— И какие ты этому можешь привести доказательства?

Мельник отвечал:

— Я в свое время говорил с человеком, который там побывал, а Данте, флорентиец, от него именно узнал то, что написал об аде. Но человек этот умер. Если не верите, пошлите за ним… В-четвертых, вы спрашивали меня, сколько стоит ваша особа. Я говорю, что она стоит двадцать девять сребреников.

Когда мессер Бернабо это услышал, он в ярости набросился на мельника, говоря:

— Да чтоб ты сдох! Выходит, я такое ничтожество, что не стою и печного горшка? Тот ответил, причем не без великого трепета:

— Синьор мой, выслушайте мое рассуждение. Вы ведь знаете, что господь наш Иисус Христос был продан за тридцать сребреников, я и рассудил, что вы стоите на один сребреник меньше, чем он.

Услыхав это, синьор легко догадался, что это не аббат и, пристально в него вглядываясь и понимая, что это человек куда более ученый, чем аббат, сказал ему:

— А ты не аббат!

Пусть каждый сам себе представит страх, обуявший мельника. Бросившись на колени и сложив руки, он стал молить о пощаде, рассказывая синьору, что он был мельником у аббата, как и почему он предстал перед его светлостью переодетым, и с какой целью он надел на себя это облачение, и что он сделал это скорее, чтобы ему угодить, чем от злого умысла. Мессер Бернабо, выслушав его, сказал:

— Так и быть, раз он уже сделал тебя аббатом, а ты куда лучше его, клянусь богом, я готов это подтвердить и хочу, чтоб ты и впредь был аббатом, а он мельником и чтобы ты получал весь доход с монастыря, а он — с мельницы.

И так в течение всей своей жизни мессер Бернабо следил за тем, чтобы аббат оставался мельником, а мельник аббатом.

Уж очень это страшное дело и уж очень велика опасность доверяться синьорам, как это делал мельник, и храбриться так, как храбрился он. Ведь с синьорами бывает, как с морем: человек пускается в плаванье с величайшей для себя опасностью, но в великих опасностях получает и великую выгоду. Большая удача, когда море спокойно, — точно так же, когда спокоен синьор: Но доверяться тому и другому — страшное дело: того и гляди разыграется буря.

Иные в свое время утверждали, что такой же или подобный ему случай приключился с папой, который предложил одному из провинившихся аббатов разъяснить ему упомянутые четыре вещи и, сверх того, еще одну, а именно: какова самая большая удача в его жизни. На что аббат, понимая сколь многое зависит от ответа, вернулся в свой монастырь и, собрав монахов и послушников — всех вплоть до повара и садовника, — поведал им, на что ему предстояло ответить папе, и попросил у них совета и помощи. Они же, не зная что сказать, стояли как дураки. Тогда садовник, видя, что все они онемели, сказал:

— Господин аббат, раз все они ничего не могут сказать, а я хочу помочь вам и словом и делом, то я полагаю, что выведу вас из этого затруднения; но дайте мне вашу одежду, с тем чтобы я пошел под видом аббата и в сопровождении кого-нибудь из этих монахов.

Так и было сделано. Представ перед папой, он сказал, что расстояние до неба равно тридцати звукам голоса. О воде в море он сказал:

— Прикажите заткнуть устья рек, через которые вливается вода, а потом измерьте.

О том, сколько стоит особа папы, он сказал:

— Двадцать восемь сребреников: на два сребреника меньше того, что стоит Христос, а ведь вы его наместник.

О величайшей своей удаче в жизни он сказал:

— Что я из садовника стал аббатом.

И таковым папа его утвердил.

И как бы то ни было, случилось ли это с тем и с другим или только с одним, но аббатом сделался тот, кто был либо мельником, либо садовником.

Маркиз Альдобрандино просит у Бассо делла Пенна какую-нибудь диковинную птицу, чтобы держать ее в клетке; Бассо заказывает клетку, в которой его приносят маркизу

Маркизу Альдобрандино да Эсте в бытность его правителем Феррары пришло в голову, как это часто приходит в голову синьорам, иметь в клетке какую-нибудь диковинную птицу. Для этой цели он однажды послал за неким флорентийцем по имени Бассо делла Пенна, содержавшем в Ферраре постоялый двор, человеком нрава диковинного и весьма приятного. Это был старичок небольшого роста, с длинными волосами и в шапочке. Когда этот Бассо предстал перед маркизом, маркиз ему сказал:

— Бассо, мне хотелось бы иметь в клетке птицу, которая хорошо пела бы, и чтобы это была птица диковинная, а не из тех, что во множестве имеются у других людей — всякие там коноплянки да щеглы; таких мне не нужно. Потому-то я и прислал за тобой, что через твой постоялый двор проходят люди различного рода и из различных стран и кто-нибудь из них, наверное, может надоумить тебя, откуда достать такую птицу.

Отвечал ему Бассо:

— Господин мой, я понял ваше намерение, которое я и попытаюсь осуществить, и постараюсь сделать так, чтобы вы были ублаготворены немедленно.

Услыхав это, маркиз вообразил, что феникс уже сидит у него в клетке. На этом они расстались. Бассо, тотчас сообразив, что ему делать, как только дошел до своего постоялого двора, послал за мастером столяром и сказал ему:

— Мне нужна клетка такой-то длины, такой-то ширины и такой-то высоты. Смотри, сделай ее такой прочной, чтобы она могла выдержать осла, если бы мне пришлось посадить его в эту клетку, и чтобы она имела дверцу таких-то размеров.

Поняв все это и договорившись о цене, мастер принялся за работу, а когда клетка была готова, отнес ее к Бассо, который с ним и расплатился. Бассо тотчас же послал за носильщиком и, как только тот пришел, сам влез в клетку и приказал отнести ее к маркизу. Ноша эта показалась носильщику необычной, и он стал было отказываться, но Бассо так его уговаривал, что тот наконец согласился. Когда носильщик добрался до маркиза, сопровождаемый огромной толпой, которая бежала вслед за этой диковиной, маркиз пришел было в недоумение, еще не понимая, в чем дело. Но когда клетка с Бассо к нему приблизилась и была ему поднесена, то маркиз, поняв, в чем дело, сказал:

— Бассо, что это значит?

Бассо, сидевший в клетке за запертой дверцой, стал кричать попугаем и сказал:

— Господин маркиз, вы мне приказали несколько дней тому назад, чтобы я нашел способ достать вам какую-нибудь диковинную птицу в клетке, такую, каких на свете не сыскать. И вот, рассудив, кто я и какое я диковинное существо, настолько диковинное, что, могу сказать, нет на земле никого диковинней меня, я и залез в эту клетку и представляюсь вам и дарю вам себя в качестве самой редкостной птицы, какую только можно найти в крещеном мире; а еще добавлю, что такой птицы, как я, никогда еще не бывало: пение мое будет таково, что доставит вам превеликое удовольствие. А потому прикажите поставить клетку около этого окна.

И сказал маркиз:

— Поставьте ее на подоконник.

Бассо же закричал:

— Увы мне! Не делайте этого, я могу упасть!

И сказал маркиз:

— Да ставьте же. Подоконник широкий.

А когда клетку поставили, маркиз сделал знак слуге, чтобы тот ее раскачивал, не выпуская из рук.

Бассо же сказал:

— Маркиз, я явился сюда петь, а вы хотите, чтобы я плакал.

И когда успокоился, сказал:

— Маркиз, если вы будете угощать меня тем, что сами едите, я очень хорошо буду петь.

Маркиз приказал подать ему хлеб и головку чесноку и продержал его весь день на окне, проделывая над ним самые неслыханные шутки, а весь город толпился на площади, чтобы поглядеть на Бассо, сидящего в клетке. А под вечер Бассо отужинал вместе с синьором. Потом вернулся на постоялый двор, клетка же осталась у маркиза, который ее так и не вернул. Бассо полюбился с этих пор маркизу, и он часто приглашал его к своему столу и заставлял его петь, сидя в клетке, и получал от этого великое наслаждение.

Если бы кто мог предвидеть, когда у синьоров бывает хорошее настроение, каждый выдумывал бы всякие редкостные вещи, как это сделал Бассо, который поистине хорошо ублажил маркиза, не ездив за птицей в Индию, а так как он у него всегда был под рукой, к услугам маркиза оказалась самая редкостная и единственная в своем роде птица.