Святой старец восседал на высоком троне, который оказался обыкновенным камнем, обвитым плющом. У подножия протекал небольшой, но быстрый и прохладный ручей. Он не был величествен, не обрамлен искусною рукой человека ни мрамором, ни алебастром, — сама природа создала его и украсила. Вдоль берега цвели нежные лилии, окропленные росой. Другой источник, текущий в противоположную сторону, украшали бледно-фиолетовые и пурпурные фиалки. Вода первого источника казалась приятной на вкус, она больше всего походила на молоко; струя другого была черна, как чернила.
В то время как я размышляла о всем виденном, святой старец благословил меня, и ко мне тут же вернулась способность речи. Тогда я преклонила колени перед ним и, насколько умела, возблагодарила его, но он вдруг прервал меня, сказав:
— Постарайся правильно понять то, что мною будет содеяно, и тогда все произойдет к твоему благу.
И, встав между обоими источниками, он поднял маленький камешек правой рукой и бросил его в источник, струившийся к востоку, и как только камень исчез в его чистейшей воде, из нее появился младенец, радостный и светлый, словно его озаряли звездные лучи. Даря всем лицезрение своей небесной красоты, он с песней и смехом поднимался к небу, как бы на крыльях, и парил так высоко, что я тут же потеряла его из виду. Потом старец левой рукой поднял камешек и бросил его в другой источник, текущий на запад. Как только камень окунулся в темную его воду, оттуда показался младенец, смертельно бледный, весь раздутый, окруженный вспыхнувшим внезапно огненным кольцом. Обжигаемый этим пламенем, несчастный корчился и метался. И вдруг земля расступилась, и я увидела перед собою щель необыкновенной глубины. С криком и визгом младенец провалился в нее, после чего края ее сошлись и земля, выровнявшись, приняла прежний вид, покрылась травой и цветами. Тогда божественный старец окликнул меня, полумертвую от страха перед виденными чудесами, которые я старалась понять. Он сказал:
— Дочь моя, если ты исполнишь то, что я скажу тебе, до конца дней твоих душа твоя будет подобна младенцу, вышедшему из сего чистого источника, — с этими словами он указал на Молочно-белые его струи. — Если же, наоборот, ты поступишь против моей заповеди и воли господней, то, подобно вышедшему из другого источника младенцу, душа твоя низринется в глубину ада, где будет осуждена так же, как и душа твоей матери.
А я, пребывая между страхом и надеждой, скорбью и ликованием, ответила:
— Скажите же, что я должна делать, чтоб быть угодной вам и создателю?
Отшельник ответил:
— Господу угодно, чтоб ты вступила в брак с Алессандро Торелли, твоим нареченным женихом, откинув всякие соображения о каком-либо ином обручении. И чтоб ты вручила первому встреченному тобой духовному пастырю триста лир, которые он отдаст бедной девушке, идущей замуж.
И лишь только он произнес эти слова, как лужайка, источники и сам святой отшельник вместе со сном исчезли из моих глаз, и я проснулась. — Тут Лизабетта умолкла.
Фра Заккарио, внимательнейшим образом слушавший этот рассказ в течение получаса, готов был поверить в его искренность, ибо ему не могло прийти в голову, что такая молодая девушка способна была сама столь смело измыслить и сплести подобную бессмысленную и фантастическую историю, и после минутного молчаливого раздумья он обратился к донне Лальдомине, которая в негодовании принялась уже бранить свою дочь; он просил ее замолчать, а потом сказал Лизабетте, чтоб она поведала ему все, что произошло между нею и Алессандро.
И тут он услышал, что девушку выдают замуж за Биндо и, чтоб расторгнуть ее первое обручение, написано прошение к папе. Тогда монах, подумав, решил, что это и привело к тому, что, с соизволения господа, Лизабетте приснился такой сон. Монах принялся увещевать донну Лальдомину и произнес красноречивую проповедь о браке. Он закончил тем, что обручение Лизабетты и Алессандро нерасторжимо, ибо Алессандро является уже теперь супругом Лизабетты, и то, что связано богом, того люди не расторгают. Известно, что многие не понимают и недооценивают, сколь велик и силен закон брака. И, вернувшись к сновидению, растолковал его по частям. В последнюю очередь он объяснил значение источников — белого, который указует на невинность и благодушие, и черного, олицетворяющего вражду и грех. И это доказывало, что неисполнение воли творца приводит к ввержению в преисподнюю. Мадонне Лальдомине, дрожащей от ужаса, казалось, что она уже в когтях дьявола, и она совсем пала духом.
Добрый монах смекнул, что если Лизабетта не выйдет за Алессандро, то и милостыня в триста лир пройдет мимо него, и он прибавил еще несколько убедительных слов, что знает Алессандро не только как образованного и начитанного молодого человека, но и доброго и благоразумного. Он принялся уговаривать мадонну Лальдомину выдать дочь за Алессандро, потому что вообще в этой жизни добродетель есть истинное богатство, и еще по той причине, что дочь ее сама богата и ей нет надобности искать богатого мужа, но ей нужен честный человек, который сумеет сохранить и увеличить ее богатство, пуская его в оборот, когда к тому явится случай и необходимость, а для этого ей во всей Флоренции не найти более подходящего жениха; и в конце концов, объяснял монах старой даме, что не только справедливость, но и честь требуют того, чтоб она отдала свою дочь за Алессандро. И чтоб лучше укрепить ее в этом решении, он дал ей понять, что, по воле господа бога, юноша, наверное, ее уже взял. Поэтому, поступая вопреки его указанию, мать навлечет проклятие на свою голову, так же как и на голову своей дочери. И в заключение монах так много наговорил, что у мадонны Лальдомины не осталось никаких колебаний, кроме некоторого затруднения, а именно: каким образом отказать Джери, который уже написал в Рим, как это ей было известно, беседовал с легатом и всеми юристами и нашумел на всю Флоренцию. И мать смиренно ответила фра Заккарио:
— О человек, умеющий действовать убеждением, как вы это сделали, истолковав значение сна, а также доводами разума коснувшись моей души, спасением которой я дорожу более всего на свете, так же как и душой моей дочери. Чтоб нам не быть ввергнутыми в преисподнюю, я с радостью поступлю по воле вашей, но не знаю, как мне отказать мессеру Джери! Я не хочу быть с ним слишком нелюбезной, это оскорбило бы его.
На это ответил монах:
— Мадонна, когда дело касается божественной любви и спасения души, не должно иметь опасения, и осторожности, и если это вам желательно, я отправлюсь, во имя любви к ближнему, к мессеру Джери и уверен, что сумею уговорить его и помирить с вами.
— Благослови вас бог, — ответила женщина. — И я прошу еще, чтобы заключение брака моей дочери состоялось под вашим покровительством, и пусть вы первый объявите о том Алессандро.
Лизабетта, услышав эти слова, просто не помнила себя от счастья и сказала матери, что желает прежде всего передать триста лир ее духовному отцу, чтоб он мог оказать милость какой-нибудь бедной девице, вступающей в брак.
— Хорошо сказано, — одобрил монах, — ибо нет на свете ничего столь угодного богу, как дело милосердия, и знайте, как раз у меня есть племянница, хорошо воспитанная и образованная, которая уже два года тому назад собралась выйти замуж и лишь потому до сих пор остается в девицах, что не имеет приданого. Ее отец — ткач, и на его руках жена и дети, а его заработка едва хватает на пропитание семьи. Конечно, это великая милость с вашей стороны.
Мадонна Лальдомина тут же написала распоряжение в банк Перуцци, чтоб фра Заккарио выдали триста лир, и просила его затем отправиться к мессеру Джери и уладить с ним дело.
Фра Заккарио, весьма тем довольный, оставил их, и мать с дочерью успокоились, особенно Лизабетта.
Первое, что сделал добрый монах, — это получил деньги и отнес их к себе домой; потом, когда пришло время, он выдал замуж свою племянницу; освободившись от всяких забот, он отправился к мессеру Джери, которому прочел великолепное наставление и обратил его к послушанию; Джери был побежден доводами монаха, питая к нему большое уважение и доверие. Поблагодарив горячо Джери, монах отправился к ожидающим его дамам и, рассказав им, как все произошло, послал за Алессандро, который только что пришел к себе домой, чтобы отобедать, и с радостью, великой поспешил на приглашение. Добрый старик усадил его с дамами, изложил ему с отменным красноречием все происшедшее и потом сообщил, что на сегодня назначен великолепный прием и по этому случаю он желает, чтобы в присутствии всех друзей и родных Алессандро заключил брачный союз с Лизабеттой. Все согласились с этим, и все вместе тут же позавтракали. Вечером они торжественно отпраздновали свадьбу, и в присутствии всей родни Алессандро надел кольцо своей невесте; потом счастливо провел с ней ночь.