Вначале Батурин решил, что ему почудилось; нет, это был Бутенко с комбината — механик точных приборов — в обычной своей замасленной спецовке, худой, сутулый, с длинными волосами, делавшими его похожим на художника.

Когда Бутенко поравнялся с Батуриным и глаза их встретились, Батурину показалось: Бутенко ободряюще улыбнулся. И все же сердце у Батурина тревожно колотилось: «Кто же Бутенко — враг или друг?..»

— Давай сюда! — раздался знакомый голос лейтенанта.

Батурина втолкнули в комнату, ту самую, где недавно его накачивали рассолом. И первое, что увидел механик, было ведро воды. Оно стояло на полу перед столом.

— Вам хочется пить, господин Батурин? — насмешливо спросил немецкий лейтенант. Как и в прошлый раз, он стоял у стола, держа руки в карманах. — Вам хочется пить, господин Батурин? — повторил он. — Вот полюбуйтесь — вода чистая, холодная, без рассола. Если вы готовы быть сегодня более разговорчивым, чем в позапрошлую ночь, — пейте на здоровье… Ну, так как же? Согласны?

Батурин собрал всю свою волю, провел языком по пересохшим, растрескавшимся губам.

— Нам не о чем говорить…

— Вы правы: нам не о чем долго говорить. Я хочу от вас только фамилию того, кто посоветовал вам прятать готовые детали. Только фамилию! Тогда вы вдоволь напьетесь воды и я отпущу вас домой. Я не сомневаюсь — вы скажете мне эту фамилию: не такие, как вы, становились у меня разговорчивыми! И поэтому я готов дать вам аванс… Воды! Полкружки! — приказал он солдату.

Какое это было наслаждение — пить воду! Зубы стучали о края кружки. Тонкая струйка стекала по подбородку. И вода казалась такой драгоценной, что было жалко каждую каплю.

Три-четыре глотка — кружка опустела, но жажда не утихла. Пожалуй, пить хотелось даже еще сильней. Батурин поднял глаза. Лейтенант продолжал улыбаться. Ему, видно, доставляло удовольствие наблюдать за мучениями механика. И снова Батурин собрал всю свою волю и спокойно посмотрел в лицо немца.

— Еще хотите, господин Батурин?

— Нет… не хочу…

— Скоро же вы оправились! Ну, что же, тем лучше. Итак, фамилия того, кто руководил вами?

— Я не скажу ничего другого, кроме того, что уже сказал.

— Скажешь! — заорал немец. — Скажешь! Эй, раздеть его!

Подбежали два немецких солдата, повалили Батурина на стол, стащили с него сапоги и снова привязали к столу. Один из немцев начал было присоединять электропровода к его ногам, как неожиданно зазвонил телефон на столе лейтенанта.

Немец назвал в трубку свою фамилию. Голос его мгновенно изменился — стал почтительным и приторно сладким. Солдаты замерли, склонившись над Батуриным, стараясь не дышать.

Телефонный разговор кончился, лейтенант сказал «слушаю-с» и положил трубку.

— Твое счастье, что мне сейчас некогда. Но мы еще увидимся! Советую на досуге подумать… Отвести его обратно! Быстро!

Солдаты подхватили Батурина под руки и вытащили из комнаты. Снова они шли по коридору, по двору, снова по коридору. И, наконец, все та же горячая камера… И опять кружилась голова, мутился рассудок, и перед глазами по-прежнему стояла полноводная широкая Кубань. Кто-то бредил рядом… Батурин вскоре потерял всякое представление о времени…

Очнулся он в коридоре: всех, кто был в камере, немцы неожиданно выбросили из нее. Немцы торопились: должно быть, готовили место для новых «жильцов».

Прохладный воздух коридора освежил Батурина. Его перевели в общую камеру. И тут ему повезло: вскоре всех, кто сидел в этой камере, повели в уборную.

Батурин припал к водопроводному крану. Как вкусна была вода! Батурин пил, пил, не отрываясь, и никак не мог напиться досыта. Громадным усилием воли он заставил себя оторваться от крана…

В камеру он вернулся значительно окрепшим: уже не так мучила жажда, утихли резкие боли в желудке.

И вдруг снова открылась дверь. Грубый голос крикнул:

— Батурин! Выходи!

Неужели опять на допрос?.. На этот раз механика повели в другой конец коридора и втолкнули в полутемную камеру.

В тусклом свете слабой лампочки, висевшей под самым потолком, Батурин разглядел смутные силуэты людей. И вдруг они, эти люди, бросились к нему. Они обнимали его, радостно и горячо шепча:

— Петька!.. Батурин!.. Живой!..

Только тут механик понял, что это были его ребята, все шестеро батуринцев. И никого постороннего. Только свои!

Они улеглись на полу, тесно прижавшись друг к другу, и, возбужденные неожиданной встречей, перебивая друг друга, шепотом рассказывали о том, как их пытали. Батурин вглядывался в истомленные лица товарищей и радостно улыбался: друзья снова вместе, и все выстояли — ни один не проговорился, не предал.

Но все-таки кто же донес на них? Батурин рассказал о своей встрече с Бутенко. Мнения разделились. Одни считали, что Бутенко — изменник, подосланный Шлыковым и продавшийся немцам: иначе почему же ночью, как свой человек, свободно ходит он по коридорам жандармского управления? Другие, наоборот, как утопающий за соломинку, ухватились за Бутенко: он — наш, его Лысенко послал разведчиком к немцам…

Батурин готов был принять эту версию: он запомнил взгляд Бутенко там, в коридоре — ласковый, обнадеживающий. Механик готов был охотно поверить, что Бутенко — друг, что он мог попасть к жандармам только по заданию Лысенко. Но какое это было задание?..

Батурин мучился в догадках. Единственное, что было ему ясно: их посадили в одну камеру — и это плохо. Допросы кончены. Немцы их не выпустят живыми…

Только бы не опоздал Лысенко, если он действительно задумал спасти их!..

Как только машина с немецким советником выехала из ворот комбината, Витя отправился на розыски Лысенко. Ему вскоре повезло: он встретил Свирида Сидоровича у входа в контору.

Лысенко не узнал Витю. Когда же мальчик сказал ему, что он брат Петра Батурина, Лысенко обнял его за плечи и сказал:

— Подожди тут с полчасика, а потом приходи в контору. Скажешь — мой племянник…

В конторе Витя застал Лысенко одного. Инженер внимательно выслушал мальчика, спросил, не взяли ли чего-нибудь жандармы при обыске. Потом вызвал Анну Потаповну и, отойдя в сторону, о чем-то поговорил с нею. Потаповна взглянула на Витю и быстро вышла.

Лысенко дружески взял мальчика под руку и вышел с ним в коридор.

— Скажи матери: сделаем все, что сможем. А за сведения спасибо — они нам пригодятся. Анна Потаповна выведет тебя за ворота. Лучше было бы тебе не сразу идти домой: походи по городу, чтобы отвязаться от шпиков, если они будут следить за тобой. Помни: на комбинате я — твой дядя. Если узнаешь что-нибудь новое, важное, приходи к воротам и вызови Анну Потаповну. Она знает, где меня найти. Ну, хлопец, не вешай носа!..

Выходя из кабинета, Витя столкнулся у дверей с незнакомым ему человеком, худым, невысокого роста, сутулым. Витю поразили его длинные прямые волосы…

Мальчик сделал так, как велел ему Лысенко. Прежде чем идти домой, он долго бродил по городу, кружил по проходным дворам и внимательно наблюдал, нет ли за ним слежки. Ничего подозрительного он не заметил, однако не решился отправиться прямо домой, а заглянул к Володе, своему приятелю, с которым он подружился в пионерском лагере в Геленджике. Володя жил в близком соседстве со зданием жандармерии, в первом этаже маленького домика, примыкавшего к служебному помещению немецких жандармов. Войдя во двор, Витя заглянул в окно Володиной комнаты: Володя сидел за столом у тисков и что-то мастерил.

— Володька, здорово!

Володя вздрогнул от неожиданности и быстро сунул что-то под стол.

Когда Витя вошел в комнату, на столе ничего не было, но сбоку, из-под стола, торчало ружейное дуло.

— Эх ты, шляпа! — укоризненно сказал Витя, вытаскивая из-под стола маленькое ружье. — Как же ты так? Уж если прятать, так прятать. А то выставил дуло наружу и думаешь, никто ружья не увидит…

Об этом ружье я расскажу еще несколько дальше. К сожалению; я не знаю точно, что это было за ружье. Мне известно, что еще до войны оно подвергалось многократным «реконструкциям», в чем принимал участие и мой покойный младший сын Геня, что это ружье будто бы на сто метров пробивало пулей полудюймовую сырую доску и к тому же было почти бесшумным. Вот и все, что удалось мне узнать из сбивчивых рассказов ребятишек об этом фантастическом ружье. Доподлинно известно одно: ружье действительно существовало и стреляло так, как положено стрелять ружью.