У маргаринового завода их встретил Порфирьев.
— Господин директор… — начал было Штифт.
— Здравствуйте, господин Порфирьев, — не ожидая представления, сказал Родриан. — Хочу взглянуть на готовую продукцию.
— Прошу… я провожу вас, — заторопился Порфирьев.
— Не беспокойтесь, — холодно бросил Родриан и начал подниматься на третий этаж, где стояли бидоны с готовым к отправке шпейзефетом.
Родриан внимательно осмотрел бидоны, понюхал и даже попробовал их прогорклое содержимое.
— Плохо, очень плохо, господин Штифт! — говорил он, недовольно морщась. — Отвратительный запах, скверный вкус, малая калорийность. Это наихудший эрзац, который мне пришлось видеть. Здесь, на Кубани, мы должны вырабатывать полноценный маргарин, который был бы по своим вкусовым качествам почти равноценен сливочному маслу. Я не преувеличиваю! Шлыков, завод до войны давал именно такой продукт?
— Совершенно верно: на маргарин наш нельзя было пожаловаться, Вильгельм Карлович! — ответил Шлыков.
— Ну-с?
Родриан строго смотрел на Штифта.
— Машины разбиты, — пробормотал бетрибсфюрер. — Вам известно — нет пара…
— О машинах поговорим потом. Что же касается пара… Скажите, господин Порфирьев, это вам пришла в голову мысль о локомобиле?
Порфирьев растерялся, он не мог понять, — доволен Родриан его идеей или нет.
— Вы правы, Вильгельм Карлович, — вмешался Шлыков.
— Неплохо. Но только для начала, — сухо возразил Родриан. — Пора работать как следует… Господин Порфирьев, через месяц вы будете иметь пар! Подготовьтесь к полному развороту работ…
Проходя мимо огромного бака, Родриан споткнулся о конец лежавшей на трубе доски. Откуда-то с верху этого бака неожиданно опрокинулось несколько ведер, обливая маслом идущих внизу. Ведра с грохотом упали на цементный пол. Штифт с криком отскочил в сторону.
— Что у вас тут за безобразие? — возмущался он. — Кто это сделал? Сейчас же найти виновника!
Началась суматоха, забегали испуганные немцы из охраны и надсмотрщики. Некоторые, наиболее усердные, полезли на баки. Один из них, не добравшись доверху, сорвался, сбил с ног второго… Родриан, молча покачивая головой, обтер масло с лица и, встряхивая промаслившийся костюм, пошел с завода…
Немного позже Шлыков сказал Родриану:
— Это, Вильгельм Карлович, вы сами зацепили ногой доску, которая толкнула подпорку крышки бака, сбив стоявшие на краю ведра с маслом…
Тот, махнув рукой, приказал Штифту прекратить бесполезные поиски виновных.
— Я хочу видеть машины, — сказал он.
Родриан внимательно осматривал агрегаты. Он даже подлезал под машины, ощупывая рукой отдельные детали.
— Грязь, ржавчина, полное отсутствие смазки, — возмущался Родриан. — Эти прекрасные механизмы надо беречь… Кстати, господин Штифт, у вас нет новых сведений об Игнатове?
Штифт замялся.
— Я спрашиваю об инженере Игнатове — конструкторе этих механизмов, — повторил Родриан.
— Игнатов мобилизован в Советскую Армию, — вспомнил Штифт.
— Вы не обнаружили его среди пленных на Кубани?
— Нет… Но я немедленно распоряжусь…
— Не трудитесь, все уже сделано. Игнатова ищут во всех лагерях.
На гидрозаводе Родриан заинтересовался баком, где хранилось нерафинированное масло.
— Все в том же положении? — сурово спросил он Вейнбергера.
— Я бессилен что-либо сделать, — оправдывался тот. — Я не химик, господин Родриан…
— Кто занимался рафинацией до войны? — спросил Родриан, обращаясь к Шлыкову.
— Инженер Ельников… Но он тоже в армии.
— Вы не приняли никаких мер к его розыску, господин Штифт? — спросил Родриан. — Потрудитесь сейчас же распорядиться и об этом. Все сведения о нем даст Шлыков… Как обстоит дело с вашей заводской лабораторией, господин Вейнбергер?
Вейнбергеру нечего было ответить, он даже не думал об этом.
— Лаборатория сожжена большевиками, — пришел на помощь Шлыков.
— Речь идет не о центральной лаборатории, а о заводской, без которой немыслимо производство. Кого бы вы могли рекомендовать из русских инженеров?
Вопрос Родриана захватил Шлыкова врасплох.
— Трудно сразу сказать… Надо подумать…
— Хорошо. Подумайте и сегодня же вечером доложите мне… Имейте в виду, господин Штифт: завтра сюда должен приехать немецкий инженер-химик. Но, к сожалению, здесь свои методы работы… Немецкому инженеру придется подучиться у того русского лаборанта, которого отыщет Шлыков.
На ТЭЦ Родриан сразу же узнал Покатилова.
— Еще один старый знакомый, — сказал он, здороваясь с ним. — Показывайте ваше хозяйство!
Родриан долго осматривал шестой котел, интересовался, как идет очистка барабана и скоро ли удастся приступить к гидравлическому испытанию.
— Я заказал в Германии генератор и турбину. Полагаю, что они уже в пути. Не подведете, Покатилов?
— Стараемся, — ответил мастер.
— Вижу. И вообще должен сказать: в основном я надеюсь на поддержку и помощь старых рабочих…
Вечером в кабинет Шлыкова пришел Лысенко.
— Ну, как, Свирид Сидорович, понравился тебе новый хозяин?
— Хитрая бестия! Не чета Штифту. На стариков, говорит, надеюсь…
— Ну, что ж… Старики не подведут… А в лабораторию хочу порекомендовать Скоробогатову. Ты как на это смотришь?
Лысенко одобрил предложение Шлыкова.
На следующий день в главную контору явился немецкий инженер-химик, выписанный Родрианом из Германии.
Когда тот знакомил Скоробогатову с инженером-химиком, бывшая заведующая центральной лабораторией комбината категорически заявила Родриану, что она не может взять на себя практическое руководство рафинацией масла. Это вне ее компетенции. Тем более, что процесс требует много пара, а его до сих пор нет. Что же касается теоретической стороны вопроса, то она готова поделиться своими знаниями с немецким инженером. Однако и для этого необходимо хотя бы примитивное лабораторное оборудование.
Около двух недель длилась возня с организацией лаборатории: то не было нужной аппаратуры, то не хватало реактивов. Дальше тянуть стало невозможно: Родриан ежедневно требовал отчета, и вот началась учеба.
С методической аккуратностью немец приходил к Скоробогатовой в новую маленькую лабораторию и просиживал с ней ровно два часа в день. Все, что она говорила, он аккуратно записывал в толстую тетрадь, и трудно было представить себе, когда же ученик освоит процесс рафинирования, который Скоробогатова излагала на редкость путано и сложно.
— Все пишет? — пыхтя своей трубочкой, спрашивал Лысенко.
— Пишет! — весело отвечала Скоробогатова.
Но вот однажды Лысенко пришел к Скоробогатовой с озабоченным видом.
— Выручай! Завтра, а может быть и сегодня, тебе принесут для анализа масло, то самое, что твой немец-химик собирается рафинировать. Ты обнаружишь в нем яд. Возьми вот это — понимаешь? — Лысенко протянул ей маленькую облатку. — Протокол анализа должен подписать и твой ученик. Сделаешь?
— Постараюсь, — ответила Скоробогатова.
Как выяснилось впоследствии, дело обстояло так. К Лысенко прибежала Скокова. Работая в машинном бюро, она слышала краем уха разговор Родриана со Штифтом. Родриан настаивал на том, чтобы рафинировать масло как можно скорее. Он запросил у немецкого командования локомобили, которые должны были дать пар на гидрозавод. Рафинацией, по мнению Родриана, должны руководить Скоробогатова и немец-химик.
Создавалась серьезная угроза, что немцы смогут использовать масло. Лысенко и Шлыков стали подумывать о необходимости взорвать бак.
Однажды вечером к Лысенко пришел старый мастер и под секретом сообщил, что группа рабочих гидрозавода забила обрезками каната трубы, идущие от бака с маслом…
Рабочие не знали о проекте Родриана. Они только догадывались, что немцы хотят использовать масло: ведь недаром же немец-химик занимался со Скоробогатовой. И они решили — масла немцам не отдавать и прежде всего забить трубы.
— Конечно, мало закупорить трубы, — говорил Лысенко старик-рабочий. — Повозятся немцы с трубами, а потом откроют крышку и начнут сверху черпать ведрами. Тут уж ничего не поделаешь!.. Вот и послали меня товарищи посоветоваться, как вконец испортить масло. Отравить, что ли?..
