви в своей тоге, видя, что прошло уже много времени, а доктор все не возвращается, решил отправиться восвояси. Дом его находился неподалеку от церкви, где он прохаживался. Выйдя из церкви, он сказал человеку, который держал докторского мула:

— Скажешь своему хозяину, когда он вернется, что я пошел домой и буду его там поджидать, чтобы он мог взять обратно свою одежду.

Потом он сел на лошадь и направился прямо к дому, опасаясь, как бы не встретить знакомых, которые могли бы узнать его в этой одежде. Осведомленная обо всем служанка по приказанию своей госпожи стояла у окошка, и, увидя, что возвращается хозяин, сообщила об этом любовникам; тогда они, прекратив свои любовные ласки, спустились в сад и стали прогуливаться по аллее под виноградными лозами. Когда муж спешился и увидел в саду жену с доктором, он не подумал ничего дурного, а только сказал:

— Хорош был бы я, если бы еще ждал вас!

На что доктор тотчас ответил:

— Я был в церкви, но не найдя вас там, не сел на мула, а прошел пешком боковой уличкой и нашел в саду мадонну, которая была чрезвычайно удивлена, видя меня в этом плаще. И вот, когда вы входили, я как раз начал рассказывать ей о причине этой перемены одежды.

— Ну, значит, — перебил его простак, — мы с вами разминулись, потому что я пошел по главной улице.

Ни о чем другом он и не подумал.

Тогда дама сказала мужу:

— Ах, я знаю, супруг мой, у нас такой усердный адвокат, что когда ему нужно заниматься делами, он обманывает бедных женщин!

И зная, в чем доктор сейчас более всего нуждается, она велела принести лакомств и дорогих вин для угощения, дабы мессер доктор немного восстановил свои силы. Однако все больше смеялись, чем угощались, впрочем, смеялись по-разному. Потом послали за мулом, и доктор благополучно вернулся домой, и впоследствии вместе со своей дамой они много раз потешались, вспоминая этот случай с переменой одежды.

Мне казалось не совсем удобным в силу разных соображений называть имена, и в особенности имя дамы, дабы мессер доктор, который неоднократно рассказывал мне об этой проделке, не расстался бы со своими удовольствиями и не рассердился бы. Но когда вы вернетесь в Милан, я обещаю, что вы услышите об этом из уст самого доктора, который — я в этом глубоко уверен — назовет вам имена супругов, если вы, разумеется, пообещаете ему держать их в тайне.

Дон Ансельмо и дон Баттиста, подозреваемые в том, что они провели ночь с женщиной, публично посрамлены на площади в Комо

Разумеется, синьоры мои, великое это зло, что священники так охотно устраивают крестовые походы против жен своих односельчан, словно тот из них достоин большей похвалы, кто больше одурачил своих прихожан. Поэтому в наши дни священников так мало уважают, меж тем как в былое время они пользовались всеобщим почетом. Меня все это нисколько не удивляет, ибо среди них есть много таких, которым больше пристало пасти свиней, чем быть в церкви и заниматься священными делами; они плохо читают, еще хуже поют божественные песнопения, а из того, что читают, понимают очень мало или совсем ничего; зато, если уж привяжутся к какой-нибудь женщине, то редко оставляют ее в покое, пока не попользуются ею. Есть и такие, которые с ханжеским видом без конца всех обманывают и под маской смирения водят людей за нос. А что скажем мы о тех, которые, окончив служить мессу, отправляются объедаться и опиваться в таверну или целыми днями, как завзятые мошенники, не выпускают из рук карты и кости? Однако мне сдается, будто вместо того, чтобы рассказать вам новеллу, я поднялся на амвон и собираюсь произнести проповедь.