– Уточняю: перераспределение с перемещением. Потому что бывает недвижимое имущество, которое перераспределяют на бумаге: появляется новый хозяин и все. А у нас всегда с перемещением. И довольно далеко.

– Да. Было там, стало здесь. Было ваше, стало наше.

– Ну вот вы опять!

– Вообще-то, и недвижимое нетрудно. Куда его только потом деть?

– Как куда? В К-схроны.

– Итак, сосредоточимся на своей специфике. Если выражаться обтекаемо и в духе времени, то наш институт – в лице прежде всего Михаила Аркадьевича и иных авторов – вносит вклад в протекающие в обществе процессы передела имущества…

– А тем и в реформы, гласность, плюрализм и демократизацию общества.

– Да. Серьезней, товарищи! Найден способ НПВ-перераспределения такового…

– Вышеупомянутого.

– Вот именно. И с учетом катастрофической ситуации в НИИ, после Шаротряса и вообще… этот способ уже начал работать. Самообеспечиваемся. Зарплату выдаем. Вопрос в том, как нам к этому отнестись. И как быть дальше?

– Ну, прежде всего как к блестящему опытному подтверждению теории НПВ покойного Валерьяна Вениаминовича…

– Отнестись спокойно. Дальше – развивать. В прежнее время я сам бы доставил за шиворот куда следует… ну, если и не авторов, то уж точно применителей такого способа. А сейчас-то… эге! Дурных нема, как говорится.

– Послушайте, вы упрощаете дело, съезжаете на примитив. Во-первых, никакой это не способ перераспределения, а тем более имущества. В физике таких понятий нет. Есть «вещество» и «пространство». Так вот, найден способ местного – не-вселенского в отличие от системы ГиМ – полевого управления НПВ, неоднородным пространством-временем. Пространством – подчеркну, – независимо от того, что в нем. Есть ли в этом месте, куда наведен управляемый НПВ-луч, вещество, нет ли… а тем более является ли это вещество чьим-то имуществом – это такая мелочь против сути самого процесса, что не о чем и говорить. Малое искажение среды.

– Для теории – мелочь, для владельцев – не мелочь.

– И для прокурора тоже.

Эти разговоры велись не только в разное время и разных местах, но и вообще по-разному. Не так, как обычные – деловые, научные, житейские даже; и тон не тот. То полушепотком и с оглядкой, то, напротив, излишне бойко и громко – как рассказывают в подпитии анекдоты. Тема-то и вправду скоромная, похлеще тех анекдотов.

А может, дело все в том, что это были честные люди, специалисты. Как для доктора наук, который с подведенным брюхом вынужден торговать носками на рынке, это безусловное падение, так – при всем их техническом могуществе – и для них.

В конце 1940-х был диалог маршала Берии с видным физиком, ответственным за проект атомной бомбы. Лаврентий Палыч распекал, требовал и грозил. Физик пытался объяснить. Но тот снова грозил и требовал. Ученый не выдержал:

– Знаете, нам не понять друг друга. Вы моих трудов по физике не читали, я ваших тоже. Только по разным причинам.

– Я тэбэ пакажу фызыку! Я тэбе пакажу!..

И показал. Вскоре и Берии показали – quantum satis[3]. Но главное, в этом диалоге, впоследствии преданном огласке, прорвалось превосходство интеллектуала, аристократа ума и духа над властвующим плебеем. Оно было всегда – даже над теми, вознесенными на немыслимую высоту, – есть и будет всегда: единственный подлинный аристократизм и превосходство познавших, проникших в природу вещей над прочими. Эти люди создали цивилизацию, а не шишиги с коронами, титулами и дворцами.

Но непременным условием такого аристократизма было оставаться честным; это было включено в технологию глубокого творческого мышления и поиска.

И теперь они сходили на тот же уровень. На уровень перевертышей, воров с красивыми фразами на устах, дрянь-людишек, сколько бы те ни нахапали и как бы себя ни вознесли. С прямохождения – на четыре лапы. И даже Виктор Федорович Буров, который недавно обсволочил – правда, за глаза – катаганского мэра, с грустью думал, что вот теперь он того обокрасть и даже разорить сможет, а сволочить, пожалуй, не вправе. Потому – сам такой.

Словом, верный, соответствующий духу времени тон еще предстояло найти.

– Слушайте, хватит вам вокруг да около! Мы все прекрасно понимаем, что к чему, не маленькие. Раньше наш институт обеспечивали различные договоры на работы и испытания в ускоренном времени. В частности с нами, военными. Сейчас договориться не с кем, даже получить за исполненные заказы нельзя: все разорены, обворованы… по официозу, пардон, перераспределены – в пользу «элиты». Как и мы. Недавно мой шеф, генерал-лейтенант инженерной службы, профессор Федосов, покончил с собой. Застрелился. Под впечатлением раскурочивания ракетных комплексов, уничтожения их электронной начинки, которую он творил… ради того чтобы заокеанские дяди снисходительно похлопали по плечу. Да… Я говорю, прежде сам бы таких куда надо отвел. А теперь шалишь. Ясно, что только в этом способе наше спасение. Важны два момента: первый этический – брать у жуликов… вы понимаете, кого я имею в виду; второй – чтоб не было шуму.

– Во! Это самое главное.

– «Добро, воевода, бери себе шубу, бери себе шубу – да не было б шума»…

– Природа такого шума двояка: от внешних причин – и от своих…

– …именно в качестве главного защитника всех нас от шума я хочу представить всем разработку нашего нового руководителя института. Благодаря его идее отражения НПВ-луча от ионизированных слоев атмосферы, а равно и таких же днищ облаков и туч… идею эту мы проверили и подтвердили хорошими опытами, – так вот благодаря ей радиус действия Ловушек расширился. Раньше можно было… мм… НПВ-перераспределять только в пределах прямой видимости – нескольких километров. Что было чревато. Теперь это возможно на расстоянии до нескольких сот километров. – (Одобрительный шум, возгласы: «Ай да Бармалеич!») – При подходящей погоде и состоянии атмосферы, разумеется.

Более того, если при работе Ловушками в пределах видимости всегда был риск, что заметят, откуда возник НПВ-луч и куда им что-то… мм… перераспределилось, почему и приходилось заниматься НПВ-перераспределением преимущественно в сумерках и ночью, то при отражении его от облака в небе, сами понимаете, это не так. Грешить теперь могут только на Господа Бога…

– …или наоборот.

– Что? Да, или на его антиподов. Впрочем, те ведь не из заоблачных высей вроде действуют?

– Нет, отчего же! «Печальный Демон, дух изгнанья, летал над грешною землей…»

– А раз так, то надо НПВ-перераспределять не из института, не из зоны, вообще не из нашего города, а удалиться. И уже потом, знаете, оттуда сюда. В радиусе, позволяемом последними идеями нашего директора. Вот тогда точно не будет повода для шума. Ни у каких, понимаете ли, воевод. И без всяких, понимаете ли, шуб…

– Поддерживаю. Это, между нами говоря, главная заповедь блатного евангелия: не укради, где живешь, не живи, где воруешь! Это ж любой приблатненный знает. Так что надо где-то за пару сотен километров отсюда организовать филиальчик. Лучше в предгорье. Там будет идеальная НПВ-«малина», «хаза» и схрон. Затырка.

– Вениамин Валерьянович! Я и не знала о вашем славном уголовном прошлом. Как раскрывается человек: ботать по фене, заповеди приблатненных… У вас была трудная юность?..

– А и знать нечего, не было у меня ничего такого. Я нормальный гражданин, смотрю телевизор. Там всему научат. У меня сорокаканальный «Панасоник» с двойным экраном.

– Да! Так что вы, Людмила Сергеевна, будьте довольны, что он пока еще не маньяк и не пристает с половым извращением!

– Филиал НИИ типа притон. Это славно!

– Товарищи, вы опять съехали. Мы же условились.

– Во! Овечье ущелье. Это исконно наше место. Исторически. Оттуда Корнев привел Шар.