Двое любовников проводят вместе ночь; юноша умирает от счастья, девушка — с горя

Я не собирался сегодня выступать в качестве рассказчика и не с тем намерением пришел сюда, мои прелестные дамы, и вы, любезные синьоры, ибо, насколько я помню, подобных обязанностей я еще никогда не выполнял. Но коль, скоро вы мне это приказываете, я предпочитаю оказаться плохим рассказчиком, чем ослушаться вашего повеления.

Надлежит вам знать, что не так давно в Чезене жил гражданин, у которого умерла жена, оставив ему сына по имени Ливио и дочь, которую звали Корнелией. Сыну было двадцать лет, дочери семнадцать. По соседству с ними проживал человек, имевший дочь Камиллу, очень красивую и приятную. Камилла была в такой большой дружбе с Корнелией, что и часу не могла прожить без нее, так что целыми днями они были вместе; в свою очередь Корнелия тоже дорожила обществом Камиллы, и ей казалось, что нет на свете лучшей радости, как быть с ней. У Камиллы был брат по имени Клаудио, и так как он редко жил в городе, Камилла часто проводила время со своей Корнелией. Так они продолжали встречаться, и случилось, что Ливио, видя красоту и хороший нрав Камиллы, пылко в нее влюбился. Он весь отдался своему чувству и так запутался в сетях любви, что ни о чем не мог думать, как только о своей Камилле. И не будучи в состоянии никому открыть свою любовь и страсть, которые безмерно его мучили, он чувствовал, что с каждым днем пламя его любви разгорается все сильнее. Не зная, что ему предпринять, он потерял сон и аппетит, заболел, и видно было, что он постепенно тает, словно снег под лучами солнца. Корнелия с большой заботой ухаживала за братом; часто врачи, не находя причины его болезни и считая, что его гложет душевная тоска, спрашивали у него, что он чувствует, какая страсть его терзает, и задавали еще ряд подобных вопросов, как это принято делать. В конце концов Ливио признался сестре во всем. Девушка, выслушав его, решила, что не время сейчас журить брата, а надо его успокоить и постараться подбодрить его ласковыми словами, уговаривая не падать духом и позаботиться о своем здоровье. Ливио отвечал сестре, что единственное средство излечить его — это рассказать Камилле о его любви к ней. Корнелия, которая как зеницу ока любила своего брата, пообещала при первом удобном случае рассказать все подруге. Заручившись этим обещанием, Ливио немного успокоился и стал выздоравливать.

Однажды, когда девушки были вместе и болтали, по обыкновению, о том о сем, Корнелия постаралась как можно искуснее и живее рассказать подруге о том, как страдает Ливио от любви к ней, умоляла сжалиться над ним и не дать ему погибнуть. Камилла, выслушав такие речи своей подруги, как бы оправдываясь перед ней, сделала вид, что ее очень огорчает болезнь Ливио, но сказала при этом, что она совершенно не склонна отвечать на его воздыханиями просила никогда не поднимать с ней разговора о подобных вещах, чтобы не бросать слов на ветер. Корнелия огорчилась этим ответом, но, будучи молодой и застенчивой, не знала, что еще добавить к тому, что она уже сказала. Не смея передать брату столь малоутешительный ответ своей подруги, Корнелия, то ли устав от ухода за братом, то ли по иной причине, заболела лихорадкой и слегла в постель. Узнав об этом, Камилла пришла ее проведать. Ливио же, услышав, что его дорогая Камилла находится в сестриной комнате, которая была отделена от его комнаты лишь тонкой перегородкой, а их кровати стояли голова к голове, и каждое слово, сказанное даже шепотом, было прекрасно слышно, — спросил у Корнелии, кто у нее. Она ответила, что только Камилла. В комнатке Ливио также никого не было, кроме него. Поэтому он, набравшись духу, и смелей, чем обычно, через перегородку, разделявшую комнаты, с рыданиями, слезами и вздохами начал говорить о своей любви и смертельной страсти к Камилле и смиренно умолять ее, чтобы она его пожалела и не дала погибнуть в цвете лет. Камилла, растроганная этими речами, почувствовала, как какое-то неведомое пламя охватило ее с головы до ног, и ей казалось, что было бы страшной жестокостью не пожалеть Ливио и не дать ему того утешения, которого такая любовь заслуживает. Поэтому она так отвечала ему:

— Ливио, я не знаю, обманываюсь ли я, или ты на самом деле меня столь сильно любишь. Я хочу верить тому, что ты мне сейчас говорил, хотя очень часто вы, молодые люди, охотно обманываете нас, девушек, а добившись своей цели, любите похвастать этим в кругу ваших друзей, и часто обманутая вами становится посмешищем. Но прежде чем со мной это случится, я скорей умру, потому что женщина, потеряв честь, теряет все, что есть дорогого на свете. Вот почему следует, чтобы мы поступили разумно, и если твоя любовь ко мне так велика, как ты говоришь, проси у моего отца моей руки, и я уверена, что он тебе не откажет,!! ты честно добьешься желаемого.

Ливио очень обрадовался этим словам и бесконечно благодарил за них свою Камиллу, уверяя ее, что, как только выздоровеет, будет просить у отца ее руки; и он всячески расхваливал ее благоразумие. После этого Ливио стал поправляться и, когда совсем окреп, поручил своим родственникам от его имени просить у отца Камиллы ее руки. — Сер Риньери — так звали отца Камиллы, — зная Ливио, отец которого уже умер, как человека богатого и хорошего рода, имеющего только одну сестру на выданье, заявил, что партия подходящая, но что он не может дать окончательного ответа, пока не вернется из Рима его сын Клаудио, и что на днях он его ожидает. Камилла, услышав ответ отца, решила, что дело почти слажено, полагая, что брат тоже согласится. И склонившись к любви Ливио, сама так горячо его полюбила, что зажглась к нему не меньшей страстью, чем он к ней. В то время как Клаудио медлил с возвращением из Рима в Чезену, влюбленные много раз беседовали друг с другом и, стремясь несколько умерить свою пламенную страсть, еще сильнее ее разжигали, и каждый час ожидания приезда Клаудио казался им целым годом.

Приезд Клаудио все откладывался, а молодые люди за это время так сблизились, что на словах считали себя мужем и женой, ожидая совершения брачного обряда тотчас же по приезде брата Камиллы, который наконец явился.

Когда Клаудио вернулся, отец рассказал ему о Ливио, который домогается родства с ними. Клаудио, неизвестно по какой причине, отнесся к этому весьма раздражительно, привел целый ряд своих доводов против этого брака и склонил старика на свою сторону. Когда любовники обо всем узнали, они были глубоко опечалены. А так как всегда кажется, что запретный плод сладок, Ливио и Камилле страстно хотелось быть вместе, чтобы наслаждаться радостями любви, и они говорили друг другу: «Разве мы уже не женаты? И чему быть, того все равно не миновать». А Камилла сказала:

— Как брат может помешать тебе быть моим мужем? Если ты согласишься сделать по-моему, ты придешь сегодня провести со мной ночь, а потом мы уж подумаем об остальном. Моя служанка осведомлена обо всем и в три часа ночи откроет тебе калитку сада.

Остановившись на этом решении, Ливио, как нельзя более довольный, в условленный час отправился на свидание и, встреченный в комнате радостной Камиллой, обнял ее и стал целовать, а она его, и сердце Ливио наполнилось таким счастьем, что от чрезмерного восторга, задыхаясь, он скончался на руках Камиллы. Увидев это, она, испытывая смертельную муку, позвала свою служанку и в слезах просила ее дать совет, что делать. И сердце злосчастной Камиллы потрясло такое горе, что, бездыханная, она упала на труп Ливио. Служанка, увидя это и не зная, что делать, принялась кричать, посылая вопли к небесам. Услышав крики, Клаудио поднялся с постели и, увидев такое зрелище и узнав Ливио, не желая слушать того, что говорила служанка, нанес ей три удара кинжалом, отчего она замертво упала. Наутро о случившемся узнали все. Наместник Чезаре Борджа Рамиро Каталоне, управлявший Чезеной, велел допросить служанку, которая еще была жива, и, узнав подробности, приказал схватить Клаудио. Через два дня служанка умерла, и Клаудио был обезглавлен в крепости Чезены. А двое несчастных влюбленных были оплаканы всей Чезеной и погребены в церкви отцов миноритов.