Щербатый подошел к Кравчуку.

— Григорий Львович, когда наряд закроете? Вчера вам грузили. И позавчера. Все впустую.

— Я впустую не работаю! — сердито выкрикнул Кравчук. — Я скажу прорабу — он подпишет наряд.

— Прораб говорит, это не его работа, — возразил щербатый. — Вы хоть для детского сада возите, хоть для своей бабушки, нам все равно. Только работу закрыть надо.

— Где наряд?

Щербатый тут же положил на крыло самосвала приготовленную бумагу, и Кравчук ткнул в нее карандашом.

— А насчет бабушки ты, Сизов, брось, — с угрозой сказал он, — не разлагай народ.

— Так я же и говорю, нам все равно, — согласился щербатый. — Вы над нами поставлены, вот вы...

— Накладная! Накладная! — Кравчук испуганно хлопнул себя по карманам и побежал от щербатого.

Щербатый крикнул что-то своим, и грузчики загромыхали еще сильнее.

— Закурим, служивый, — сказал щербатый, подходя к Никите.

Никита поблагодарил и взял папиросу.

— Куда путь держишь? — спросил щербатый.

— На кудыкину гору, — лениво ответил Никита.

Щербатый усмехнулся.

— Налево, значит. Так, так...

— Ты, я вижу, задира. Тебе путевку показать, что ли?

— У тебя путевка даже есть? — с нарочитым удивлением проговорил щербатый.

Сбоку, из-за кузова неожиданно вынырнул Кравчук. Он повернулся к бригадиру, сердито замахал руками и закричал, что грузят слишком медленно.

— Поставьте краны, тогда быстрее будем, — огрызнулся щербатый и отошел.

Вскоре они поехали. Никита хотел повернуть по направлению к главному выезду, но Кравчук показал в сторону.

— Сюда короче, — пояснил он.

Они пересекли ветку железной дороги и поехали вдоль длинного склада. Вдруг Никита увидел, как впереди из-за угла дома выскочил высокий мужчина, тот самый, щербатый. За ним, размахивая руками, бежал Петро. Они встали на дороге и начали кричать что-то.

— Не за нами? — спросил Никита.

— Направо, направо, — визгливо ответил Кравчук.

— Держи их! — кричал щербатый. Он побежал навстречу машине и кинулся под колеса. Никита изо всех сил вывернул руль, наскочил на сугроб, разбросал его в стороны и ловко выехал на правую дорогу: такие пути-дороги деревенскому шоферу не страшны. Щербатый остался метрах в трех в стороне, а второй, Петро, повалился в снег и, оскалив лицо, захохотал и задрыгал ногами.

Самосвал повернул за какое-то строение, за второе, потом спустился в овраг. Никита узнал яму, в которую они ныряли ночью и где была свалка мусора. Поднявшись в гору, Никита оглянулся и увидел на другой стороне, у начатых домов, две маленькие фигурки.

— Что это они? — спросил Никита.

— С тем нарядом какая-нибудь путаница. Я потом разберусь, — небрежно ответил Кравчук и вдруг со злым остервенением закричал, опустив боковое стекло и высунув в него кулак: — Я тебе побегаю, побегаю! Ишь, как развеселился! Работать надо, а ты бегаешь. Ты у меня погуляешь...

— Они же не слышат, — резонно заметил Никита.

— Услышат! — уверил его Кравчук. — Сегодня же покажу им, как за мной следить...

Они выбрались на шоссе, влились в поток машин. Кравчук вытащил из кармана пакет и принялся жевать бутерброд. Впереди показалась развилка, где поток машин разделялся и убыстрял свое движение. Кравчук ударил себя по шапке:

— Накладная! Батюшки, накладная. На столе оставил. Как же это я? Склероз, склероз начинается, верный признак. — Кравчук подумал с минуту, зажав палец толстыми губами. — Сделаем так, Кольцов. Ты поедешь по этому шоссе...

— Утром, кажись, там ехали, — Никита показал влево.

— Сейчас поедешь сюда, — твердо произнес Кравчук. — В Апрелевку. Понял? В Апрелевку. Мы сейчас по новой путевке едем. Тут дорога одна. На тридцать восьмом километре тебя будет ждать человек, ты его узнаешь. А я побегу за накладной. Давай путевку, подпишу вперед, — говорил он, принимая путевку от Никиты. Кравчук расписался на обратной стороне путевого листа. — На доверии, Кольцов, работаем. Я тебе верю, и ты мне верь. Взаимная любовь. Тут у тебя, Кольцов, три рейса записано, но мы сегодня больше не поедем. Пользуйся моей добротой.

— На тридцать восьмом? — переспросил Никита. — А что за человек?

— Увидишь — узнаешь.

— Как же я без накладной поеду? — спросил Никита. — Нельзя так. Мурашев вчера говорил...

— А кому накладную сдать, он не говорил?

— Ну вам, — неохотно ответил Никита.

— То-то. Хорошая память. Я ж тебе верю. Пока. — Кравчук соскочил на обочину и помахал рукой.

Самосвал катился по широкой, заполненной движением дороге, а Никита напряженно думал, что за человек ждет его впереди на холодном шоссе. Может быть, Васька Силаев. Но он же в Брянске? Кто же тогда? Вдруг сам Мурашев? Нет, не похоже. Зачем ему ждать в сугробах, у него своя машина есть. Наверное, кто-нибудь из шоферов, которые дорогу знают к этому детскому саду. Или из дежурных кто-нибудь.

Никита ломал голову и ничего не мог придумать. Он с нетерпением вглядывался в километровые столбы, верхушки которых торчали из снега, и незаметно для себя подбавлял газа. Вот уже промелькнул справа поворот в аэропорт. В морозном воздухе то и дело гудели серебряные самолеты.

Мелькнул тридцать пятый километр. Теперь скоро.

Сочный переливчатый свисток вывел его из задумчивости. Никита вздрогнул и увидел впереди синий мотоцикл с красными полосками. Подавшись всем телом вперед, он круто затормозил. Румяный милиционер в коротком полушубке слез с мотоцикла и не спеша, вразвалку направился к самосвалу. Он шел и, сощурив глаза, смотрел на Никиту, как бы говоря ему: «Вот я и поймал тебя». Никита поежился.

Краснощекий инспектор подошел к самосвалу, красиво отдал честь Никите.

— Вашу путевку, товарищ водитель.

Торопясь и волнуясь, Никита достал путевку, которая была спрятана на голове под шапкой. Краснощекий инспектор принялся внимательно читать ее, приговаривая: «Так, так, строительные материалы, в скобках кровельное железо...» — Краснощекий подтянулся рукой на подножку и заглянул в кузов. На обратной стороне путевого листа — хорошо видная Никите, черная закорючка, сделанная Кравчуком. Сейчас инспектор увидит, что путевка подписана до места назначения, спросит про накладную, и все пропало.

— Что же это такое, товарищ водитель? — начал краснощекий инспектор. — Куда же вы едете, да еще с недозволенной скоростью? Вам надо в Красную Пахру, а вы в Апрелевку. Кстати, вы из четвертой автобазы? А кто у вас начальник?

— Мурашев Борис Николаевич, — ответил Никита. — Там же штамп есть.

— Вижу, вижу, — ответил инспектор. Он еще не заглядывал на оборотную сторону. — Так, значит, в Пахру едешь, водитель Кольцов? — краснощекий хитро прищурился и улыбнулся.

— Разве это не та дорога? — с неподдельным испугом спросил Никита. — Не та? — Он ведь и сам не знал, куда выписана путевка.

— Надо было левее брать, — инспектор, глядя на Никиту, показал головой.

— Заблудился, выходит, вот оказия. Как же мне теперь на правильный путь выбраться? Обратно? Я ведь недавно в автобазе, к местности еще не привык.

— Придется обратно вернуться, — строго приказал краснощекий, складывая путевку. — Километра через полтора тут есть боковая дорога, как раз на то шоссе. Только не знаю, ходят ли нынче машины или нет. Заносы кругом.

— Шли машины, шли, — говорил Никита, пряча путевку в шапку. — Я проезжал, шли. Мне бы туда повернуть, а я... Там еще указатель был.

— Да, да, — закивал краснощекий, — на Первомайское. Значит, туда и повернешь.

Инспектор козырнул и пошел к мотоциклу. Никита развернул самосвал и не спеша покатил по дороге к Москве. Он не проехал и километра, как его с фырканьем обогнал синий мотоцикл. Некоторое время Никита ехал следом за мотоциклом, потом его обогнали другие машины, и мотоцикла не стало видно за ними. Никита доехал до поворота, увидел, что дорога, занесенная снегом, закрыта. Он покачал головой, поглядел вдоль шоссе и развернулся в сторону Апрелевки.

Опять замелькали километры: тридцать шестой, тридцать седьмой. Вон уже чернеет вдали у боковой опушки тридцать восьмой столб, а рядом с ним двигается маленькая темная фигурка.