если бы в качестве его соорганизатора согласилось выступить само руководство общины, однако последнее отвергло это предложение29. В результате по поводу одной и той же еврейской трагедии состоялось два отдельных мероприятия с промежутком между ними всего в 9 дней. На обоих присутствовало очень много людей: театрализованное представление Хехта — Вейла было повторено дважды в тот же вечер.
Подлинное различие между обоими мероприятиями заключалось в том, что сторонников Уайза привела сюда в первую очередь их враждебность к иргуновцам и что они не выдвинули никаких реальных программ мобилизации усилий, тогда как Комитет за создание еврейской армии объехал со своим представлением крупнейшие города Америки. Взбешенный этим успехом Американский еврейский конгресс
Уайза приказал местным филиалам на всей территории страны попытаться сорвать, где только это возможно, представления, что им и удалось сделать в Питсберге, Балтиморе и Буффало30.
«Но чего же мы, в сущности говоря, достигли?» — спрашивал себя Курт Вейл. «Представление ничего не дало. Я знаю, что Бергсон называет его поворотным пунктом в еврейской истории, но оно не вышло за рамки сцены. Все, что мы сделали, — это заставили множество евреев заплакать, чего никак нельзя оценить как уникальное свершение»31.
Фактически же поставленный Комитетом за создание еврейской армии спектакль утвердил его репутацию как силы, с которой следовало считаться. Тем не менее современные апологеты еврейского истэблишмента периода «холокоста», равно как и Бернгард Вассерштейн или Брандейс, все еще не устают твердить:
«Конгресс и большая часть широкой общественности были единодушны в своем категорическом отказе пойти на какие бы то ни было нарушения существующих ограничений в квотах… Нужно обладать богатым воображением, чтобы быть уверенным в том, что кампания еврейской „активности” могла бы как-то изменить эту жестокую реальность. Представляется более вероятным, что подобная кампания имела бы следствием скорее усиление антипатии к евреям… Еврейские лидеры слишком хорошо отдают себе в этом отчет; отсюда их общий скептицизм в отношении действенности проявленной „активности”»32.
Фактически ничто не говорит об усилении антисемитизма как результате деятельности Комитета. Скорее, наоборот:
она послужила толчком для активизации конгресса. Иргуновцы, и прежде всего Вейл, полагали, что если они вложат в дело спасения европейских евреев все свои силы и вою свою энергию, то им удастся заставить правительство что-то наконец предпринять. С начала весны 1943 г. и до конца этого года буквально вся спасательная работа в целом лежала на плечах одного только Комитета — который назывался сейчас «Чрезвычайный комитет по спасению еврейского народа Европы», — поскольку еврейский истэблишмент либо не делал ничего вообще, либо пытался саботировать его работу.
Практически опыт по мобилизации сил вскоре подсказал Комитету, что ему не следовало затрагивать палестинской проблемы. К 1943 г. в еврейских массах наметился быстрый рост симпатий к сионизму, но антисионистски настроенные элементы все еще пользовались у них серьезным влиянием;
к тому же неевреи не были ни в малейшей степени заинтересованы в том, чтобы породить какие-то трудности для своих британских союзников на Ближнем и Среднем Востоке, хотя многие простые американцы были убеждены, что их правительство должно было попытаться спасти евреев. Теперь Уайз и Гольдман выдвинули против Чрезвычайного комитета новое обвинение: он якобы предал священное дело
Палестины. Бергсон попробовал урезонить Уайза: «Если бы вы находились в горящем доме, то что бы вы предпочли, — чтобы собравшиеся на улице люди стали кричать: «Спасите их», или же чтобы они кричали: „Спасите их и поместите в
Уолдорф- Асторию”»? Все было напрасно, Уайз ни за что не хотел признать свою неправоту33.
Комитет мобилизовал 450 ортодоксальных раввинов для октябрьского марша к Белому дому, но Рузвельт не пожелал их принять: он спешил на торжественное открытие церемонии передачи четырех бомбардировщиков в дар югославской эмигрантской авиации; однако начатая кампания продолжалась. Бергсон подчеркивает: «Богатые евреи, истэблишмент, всегда выступали против нас. Деньги на наши объявления всегда присылали нам маленькие люди — евреи и неевреи»34. Чувствуя, что к этому времени широкие круги общественности были уже в достаточной мере настроены в пользу еврейского дела, его главные друзья — конгрессмены, сенатор Гай Джиллет и члены палаты представителей Уилл Роджерс-младший и Джозеф Болдуин, внесли в конгресс законопроект об учреждении комиссии по спасению европейских евреев. Они многозначительно сделали упор на том, что их предложение не имеет никакого отношения к сионизму. Состоявшиеся в сентябре слушания в сенате дали благоприятные результаты. Однако при слушаниях в комиссии палаты представителей по иностранным делам ее председатель демократ-еврей Сол Блум, член нью-йоркской организации демократической партии из Бруклина, обрушился с резкой критикой на Бергсона, и комиссия высказалась против внесенного на ее рассмотрение предложения. В довершение всего в Вашингтон явился раввин Стефан Уайз — самая престижная фигура в сионизме, — чтобы дать показания против законопроекта, поскольку в нем не упоминалось о Палестине.
Уайзовский бюллетень «Конгресс уикли» напечатал статью, Дде с гордостью сообщалось о том, как «д-р Уайз использовал слушания для того, чтобы перевести дискуссии из области обсуждения абстрактных планов на более высокую ступень обсуждения самых неотложных практических мероприятий по организации спасательной работы, и прежде всего вопроса об открытии доступа в Палестину». Но это было еще далеко не все: автор статьи обвинял Чрезвычайный комитет в «полнейшем пренебрежении ко всем существующим еврейским организациям и к их многолетним усилиям по решению проблемы спасения при посредстве специально для этого созданных правительственных учреждений и совместно с последними»35. На протяжении многих лет пресса и политические деятели США говорили об Уайзе как о главном лидере американского еврейства. Сейчас же какой-то Бен Хехт и группа ненавистных всем ревизионистов пытались объяснить Рузвельту, как именно следовало спасать евреев.
Выступление Блума против законопроекта не могло остановить потока требований о создании комиссии по спасению европейских еврее®. Прежде чем Чрезвычайный комитет смог представить какой-то свой новый план, министр финансов
США Генри Моргентау-младший вручил Рузвельту доклад о сговоре группы чиновников госдепартамента замалчивать всякую информацию о массовых убийствах евреев в Европе.
Выяснилось, что бывший американский посол в Италии, довоенный поклонник Муссолини Брекинридж Лонг, на которого госдепартамент возложил обязанность заниматься проблемами беженцев в период «холокоста», изменил текст одного важнейшего документа с тем, чтобы помешать разоблачению этих преступлений. На слушаниях в конгрессе Лонг выступил как главный свидетель со стороны американской администрации с возражениями против предложения относительно создания комиссии по спасению, и теперь Моргентау предстояло предостеречь президента, что ситуация лепко «могла бы оказаться взрывной и вызвать весьма неприятный скандал»36. Рузвельт понял, что потерпел поражение, и 22 января 1944 г. объявил об учреждении Управления по делам военных беженцев.
Историографы «холокоста» много спарят о том, кому принадлежит заслуга в создании этого управления. Те, кто солидаризируется с сионистским истэблишментом, умаляют значение проведенной Чрезвычайным комитетом работы и утверждают, будто новое управление было целиком делом рук
Моргентау. Так, в частности, Бернард Вассерштайн настаивает на том, что «активность», проявленная в вопросе спасения евреев, не принесла и не могла принести благоприятных для них результатов. Управление явилось плодом вмешательства Моргентау и ничем более: «Протесты Моргентау дали кое-какие результаты… Вот пример того, что оказалось возможным достичь в результате энергичной закулисной деятельности еврейских лидеров»37. Однако Наум Голыдман признал, что Джон Пель, подготовивший доклад Моргентау и ставший начальником Управления по делам военных беженцев, «придерживался мнения, что именно бергсоновсжий
