— Локомобиля? — переспросил Штифт. — Где вы его нашли, господин Порфирьев?

Тот удивленно и все так же растерянно смотрел то на Шлыкова, то на Штифта.

— На станции. Локомобиль стоит на запасных путях, — поспешил ответить за Порфирьева Шлыков. — Его надо доставить сюда, к заводу.

— Похвально. Очень похвально, господин Порфирьев… Напомните мне о локомобиле, — приказал Штифт переводчику. — Я поручу это дело фельдфебелю Штроба… — И с этими словами Штифт, небрежно кивнув Порфирьеву, вышел из цеха.

У мыловаренного завода Штифта встретил Лысенко. Он стоял во дворе, у его ног, как поток лавы, на добрые десятки метров растеклось застывшее мыло, прекрасное краснодарское мыло, белое, с мраморными прожилками. Оно смешалось с грязью, покрылось пеплом, но Штифт сразу же узнал его.

— Сколько? — отрывисто спросил он Лысенко.

— Восемьдесят тонн, — ответил Свирид Сидорович.

— Какое варварство! Сейчас для нашей армии мыло на вес золота. И вдруг спустить его в грязь! Русские свиньи!.. Что-нибудь осталось?

— Кое-что… немного, — уклончиво ответил Шлыков. — Прошу осмотреть завод.

Впоследствии это мыло, вытекшее из взорванного хранилища и смешавшееся с пеплом, щебнем и штукатуркой, немцы резали на куски, упаковывали и передавали приезжавшим немецким военным в пакетах с адресами для посылки в Германию.

Даже такое мыло не попадало в германскую армию…

Первое, что увидел Штифт на мыловаренном заводе, — это громадный, исковерканный взрывом бак, из которого вытекало жидкое мыло. Но рядом с ним стоял такой же бак. Он был цел; сверху его закрывала массивная металлическая крышка.

— Что здесь? — спросил Штифт.

— Мыло, — ответил Шлыков.

— То самое, что там, на дворе?

— То самое. Восемьдесят тонн.

— Вы ошибаетесь, господин Шлыков, — возразил ему Лысенко. — Это еще сырье. Его предстоит очистить…

— Нет, господин Лысенко, — твердо ответил Шлыков. — Я хорошо знаю: здесь хранится готовое мыло. Восемьдесят тонн.

Штифт, потирая от удовольствия руки, направился к баку.

— Великолепно!.. Великолепно! — повторял он. — Какой подарок армии!

— Что ты наделал, Гавриил Артамонович, — прошептал Лысенко. — Дал бы мне срок — мы бы что-нибудь придумали.

— Спокойно… Все уже придумано.

Штифт тем временем подошел уже почти к самому баку, как вдруг услышал громкий, встревоженный крик Шлыкова:

— Господин Штифт! Назад!

Шлыков подбежал к немцу, схватил его за руку и с силой потянул назад.

— Что такое? Что случилось? — бормотал Штифт, встревоженно озираясь по сторонам.

Шлыков молча подвел Штифта к противоположной стороне бака.

— Смотрите! — и он показал на плохо заметную надпись: «Минировано», выведенную мелом на темной стенке бака.

— Минировано, господин Штифт!

— Ах, вот что!.. Очень вам благодарен…

Штифт впервые посмотрел на Шлыкова с выражением искренней признательности.

Он пятился назад, стремясь подальше отойти от страшного бака.

— Вы уверены, что бак минирован, господин Шлыков?

— Я видел собственными глазами, как его минировали, господин Штифт. Первый бак был взорван. Второй советские саперы заминировали какими-то особыми минами.

— Я очень вам благодарен, господин Шлыков. Очень благодарен, — бормотал Штифт, направляясь к выходу. — Надо вызвать саперов. Надо проверить. А пока… Кто из вас пишет по-немецки, господа?

— Я свободно говорю и пишу по-немецки, господин Штифт, — неожиданно сказал Лысенко.

— Вот как?! Возьмите мел и напишите на баке: «Минировано». Напишите со всех сторон. Чтобы всем было видно. Я сегодня же прикажу прислать к баку часовых. К сожалению, нашу беседу придется отложить, пока не выяснится вопрос с этими минами. Я вызову вас, господин Лысенко…

Маслоэкстракционный и бондарный заводы Штифт осматривал, все еще находясь под впечатлением происшествия у бака. Он беспокойно озирался по сторонам, был невнимателен и рассеян. К тому же эти заводы были сильно разрушены, и Штифт, покидая их, сказал Гавриилу Артамоновичу:

— Вы были правы, господин Шлыков. Пока здесь делать нечего. А сейчас я должен взглянуть на электростанцию. Я понимаю толк в электричестве.

В сопровождении Покатилова Штифт вошел в громадный зал котельной. Здесь все было разрушено: аппараты, котлы, перекрытия. И все же зал невольно поражал своей грандиозностью.

— Колоссаль! — снова вырвалось у Штифта. — Я не ожидал этого!..

Он внимательно осмотрел котлы. Затем подозвал Покатилова:

— Что вы скажете, господин директор?

— Можно говорить лишь о шестом котле, господин Штифт, остальные слишком изуродованы.

— Вы, я вижу, специалист своего дела, господин Покатилов, — покровительственно заметил Штифт. — Теперь слушайте меня внимательно. На восстановлении котла будет работать бригада технического батальона. Я прикажу прислать сюда лучших русских слесарей. Через месяц котел должен дать пар. Ясно?

— Ясно, господин Штифт, — спокойно ответил Покатилов. Штифт отправился осматривать измерительные приборы.

— Можете меня не сопровождать, господин директор, — заявил он. — Я сам достаточно хорошо разбираюсь в аппаратуре.

Покатилов остался у котла. К нему подошел старый рабочий.

— Это что же будет? Ведь немец, чего доброго, пустит котел?

— Дурак он, этот немец, Антон Осипович, — спокойно ответил Покатилов. — Смотри, — и он показал рабочему на заклепочный шов нижнего барабана котла.

Старик поправил очки, внимательно вгляделся и даже крякнул от удивления. Засмеявшись, он что-то сказал Покатилову, но что — Шлыков не мог разобрать.

Когда они отошли, Гавриил Артамонович, будто ненароком, приблизился к котлу. Сначала он ничего не заметил. И только внимательно вглядевшись, увидел мелкие, как паутинка, трещинки, покрывавшие заклепочный шов барабана котла. Гавриил Артамонович удовлетворенно улыбнулся…

К зданию механических мастерских Штифт добрался, когда уже начало темнеть. Он бегло осмотрел станки, потом вынул свою записную книжку и прочел:

— Бригадир Ба-ту-рин… Позовите ко мне господина Батурина.

К нему подошел молодой человек в замасленной спецовке.

— У вас нет руки? — хмуря брови, спросил Штифт, заметив, что левый рукав батуринской спецовки был пуст.

— Я потерял руку на фронте, — ответил бригадир.

— Так… Однако у меня о вас хорошие рекомендации. Вы назначаетесь начальником механических мастерских. Завтра утром явитесь к господину Шлыкову и вместе с ним зайдете ко мне.

Когда Штифт со Шлыковым отошли на несколько шагов от мастерской, вслед им раздался молодой звонкий голос:

— Иуда!

Шлыков вздрогнул, будто его ударили хлыстом…

Они шли по темной аллее. Черными изуродованными громадами стояли по бокам разрушенные корпуса заводов. Впереди, над силосными башнями, сиял отблеск пожара: внутри бетонных цилиндров все еще продолжало тлеть хлопковое семя. Где-то далеко в городе слышались одиночные выстрелы.

Штифт шел быстро, трусливо озираясь по сторонам.

У здания конторы их встретила Анна Потаповна. Она видела — Шлыков заботливо и почтительно поддерживал под руку господина Штифта…

В кабинете Штифт на минуту задержал Шлыкова.

— Запомните! — торжественно произнес он. — Через месяц электростанция даст пар и ток. Через полтора месяца заработают заводы комбината. Или я не бетрибсфюрер Герберт Штифт!

В центре Краснодара, на широкой оживленной Красной улице в доме № 69, до прихода немцев помещался магазин «Пионер». У входа стояли две скульптуры: мальчик и девочка в пионерских костюмах.

Пришли немцы — скульптуры исчезли, а над дверью магазина появилась новая вывеска: «КАМЕЛИЯ. Акционерное общество».

В Краснодаре в период немецкой оккупации городская управа всемерно поощряла частную инициативу. Как грибы после дождя, в городе выросли десятки мелких частных предприятий. Среди них не последнее место заняла «Камелия».

Сначала в промышленный, а потом в торговый отдел управы явились два инженера-химика и дали крупные взятки начальникам отделов. Взятка была вручена и заместителю бургомистра Ляшевскому. И вскоре за подписью самого Воронкова, бургомистра Краснодара, было дано разрешение на открытие производственной лаборатории и магазина косметических и парфюмерных товаров под пышным названием «Камелия».