Романс – Памятью убитых, памятью всех, если не забытых, так все ж без вех, лежащих беззлобно – пусты уста, без песенки надгробной, без креста. Я то уж, наверно, ею не храним, кто-нибудь манерно плачет по ним, плачет, поминает землю в горсти, меня проклинает, Господь, прости. Нет мне изгнанья ни в рай, ни в ад, долгое дознанье, кто виноват, дело-то простое, гора костей, Господи, не стоит судить людей. Ежели ты выжил – садись на коня, что-то было выше, выше меня, я-то проезжаю вперед к огню, я-то продолжаю свою войну. Я проезжаю. В конце – одно. Я-то продолжаю, не все ли равно, все-то на свете в говне, в огне, саксофоны смерти поют по мне. Радость или злобу сотри с лица, орлик мой орлик, крылья на груди, Жизни и Смерти нет конца, где-нибудь на свете лети, лети. 18. Комментарий Как нравится романс его тебе. Гадай, как оказался он в толпе, но только слишком в дебри не залезь, и в самом деле, что он делал здесь, среди дождя, гудков автомашин, кто может быть здесь более чужим, среди обвисших канотье, манжет и старых пузырящихся газет, чем вылезший на монотонный фон нечесаный смятенный солдафон. Кошмар столетья – ядерный грибок, но мы привыкли к топоту сапог, привыкли к ограниченной еде, годами лишь на хлебе и воде, иного ничего не бравши в рот, мы умудрялись продолжать свой род, твердили генералов имена, и модно хаки в наши времена; всегда и терпеливы и скромны, мы жили от войны и до войны, от маленькой войны и до большой, мы все в крови – в своей или чужой. Не привыкать. Вот взрыв издалека. Еще планета слишком велика, и нелегко все то, что нам грозит не только осознать – вообразить. Но оборву. Я далеко залез. Политика. Какой-то темный лес. И жизнь и смерть и скука до небес. Что далее. А далее – зима. Пока пишу, остывшие дома на кухнях заворачивают кран, прокладывают вату между рам, теперь ты домосед и звездочет, октябрьский воздух в форточку течет, к зиме, к зиме все движется в умах, и я гляжу, как за церковным садом железо крыш на выцветших домах волнуется, готовясь к снегопадам. Читатель мой, сентябрь миновал, и я все больше чувствую провал меж временем, что движется бегом, меж временем и собственным стихом. Читатель мой, ты так нетерпелив, но скоро мы устроим перерыв, и ты опять приляжешь на кровать, а, может быть, пойдешь потанцевать. Читатель мой, любитель перемен, ты слишком много требуешь взамен поспешного вниманья твоего. И мне не остается ничего, как выдумать какой-то новый ход, чтоб избежать обилия невзгод, полна которых косвенная речь, все для того, чтобы тебя увлечь. [19]Я продолжаю. Начали. Пора. Нравоучений целая гора из детективной песенки Вора. 19. Романс Вора Оттуда взять, отсюда взять. Куда потом сложить. Рукою в глаз, коленом в зад, и так всю жизнь прожить. И день бежит, и дождь идет, во мгле бежит авто, и кто-то жизнь у нас крадет, но непонятно кто. Держи-лови, вперед, назад, подонок, сука, тать! Оттуда взять, отсюда взять, кому потом продать. Звонки, гудки, свистки, дела, в конце всего – погост, и смерть пришла, и жизнь прошла как будто псу под хвост. Свистеть щеглом и сыто жить, а также лезть в ярмо, потом и то и то сложить и получить дерьмо. И льется дождь, и град летит, везде огни, вода, но чей-то взгляд следит, следит за мной всегда, всегда. Влезай, влетай в окно, птенец, вдыхай амбре дерьма, стрельба и смерть – один конец, а на худой – тюрьма. И жизнь и смерть в одних часах, о, странное родство! Всевышний сыщик в небесах и чье-то воровство. Тебе меня не взять, не взять, не вдеть кольца в ноздрю, рукою в глаз, коленом в зад, и головой – в петлю! 20. Комментарий Поэты утомительно поют, и воры нам загадки задают. Куда девался прежний герметизм. На что теперь похожа стала жизнь. Сплошной бордель. Но мы проявим такт: объявим-ка обещанный антракт. Танцуйте все и выбирайте дам. Осмеливаюсь я напомнить вам: не любят дамы скучного лица. Теперь уж недалеко до конца. (Уходит, следует десятиминутный джазовый проигрыш) вернутьсяПосле этой строки в неизв. ист. вставлена строка «Что далее – известная игра,» |
