Колонна грузовиков прошла; снова стал слышен гул за лесом и треск пулеметов в небе.

Адъютант махнул рукой, и три автоматчика побежали вдоль окопов. Славин закрыл блокнот, осторожно поправил раненую руку и зашагал к машине радиовзвода.

Автоматчики подняли убитого, поволокли его за ноги к большой воронке, где были свалены другие трупы.

По ту сторону дороги у развороченного блиндажа стояли три открытых «виллиса», выкрашенных белой краской. У дальнего «виллиса» собралась группа офицеров в новых светлых полушубках. Офицеры смотрели, как автоматчики волокут убитого к яме, потом один из них, высокий и длинноногий, сказал что-то своим, поправил папаху, с решительным видом зашагал к столу. Командующий внимательно разглядывал карту. Длинноногий подошел, щелкнул каблуками. На нем были погоны генерал-майора.

— Товарищ командарм, разрешите обратиться.

Игорь Владимирович прочертил на карте жирную красную стрелу и кивнул. Длинноногий генерал незаметно покосился на стрелу:

— Товарищ командующий, разрешите мне войти в прорыв. Полки рвутся в бой.

Игорь Владимирович поднял голову, слушая шум далекого боя за лесом. Позади возник густой быстро нарастающий рев. Девятка штурмовиков пронеслась над берегом и ушла в сторону леса.

— Мне бы засветло успеть развернуться, товарищ командарм. Я сразу дам рывок, если успею засветло. Полки на колесах. Только бы засветло их развернуть.

Из машины радиовзвода вышел полковник Славин с раскрытым блокнотом в руке. Увидев Славина, командующий резко выпрямился. Глаза его сделались холодными. Длинноногий генерал встал по струнке и не мигая смотрел на командующего.

— Командиру сто семьдесят пятой генералу Горелову. Приказываю войти в прорыв и начать преследование противника...

Славин подошел к столу и остановился, слушая приказ. Командующий сделал паузу. Славин быстро сказал:

— Разрешите доложить. Приходько вышел к Белюшам.

— Попробовал бы не выйти, — бросил Игорь Владимирович. — Имейте в виду, генерал. На вашем левом фланге действует особая опергруппа Фриснера. Следите за левым флангом, Фриснер непременно будет контратаковать вас, я имею точные сведения. Пошлите к Приходько толкового офицера для связи. Приходько выполнил задачу и будет теперь прикрывать вас слева. Докладывайте каждый час о ходе продвижения. Связь, связь и еще раз связь. Желаю успеха. — Командующий взял со стола пакет с сургучными печатями и передал его командиру сто семьдесят пятой. Тот отдал честь и побежал через дорогу, на бегу ломая сургучные печати. Один из «виллисов» тотчас выскочил на дорогу и проехал мимо стола командующего к озеру. Офицеры, сидевшие в машине, отдали честь.

— Приходько докладывает, что у него большие потери, — говорил полковник Славин. — Немцы контратакуют его из района Грязные Харчевни.

— Разумеется. Он хочет, чтобы война шла без потерь. И чтобы противник не контратаковал его. Тогда он будет двигаться по графику и, может быть, даже вовремя докладывать.

Славин слушал, склонив голову набок, потом тяжко вздохнул и сказал:

— Нет, этого я не понимаю. Вершина военного искусства — своевременно избрать момент и направление главного удара. Ни минутой позже, ни минутой раньше. Не понимаю: как вы умеете это?

Командующий посмотрел в сторону леса, потом распечатал коробку «Казбека». Славин положил блокнот, взял здоровой рукой папиросу и полез в карман за зажигалкой.

— Разрешите, полковник. — Игорь Владимирович чиркнул спичкой, прикрывая огонь ладонями. — Вам вообще не следовало бы находиться здесь.

— Что вы? В такой день... Мы столько готовились...

Второй «виллис» загудел, выскочил на дорогу и покатился в ту сторону, где шумел бой. Третий «виллис» остался стоять у блиндажа. Горелов сидел на заднем сиденье, читая приказ и делая пометки на карте. Над «виллисом» вырос тонкий кустик антенны, и тоскующий девичий голос стал звать:

— Земля, Земля, я — Венера, даю настройку. Как слышишь?..

— Венера, — сказал Игорь Владимирович и покачал головой.

Тяжелый снаряд глухо шлепнулся в стороне, взметнув облако снега и обломки бревен. Голос девушки оборвался на полуслове, потом зазвучал опять. Командующий посмотрел на часы.

— Пора, — сказал он и зашагал к машине радиовзвода.

Спустя четверть часа, переговорив с Приходько и другими командирами дивизий, командующий спустился с берега на лед и подошел к аэросаням. Два автоматчика встали на лыжи передних саней и ухватились за железные стойки.

Игорь Владимирович сел рядом с капитаном Дерябиным. Полковник Славин протиснулся меж кресел и сел на деревянный ящик. Четвертым в кабине был радист с радиостанцией.

— В штаб? — спросил Дерябин.

— Маяк Железный.

Славин удивленно поднял брови:

— А как же пресс-конференция?

— Неужели вы не понимаете? — терпеливо сказал Игорь Владимирович. — Мне нужна железная дорога. Горелов перережет ее в своем секторе только завтра утром. Если она работает сегодня, это будет стоить мне дивизии.

Полковник Славин понял и склонил голову.

— Ох, товарищ генерал-лейтенант, — с восторгом сказал Дерябин, — и давал он там прикурить. Прямо не знаю, как выбрался оттуда. Потери страшные.

— Вот вам еще один любитель легкой войны, — сказал Игорь Владимирович, поворачиваясь к Славину. — Слишком долго сидели в обороне. Это наступление встряхнет армию. Прошу вас, не задерживайтесь.

Дерябин включил мотор, и сани пришли в движение, набирая разгон по льду. Вдали показалась голова колонны, пересекающей озеро. Игорь Владимирович сделал знак Дерябину, и сани заскользили навстречу колонне.

Шла сто семьдесят пятая механизированная... Впереди неторопливо катился «виллис», за ним в затылок четыре «доджа», потом огромные «студебеккеры», закрытые брезентовыми полотнищами. Дерябин сбавил обороты, шум идущих грузовиков донесся сквозь гуденье винтов. Машины шли неторопливо, с ровными интервалами. Солдаты в касках со строгими лицами сидят в машинах, автоматы ровно висят на груди. Машины идут одна за другой, и хвост колонны уходит до горизонта. Шестнадцать огромных «студебеккеров» с пехотой, потом четыре «доджа» с пушками, потом один «додж» с командиром батальона и радиостанцией, опять шестнадцать «студебеккеров» и четыре «доджа», еще шестнадцать, еще четыре, один за другим, неторопливо, ровно, безостановочно, бесконечно, передние колеса надвигаются, придавливая снег, глаза водителя устремлены вперед, брезентовый кузов, солдатские лица, колеса, кузов, лица, машина, интервал, машина, еще четыре, еще шестнадцать — и в каждой машине полным-полно солдат, а в кабине сидит офицер с картой, передки пушек набиты снарядами, в ящиках — гранаты и мины, в солдатских сумках — патроны. Все рассчитано на семьдесят два часа непрерывного боя. Семьдесят два часа грохота и огня, крови и пепла. И оттого лица солдат окаменели и фигуры их неподвижны. Сто семьдесят пятая входит в прорыв.

— Красиво идут, — сказал Дерябин. — Сила.

— Обратите внимание, Игорь Владимирович, — сказал Славин. — Дивизия развернулась на марш за тридцать минут. А техника, какая техника. Какая мощь!..

Солдаты, сидевшие в «студебеккерах», видели, как аэросани у дороги набрали скорость, развернулись и стали удаляться в глубь Елань-озера. Саней было трое, они шли друг за другом, и на передних санях, ухватившись за тонкие стойки, стояли два автоматчика.

Полковник Рясной подал командующему радиограмму, полученную час назад от Шмелева. Игорь Владимирович прочитал радиограмму и передал ее Славину.

— Что с дорогой? Как Мартынов? — спросил командующий.

— Утром передали, что Мартынов не вернулся.

— Хм, — сказал командующий. — Это становится загадочным. Когда будет связь с ними?

— Тишина, — ответил Рясной. — Вот уже целый час абсолютная тишина.

— Куда это, Игорь Владимирович? — спросил полковник Славин, показывая радиограмму Шмелева, которую он все еще держал в руке.

— Это все, что от них осталось, — сказал Рясной. Он лежал, запрокинув голову, глядя невидящими глазами в потолок.