"Но это – бред! Ты слышишь, это – бред!

Поди сюда, Бабанов, ты свидетель!

Смотри: вот я встаю на табурет!

На мне халат без пуговиц и петель!

Ну, Горбунов, узрел меня ты?" «Нет».

«А цвет кальсон?» «Ей-Богу, не заметил».

"Сейчас я размозжу тебе портрет!

Ну, Горбунов, считай, поднялся ветер!

Сейчас из моря будет винегрет!

Ты слышишь, гад?" «Да я уже ответил».

"Ах так! Так пустим в дело кулаки!

Учить, учить приходится болванов!

На, получай! А ну-ка, прореки,

кто вдарил: Горчаков или Бабанов?"

«По-моему, Гор-банов». "Ты грехи

мне отпускаешь, вижу я! Из кранов

сейчас польет твой окиян!" «Хи-хи».

«А ты что ржешь?! У, скопище баранов!»

«Чего вы расшумелись, старики?»

«Уйди, Мицкевич!» "Я из ветеранов,

и я считаю, ежели глаза

чувак закрыл – завязывай; тем боле,

что ночь уже". "Да я и врезал за,

за то, что он закрыл их не от боли".

«Сказал тебе я: жми на тормоза».

"Ты что, Мицкевич? Охренел ты, что ли?

Да на кого ты тянешь, стрекоза?"

«Я пасть те разорву!» «Ой-ой, мозоли!»

«Эй, мужики, из-за чего буза?»

«Да пес поймет». "На хвост кому-то соли

насыпали". «Атас, идут врачи!»

«В кровати, живо!» «Я уже в постели!»

"Ты, Горбунов, закройся и молчи,

как будто спишь". "А он и в самом деле

уже заснул". «Атас, звенят ключи!»

«Заснул? Не может быть! Вы обалдели!»

«Заткнись, кретин!» «Бабанов, не дрочи».

«Оставь его». «Я, правда, еле-еле».

«Ну, Горбунов, попробуй настучи».

«Да он заснул». «Ну, братцы, залетели».

«Как следует приветствовать врачей?»

«Вставанием... вставайте, раскоряки!»

«Есть жалобы у вас насчет харчей?»

«Я слышал шум, но я не вижу драки».

«Какая драка, свет моих очей?»

«Медбрат сказал, что здесь дерутся». «Враки».

«Ты не юли мне». «Чей это ручей?»

«Да это ссака». "Я же не о ссаке.

Не из чего, я спрашиваю – чей?"

«Да, чей, орлы?» «Кубанские казаки».

«Мицкевич!» «Ась?» «Чтоб вытереть, аспид!»

«Да, мы, врачи, заботимся о быте».

«А Горбунов что не встает?» «Он спит».

«Он, значит, спит, а вы еще не спите».

«Сейчас ложимся». «Верно, это стыд».

«Ну, мы пошли». «Смотрите, не храпите».

«Чтоб слышно, если муха пролетит!»

«Мне б на оправку». «Утром, потерпите».

«Ты, Горчаков, ответственный за быт».

«Да, вот вам новость: спутник на орбите».

«Ушли». «Эй, Горчаков, твоя моча?»

«Иди ты на...» «Ну, закрываем глазки».

«На Пасху хорошо бы кулича».

«Да, разговеться. Маслица, колбаски...»

«Чего же не спросил ты у врача?»

"Ты мог бы это сделать без опаски:

он спрашивал". «Забыл я сгоряча».

«Заткнитесь, вы. Заладили о Пасхе».

"Глянь, Горчаков-то, что-то бормоча,

льнет к Горбунову". «Это для отмазки».

"Ты вправду спишь? Да, судя по всему,

ты вправду спишь... Как спутались все пряди...

Как все случилось, сам я не пойму.

Прости меня, прости мне, Бога ради.

Постой, подушку дай приподниму...

Удобней так?.. Я сам с собой в разладе.

Прости... Мне это все не по уму.

Спи... если вправду говорить о взгляде,

тут задержаться не на чем ему -

тут все преграда. Только на преграде.

Спи, Горбунов. Пока труба отбой

не пропоет... Всем предпочту наградам

стеречь твой сон... а впрочем, с ней, с трубой!

Ты не привык, а я привык к преградам.

Прости меня с моею похвальбой.

Прости меня со всем моим разладом...

Спи, спи, мой друг. Я посижу с тобой.

Не над тобой, не под – а просто рядом.

А что до сроков – я прожду любой,

пока с тобой не повстречаюсь взглядом...

Что видишь? Море? Несколько морей?

И ты бредешь сквозь волны коридором...

И рыбы молча смотрят из дверей...

Я – за тобой... но тотчас перед взором

всплывают мириады пузырей...

Мне не пройти, не справиться с напором...

Что ты сказал?!.. Почудилось... Скорей

всего, я просто брежу разговором...

Смотри-ка, как бесчинствует Борей:

подушка смята, кончено с пробором..."

Сухое левантинское лицо,

упрятанное оспинками в бачки.

Когда он ищет сигарету в пачке,

на безымянном тусклое кольцо

внезапно преломляет двести ватт,

и мой хрусталик вспышки не выносит:

я щурюсь; и тогда он произносит,

глотая дым при этом, «виноват».

Январь в Крыму. На черноморский брег

зима приходит как бы для забавы:

не в состояньи удержаться снег

на лезвиях и остриях агавы.

Пустуют ресторации. Дымят

ихтиозавры грязные на рейде.

И прелых лавров слышен аромат.

«Налить вам этой мерзости?» «Налейте».

Итак – улыбка, сумерки, графин.

Вдали буфетчик, стискивая руки,

дает круги, как молодой дельфин

вокруг хамсой заполненной фелюки.

Квадрат окна. В горшках – желтофиоль.

Снежинки, проносящиеся мимо.

Остановись, мгновенье! Ты не столь

прекрасно, сколько ты неповторимо.